Общая концепция крестьянской реформы

Итак, с точки зрения тактики крестьянская реформа была подготовлена неплохо, а в отдельных моментах — мастерски. Но существует еще и стратегия, т.е. вопрос о том, насколько полно концепция реформы отвечала долговременным интересам российского общества.

Первый вопрос, на который нужно ответить, состоит в том, существовала ли вообще долговременная концепция реформы и если существовала, то в интересах каких слоев, под влиянием каких факторов она формировалась.

Когда в предыдущем разделе мы писали о том, что реформу в юридическом смысле надо было начинать «едва ли не с нуля», это было, так сказать, литературным преувеличением. Определенный опыт в деле освобождения крестьян уже имелся — как иностранный, так и отечественный. Относительно недавно завершились крестьянские реформы в Пруссии и Австро-Венгрии, в России была проведена реформа П.Д. Киселева (1837—1841) по управлению государственными крестьянами. Имелся и опыт локального реформаторства по «улучшению быта крестьян» в отдельных регионах империи. Но общей концепции освобождения крепостных в масштабах всей России в начале царствования Александра 11 не существовало.

Первые шаги в разработке концепции реформ предпринимались в рамках деятельности Секретного комитета (с января по октябрь 1857 г.). Прообразом реформы для выработанных тогда наметок служили указы 1803 и 1842 гг. о вольных хлебопашцах и обязанных крестьянах. Иными словами, в деле освобождения крестьян первоначально намеревались положиться на добрую волю помещика.

Рескрипт 20 ноября 1857 г. Виленскому губернатору Назимову вдохновлялся уже иными идеями. Его прообразом служили инвен-тарии 1848 г. в Юго-Западном крае (содержали ряд ограничений в размерах повинностей крестьян, сдерживая тем самым произвол помещиков), а также опыт освобождения крестьян в трех прибалтийских губерниях (1816—1819). По условиям рескрипта крестьяне освобождались в личном плане, но без земли: последняя оставалась в полной собственности помещика.

В литературе имеются прямые ссылки, что начавшиеся вскоре крестьянские волнения в Эстляндии (весна 1858 г.), перешедшие в ряде мест в вооруженную борьбу («война в Махтре»), побудили Александра II усомниться в целесообразности освобождения крестьян без земли и под влиянием либералов (в первую очередь Я.И. Ростовцева) он принял вскоре иной план, разработанный либералами Редакционных комиссий.

План Редакционных комиссий (действовали с февраля 1859 г. по октябрь 1860 г.) создавался в ходе слаженной упорной работы; он формировался на научной основе с привлечением не только наиболее образованных чиновников центрального аппарата, но и знающих экспертов с мест. Невиданным доселе темпом — за несколько месяцев — был подготовлен проект, который лег затем в основу Положения 19 февраля 1861 г. и определил во многом содержание других реформ.

«В концепции либерального большинства Редакционных комиссий, — пишет по этому поводу Л.Г. Захарова, — крестьянская реформа — это заключенный в единый законодательный акт процесс переворота, начальная стадия которого — освобождение помещичьих крестьян от личной крепостной зависимости, конечная — превращение их (всех) в мелких собственников-хозяев при сохранении значительной части дворянского землевладения и крупного помещичьего хозяйства... Этот российский вариант нового аграрного строя... должен был исключить раскрестьянивание, образование пролетариата и связанные с ним революционные потрясения. В этой концепции сочетаются реальные и конкретные цели с утопией и иллюзиями, очень характерными для той эпохи вообще» [13].

Конкретно Положение 1861 г. сводилось к следующему: крепостные крестьяне объявлялись лично свободными без всякого выкупа; они получали от помещика надел, за что продолжали отбывать барщину или оброк, т.е. становились временнообязанными; крестьяне могли выкупить не только усадьбу, но по взаимному соглашению с помещиком и полевую землю, используя для этого казенную ссуду; по завершении выкупа прекращался вотчинный надзор помещика над крестьянами, прекращалось их состояние временнообязанных, крестьяне переходили в положение свободных собственников; все отношения между помещиком и крестьянами опосредовались общиной, последняя, в частности, коллективно оплачивала (в течение 49 лет) выкупную ссуду, предоставленную государством; выходя из крепостной зависимости, крестьяне оставались в общине, получали известное самоуправление и сообща несли повинности перед государством.

Как убедительно доказывает Л.Г. Захарова, либеральными участниками Редакционных комиссий был, видимо, обдуман и внутренний механизм прохождения реформы, который обеспечивал поступательное движение от начального этапа (личное освобождение и вхождение во временнообязанное состояние) к промежуточному (переход на выкуп) и к конечной цели (появление наряду с помещичьими хозяйствами хозяйств свободных сельских собс-твенников-крестьян). Этот механизм состоял в том, что пользование наделом признавалось «вечным», а повинность, установленная однажды, «постоянной».

Далее Л.Г. Захарова пишет: «В условиях отмены крепостного права, меняющейся рыночной конъюнктуры на землю и хлеб, при острой нужде помещиков в деньгах для переустройства своих заложенных и перезаложенных имений вечность пользования наделом и неизменность повинности за него должны были вынудить помещика к выкупу; делали выкуп единственной развязкой туго затянутого государством узла. Для крестьян также не оставалось свободы выбора. Боясь, что тяжесть экономических условий пользования и приобретения земли в собственность приведет значительному обезземеливанию крестьянства, законодатели прибегли к такой искусственной мере, как запрет отказа от земли. Этой же цели во многом служило сохранение общины, затруднительность (хотя и не запрет) выхода из нее. Система выкупа, включая роль государственной власти как кредитора, ложилась тяжелым бременем на крестьян. Расчет на “вынудительносгь” выкупа сработал безотказно: к 1881 г. 85% крестьян перешли на выкуп, а для остальных он был признан обязательным» [14].

Реформа проводилась под знаком возможно большего сохранения старых порядков. Так, в основу преобразований закладывалась ориентация на сохранение четырех основополагающих институтов: надела, общины, помещика и крестьянских повинностей. Однако наиболее медленный, наиболее лояльный к старым порядкам путь реформ был выгоден не только и даже не столько помещикам, сколько бюрократическому аппарату России. Именно либеральные бюрократы побуждали, а иногда и заставляли крепостнически настроенное дворянство идти на известный компромисс с крестьянином, которого помещики, будь на то их собственная воля, ограбили бы значительно сильнее.

О том, каковы были сугубо помещичьи планы реформ, можно судить по проектам, представленным в Редакционные комиссии со стороны консервативных в своей массе губернских комитетов. «На юге страны земля была высокого качества, здесь большинство помещиков высказались за освобождение крестьян без земли; на севере, где земля плохая, она в глазах губернских комитетов большой ценности не имела, здесь главный доход шел от оброчной эксплуатации крепостных, включая платежи с отхожих промыслов; в северных районах помещики соглашались дать крестьянам высокий надел, надеясь таким образом увеличить размер выкупа; на западе земля не очень хороша, но населения много, поэтому главная задача помещика — сохранить за собой как можно больше земли, а людей отпустить и без выкупа: в условиях перенаселенности крестьяне сами будут проситься на работу по найму; на востоке земля хорошая, но населена редко, следовательно, задача помещика предоставить крестьянам небольшой надел, закрепить их в регионе, чтобы иметь в будущем источник дешевой рабочей силы» [15].

Анализ помещичьих проектов позволяет сделать вывод, что их авторами двигал по большей части социальный эгоизм, причем без какой-либо склонности к компромиссу. Вместе с тем порайонные различия были столь значительны, что дворянство в сущности так и не выдвинуло единого общероссийского помещичьего проекта реформы. Это позволило царю и его окружению навязать дворянству более либеральный вариант, который, повторим еще раз, мог бы быть и гораздо хуже, реакционнее, чем оказался в действительности.

Реформа основывалась на продлении, консервации полуфеодальных отношений. Так, выкуп крестьянами своего надела был в известной мере формой реализации феодальной ренты. Выкуп даже формально исчислялся от суммы оброка: за надел надо было платить такую сумму, которая, будучи положена в банк, даст помещику в виде процентов оброчный платеж. Поэтому в центральных районах России, где десятина стоила при обычной покупке 25 руб., она обходилась крестьянину при выкупе в 60 руб.; разница над рыночной стоимостью и составляла (по существу) ренту.

Наряду с выкупными платежами крестьяне платили налоги местным и центральным властям. Многочисленные отрезки от дореформенного надела (о них мы скажем дальше) вынуждали к аренде дополнительных участков земли. Финансовое бремя парализовывало возможность накопления, а частые общинные переделы земель — предприимчивость, особенно среди зажиточных крестьян. Кроме того, последним из-за круговой поруки в общине приходилось уплачивать долги несостоятельных общинников. Повинности и выкупные платежи были очень тяжелы для крестьянства, но их положение после реформы все же не стало хуже, чем до нее.

С первого дня реформы крестьяне освобождались от работ, связанных с заготовкой «столовых запасов» для помещика (сбор ягод, грибов и многое другое, производившееся раньше бесплатно). Эта мера значительно облегчила положение женской части бывшего крепостного населения.

Оброк, который уплачивали временнообязанные крестьяне, устанавливался на дореформенном уровне; с учетом отрезков произошло его относительное увеличение. Но, по свидетельству ряда историков, крестьяне, особенно в нечерноземных губерниях, в некоторых случаях уклонялись от оброчных платежей [16].

После выхода крестьянина на выкуп уклониться от платежей по нему было труднее. Но накопившаяся задолженность крестьян казне (ведь ссуда, выданная правительством помещику за землю, начислялась на общину как казенный долг) побуждала правительство к снижению выкупных платежей. Вообще платежи по выкупу при всей их тяжести были все же ниже оброчных. По расчетам Б.Г. Литвака, в шести черноземных губерниях крестьяне в год должны были платить выкупных платежей примерно на 20% меньше, чем оброка [17]. Кроме того, выкупные земли были уже неотчуждаемы от крестьян: крестьянский «мир» становился их собственником.

Хотя реформа 1861 г. проводилась сплошь и рядом за счет крестьянства, назвать ее реформой помещичьей также нельзя. Помещик столкнулся с необходимостью восполнить потерю сельскохозяйственного инвентаря и рабочего скота, которые прежде бесплатно предоставлял крестьянин. Он не мог пользоваться трудом крестьян при заготовке «столовых запасов», затем и при барщине и вообще обращаться с рабочим временем крестьян, как со своим. Он не мог получить доход от продажи крепостных душ.

В шести черноземных губерниях, обследованных Б.Г. Литва-ком, помещики получили менее ²/з выкупных платежей; остальное казна, не спрашивая их согласия, изъяла на погашение их задолженности государственным финансовым учреждениям (долг помещиков казне в 1861 г. составил около 320 млн руб.) [18]. Не все бывшие крепостники растратили выкупные платежи непроизводительно. Часть из них инвестировала полученные средства в промышленность, строительство железных дорог; часть (меньшинство) использовала для модернизации сельскохозяйственного производства в поместьях. Однако многие дворяне, не сумевшие приспособиться к новым порядкам, неуклонно скатывались вниз по социальной лестнице, испытывали имущественный упадок.

Напротив, можно утверждать, что именно класс бюрократии, составлявший чиновничью опору царизма, выиграл от реформы в максимальной степени. Конечно, бюрократы, в том числе либеральные, вынуждены были идти на постоянные уступки крепостникам. (К числу главнейших относятся: система отрезков от дореформенных крестьянских наделов в пользу помещиков, составивших до 20% всего надельного фонда; массовое распространение так называемых дарственных (безвыкупных) наделов, равнявшихся '/₄ дореформенных.) Однако в целом Положение 1861 г. соблюдало прежде всего интересы самодержавия и его аппарата. К примеру, Редакционные комиссии высказались за освобождение крестьян с землей, хотя это противоречило интересам помещиков. Председатель Редакционных комиссий Я.И. Ростовцев по этому вопросу выдвигал следующие соображения: крестьянин с землей — это и плательщик налогов на содержание армии и аппарата, и солдат для службы в армии. А полупролетарий деревни сразу переставал быть опорой монархии [19].

Почему вплоть до 1906—1910 гг. проводился курс на сохранение общины, хотя последняя явно стесняла крестьянскую предприимчивость? Опять-таки из-за интересов казны: так было легче взыскивать недоимки, держать крестьян в узде патриархальных обычаев. Наконец, сама выкупная операция была задумана как грандиозный маневр в пользу правительства. Казна строила ее на основе самоокупаемости: ежегодный выкупной платеж составлял 6% ссуды, он покрывал и процент погашения, и возмещение административных расходов, и рост с затраченного капитала. В целом, как отмечал американский исследователь С. Хок, «царское правительство не потратило ни копейки на проведение великой реформы по превращению более 20 млн бывших крепостных крестьян в собственников... Более того, правительство получило больше того, что требовалось для покрытия процентов и основного капитала» [20].

Путь реформы 1861 г. был тяжел и мучителен для крестьян, поскольку в их интересах было получение земли и воли без всякого выкупа. Этот путь был неоптимальным и для помещиков, которые хотели либо освободить крестьян без земли, либо получить выкуп сполна: и за землю, и за личность крепостного. Но реализованный на практике компромиссный, медленный, требовавший наименьших усилий со стороны администрации путь был наилучшим с точки зрения самодержавия, поскольку полностью сохранял политическую власть монарха и его аппарата.