Переход к новой экономической политике

Проблема преемственности между НЭПом и экономической политикой весны 1918 г.

Отказ от политики «военного коммунизма» и переход к НЭПу в отечественной и зарубежной историографии вполне правомерно рассматривается как важный шаг, обеспечивавший более благоприятные условия для хозяйственного развития страны. Однако акценты, которые делают разные авторы при анализе причин перехода к НЭПу, отнюдь неодинаковы.

Концептуальные подходы в трактовке причин перехода к новой экономической политике в отечественной историографии долгое время определялись положениями, сформулированными в работах В.И. Ленина, И.В. Сталина, партийных документах и в «Кратком курсе» истории ВКП(б).

Одним из центральных тезисов по этой проблеме является констатация В.И. Лениным серьезного кризиса, в котором оказалось Советское государство в результате политики «военного коммунизма». «Разверстка в деревне, — говорил В.И. Ленин, — этот непосредственный коммунистический подход к задачам строительства в городе, — мешала подъему производительных сил и оказалась основной причиной глубокого экономического и политического кризиса, на который мы натолкнулись весной 1921 года»^[1]. В то же время В.И. Ленин подчеркивал, что проведение экономической политики типа НЭПа обусловливается закономерностями социалистического строительства во всех странах^[2].

В «Кратком курсе» переход к НЭПу объясняется необходимостью преодоления хозяйственной разрухи, вызванной империалистической и Гражданской войнами, расширения классовой базы диктатуры пролетариата, укрепления союза рабочего класса и крестьянства, а также возможностью начала мирного строительства без использования чрезвычайных мер^[3].

Эти положения, являющиеся во многих отношениях правильными (во всяком случае, с точки зрения марксистской теории), неизменно воспроизводились в публикациях советских историков и экономистов^[4] и исключали возможность более широкого осмысления проблемы перехода к НЭПу.

Такая возможность всегда была у зарубежных советологов, в работах которых давно утвердилось положение о том, что переход к НЭПу был вынужденным и не был каким-либо образом связан с закономерностями социалистического строительства^[5]. Так, А. Эрлих (США) констатирует, что «отступление от военного коммунизма к новой экономической политике» было осуществлено большевиками «под давлением опасности экономической катастрофы и политического переворота»^[6]. Дж. Хоскинг (Великобритания) связывает этот переход с банкротством «утопических» планов большевиков в 1918—1920 гг., когда проекты построения коммунизма «были сведены на нет Гражданской войной, деиндустриализацией и голодом»^[7].

Некоторые исследователи проблему причин перехода к НЭПу связывают с проблемой экономических предпосылок Октябрьской революции. Так, М. Мирский (Дания) воспроизводит вывод Л. Шапиро о том, что введение НЭПа было фактическим признанием большевиками отсутствия в России экономических предпосылок социалистической революции и необходимости продолжения буржуазно-демократических преобразований^[8].

Многие аналитики переход к НЭПу не без оснований связывают с прагматизмом политики большевиков^[9].

В зарубежной историографии весьма распространен тезис о том, что лишь враждебность со стороны крестьянства, антисоветские мятежи (особенно Кронштадтский) заставили партию отказаться от политики «военного коммунизма» и отменить продразверстку. М.Я. Геллер (Франция) и А. Некрич (США) пишут, что «Кронштадт убеждает Ленина в том, что положение оккупанта в завоеванной стране, население которой в подавляющем своем большинстве выступает против политики власти, удержать дольше нельзя» и пересматривает свою политику по отношению к крестьянству^[10].

Близкую точку зрения можно найти и в работах современных российских исследователей. В частности, И.В. Стародубровская и В.A. May отмечают, что «решение об изменении курса было принято в ходе десятого съезда партии совершенно неожиданно, под воздействием Кронштадтского восстания, тогда как на протяжении большей части съезда делегаты энергично обсуждали пути укрепления и развития безденежного хозяйства»^[11].

Впрочем, в работах как отечественных, так и зарубежных историков можно встретить и более взвешенные оценки роли Кронштадтского мятежа в принятии решения о переходе к НЭПу. Так, например, французский историк Н. Верт в своем курсе советской истории пишет: «Было ли введение НЭПа вызвано событиями в Кронштадте? Вряд ли. Идея изменить политику по отношению к крестьянству... уже давно витала в воздухе... Кронштадтский мятеж и приближающийся весенний сев ускорили принятие решения, которое, видимо, обдумывалось в течение всего февраля»^[12]. Такая же оценка роли Кронштадтского мятежа в принятии решения о переходе к НЭПу дается известными английскими советологами А. Ноувом и Л. Шапиро (США)^[13]. Аналогичную трактовку этой проблемы мы найдем и в курсе истории России, опубликованной Институтом российской истории РАН под редакцией А.Н. Сахарова^[14].

Историки, придерживающиеся такой точки зрения, правомерно указывают на то, что еще до Кронштадтского мятежа, в тяжелейших условиях войны Советское государство понимало необходимость улучшения состояния крестьянского хозяйства, обеспечения не только военно-политического, но и экономического союза между рабочим классом и крестьянством. Так, выступая на Московской губернской конференции РКП (б) в ноябре 1920 г., В.И. Ленин говорил о необходимости оказания помощи крестьянству, «что означает... обдуманный ряд мер для того, чтобы крестьянское хозяйство, которое будет существовать еще долго, поднять на должную высоту»^[15].

В конце 1920 г. В.И. Ленин еще не ставил вопрос о замене продразверстки продналогом, однако к этому времени стало ясно, что продразверстка лишает крестьян материальных стимулов к увеличению сельскохозяйственного производства, тормозит развитие производительных сил в деревне и порождает серьезные проблемы в области взаимоотношений рабочего класса и крестьянства. Кронштадтский мятеж показал настоятельную необходимость скорейшей отмены продразверстки, однако переход к НЭПу подготавливался всей логикой хозяйственного развития страны в конце 1920-х — начале 1921 г. Не случайно, что уже в ноябре—декабре 1920 г. В.И. Ленин доказал необходимость и выгодность для Советской республики концессионных договоров с иностранными предпринимателями^[16].

Историки, не связывающие введение НЭПа только с событиями в Кронштадте, правомерно ссылаются на то, что еще за три недели до мятежа, 8 февраля 1921 г., В.И. Ленин на заседании Политбюро ЦК РКП (б), на котором обсуждался вопрос о весеннем севе и положении крестьян, сделал «предварительный, черновой набросок тезисов насчет крестьян». Тезисы предусматривали «удовлетворить желания беспартийного крестьянства о замене разверстки (в смысле изъятия излишков) хлебным налогом», «уменьшить размер этого налога по сравнению с прошлогодней разверсткой» и «расширить свободу использования земледельцем его излишков сверх налога в местном хозяйственном обороте, при условии быстрого и полного внесения налога»^[17].

Аналитики (в большинстве своем это представители зарубежной историографии), доказывающие, что продразверстка была отменена главным образом из-за страха перед мятежом крестьян, исходят из тезиса о том, что «военный коммунизм» — это идеал большевизма, а продразверстка — та форма заготовок сельскохозяйственной продукции, которая в наибольшей степени соответствовала этому идеалу. Так, Ш. Ричман (США) пишет, что «утверждения Ленина и других... показывают со всей ясностью, что военный коммунизм был сознательной целью революции и не связан с Гражданской войной». Этот автор полагает, что в заявлениях Ленина о том, что «военный коммунизм» был в известной мере ошибкой, «не было бы необходимости», если бы он «был введен как чрезвычайная мера»^[18].

Эта проблема является дискуссионной и, по-видимому, не может быть решена однозначно^[19]. Однако невозможно отрицать, что продразверстка и многие другие меры «военного коммунизма» были вызваны тяжелейшими условиями Гражданской войны и иностранной военной интервенции и в этом смысле были вынужденными. Были в этой политике и ошибки. В частности, В.И. Ленин относил к их числу попытки «непосредственными велениями пролетарского государства наладить государственное производство и государственное распределение продуктов по-коммунистически в мелкокрестьянской стране»^[20].

Довольно широко распространена точка зрения, согласно которой решительный поворот в экономической политике был впервые обоснован не В.И. Лениным, а меньшевиками и эсерами, а также Л.Д. Троцким. В частности, С. Малле (США) пишет, что «аргументы меньшевиков и левых социалистов-революционеров, которые не преодолели барьер большевистского догматизма на восьмом съезде Советов, стали убедительными в начале 1921 г.»^[21].

В работах отечественных историков о НЭПе, опубликованных в советский период, формулировался тезис о преемственности между экономической политикой, которую проводили большевики весной 1918 г., и новой экономической политикой. Это положение нашло отражение и в статье «Новая экономическая политика», опубликованной в Большой советской энциклопедии. С ним соглашались и историки, обсуждавшие проблемы НЭПа в период повышенного интереса к этой модели в годы перестройки. Так, В.П. Наумов в беседе с корреспондентом «Правды», состоявшейся в 1988 г., подчеркивает, что Закон о продналоге был принят в 1918 г., а в 1919 г. на VIII съезде партии была одобрена Программа РКП(б), в которой «сформулированы основные принципы и задачи экономической политики переходного периода»^[22]. Этот тезис, для которого есть немало оснований, характерен и для современной российской историографии. Так, Р.А. Белоусов пишет, что с переходом к НЭПу «экономическая политика возвращалась к замыслу 1918 года — хлебному налогу»^[23].

В то же время в зарубежной историографии и в работах некоторых российских авторов этот вывод нередко подвергается сомнению. Так, С. Малле считает, что утверждение В.И. Ленина «о преемственности между политикой 1918 г. и 1921 г. было произвольным и вводящим в заблуждение»^[24]. К такому выводу склоняются и некоторые современные отечественные исследователи. Например, И.В. Стародубровская и В.A. May отмечают, что «Ленин связывал идеологические источники НЭПа с некоторым комплексом идей, содержавшихся в его работах конца 1917 — начала 1918 г. В дальнейшем подобная трактовка стала господствующей среди историков, в первую очередь советских. Между тем само представление о выношенности, теоретической разработанности концепции НЭПа неадекватно отражает реальность»^[25].

Пожалуй, наиболее взвешенную трактовку проблемы преемственности между экономической политикой весны 1918 г. и НЭПом дал английский историк Э. Карр. По его мнению, ответ на этот вопрос зависит от того, как трактовать «военный коммунизм». Если считать военный коммунизм отклонением от нормального пути, то «НЭП явился цепочкой шагов, компенсирующих прискорбное, хотя и вынужденное отклонение от цели, возвратом на надежную дорогу, по которой шли до июня 1918 г.». Если же относиться к «военному коммунизму» как «к сверхстремительному, с чрезмерным энтузиазмом совершаемому броску вперед, в заоблачные выси социализма, несомненно, преждевременному, но тем не менее похвальному, то в этом случае НЭП был временным отступлением от позиций, которые военный коммунизм был не в состоянии удержать в тот момент, но которые должны быть возвращены и возвращены скорее рано, чем поздно». Предпосылкой первой точки зрения, по Э. Карру, является необходимость учитывать факт существования отсталого крестьянского хозяйства, предпосылкой второй — необходимость индустриализации и недопустимость ущемления интересов главного оплота революции — рабочих^[26].

При оценке трактовок перехода к НЭПу, представленных в работах отечественных и зарубежных авторов, нельзя недооценивать тот факт, что большевики при выработке ориентиров экономической политики могли опираться на теорию переходного периода, основы которой были сформулированы в работе К. Маркса «Критика Готской программы». В ней, как известно, содержалось положение о том, что «между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе»^[27]. В своей книге «Пролетарская революция и ренегат Каутский», написанной в октябре—ноябре 1918 г., В.И. Ленин констатировал, что «переход от капитализма к коммунизму есть целая историческая эпоха»^[28], и это положение полностью соответствует выводам К. Маркса^[29].

Есть много оснований полагать, что правы те историки, которые придают большое значение тому факту, что весной 1918 г., когда казалось, что наступила мирная передышка, В.И. Ленин доказывал необходимость проведения экономической политики, во многом предвосхищавшей НЭП.

Действительно, уже тогда признавалась важность использования госкапитализма, обуздания мелкобуржуазной стихии, широкого применения материальных стимулов в строительстве социализма, получения сельскохозяйственной продукции на основе продуктообмена с крестьянством. В апреле—мае 1918 г. В.И. Ленин в качестве мер повышения производительности труда называл «введение сдельной оплаты, применение многого, что есть научного и прогрессивного в системе Тейлора, соразмерение заработков с общими итогами работы фабрики или с эксплуатационными результатами железнодорожного и водного транспорта и т.д.»^[30]. В «Докладе на I Всероссийском съезде представителей финансовых отделов Советов 18 мая 1918 г.» В.И. Ленин в качестве одной из главных задач назвал проведение в самом ближайшем времени денежной реформы, в ходе которой должна быть осуществлена «замена старых денежных знаков новыми»^[31].

Эти установки удалось осуществить лишь после окончания Гражданской войны, с переходом к НЭПу. В этом смысле правы те аналитики, которые считают, что новая экономическая политика была новой лишь по отношению к политике «военного коммунизма» и во многих отношениях являлась развитием ленинского плана начала социалистического строительства, разработанного весной 1918 г.

Невозможно отрицать, что уже в начале 1920 г. высказывались предложения об изменении экономической политики, исходившие как от самих большевиков, так и от их политических оппонентов. Так, на VIII Всероссийском съезде Советов представители умеренных социалистов предложили в рамках продовольственной политики обеспечить возможность крестьянам относительно свободно распоряжаться излишками продукта, остающегося у них после выполнения государственных повинностей^[32].

Среди большевиков аналогичного подхода придерживались Ю. Ларин и Л.Д. Троцкий. Ю. Ларин на III Всероссийском съезде Советов народного хозяйства предложил отказаться от продразверстки, ввести продовольственный налог, по размерам в два раза меньший продразверстки, а остальную продукцию получать от крестьян путем товарообмена. Это предложение получило поддержку на съезде, хотя реализовано не было.

В марте 1920 г. Л.Д. Троцкий представил в ЦК записку о корректировке политики в отношении крестьянства. Он предупреждал о пагубных последствиях продразверстки для экономики страны. В богатых земледельческих районах (в Сибири, на Дону, на Украине) он предлагал заменить продразверстку процентным натуральным налогом и снабжать крестьян промышленными товарами через индивидуальный товарообмен, а не по классовому принципу. В разоренных центральных губерниях Л.Д. Троцкий предлагал дополнить принудительную продразверстку принудительными мерами по обработке земли и стимулировать коллективизацию сельского хозяйства^[33]. Эти предложения не были приняты В.И. Лениным и большинством ЦК, и Л.Д. Троцкий быстро от них отказался.

К числу авторов, занимающих довольно взвешенную позицию по вопросу о том, кому принадлежит приоритет в разработке основных положений концепции НЭПа, относится итальянский историк-марксист Дж. Боффа. Он признает, что идея продналога «сама по себе... была не нова: ее уже выдвигали меньшевики, а среди большевиков — годом раньше — Троцкий. Ленин, однако, рассматривал ее в более широком контексте, что придало ей более глубокий смысл, значение радикального поворота. Вопрос этот был для него прежде всего политическим... Ленин говорил теперь о крестьянстве вообще, не делая больше различия между бедняками и богатыми... Таково было огромное новшество, предложенное X съезду...»^[34].

Тезис о том, что основоположником НЭПа был В.И. Ленин, не вызывал сомнения в отечественной историографии советского периода. Он поддерживается и большинством современных российских историков и экономистов. Так, авторы недавно опубликованного учебника по истории экономики и экономической мысли России Г.Г. Богомазов и И.А. Благих вполне обоснованно подчеркивают, что «новая экономическая политика как целостная концепция развития страны... не равнозначна не только замене продразверстки продналогом, но и изменению экономической политики по отношению к деревне в целом», так как эта концепция «предусматривала... кардинальные изменения во всей системе хозяйственных отношений, охватывающих и сельскохозяйственное, и промышленное производство, и сферу обращения»^[35]. Понятно, что такая концепция была сформулирована именно В. И. Лениным.

• [1] Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 159.
• [2] Там же. С. 329.
• [3] См.: История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. М„ 1945. С. 237-239, 244-246.
• [4] См., например: Берхин И.Б. История СССР. Советский период. М., 1987. С. 173-176.
• [5] Одним из немногих исключений является английский экономист-марксист М. Добб, который в своей монографии «Советское экономическое развитие с 1917 г.» воспроизводит типичное для советской историографии положение об обусловленности НЭПа закономерностями социалистического строительства. См.: Dobb M.A. Soviet economic development since 1917. L., 1972. P. 123-124, 146-147.
• [6] Эрлих Л. Дискуссии об индустриализации в СССР. 1924—1928: пер. с англ. М„ 2010. С. 21-22.
• [7] См.: Хоскинг Дж. Россия и русские. Кн. 2: Пер. с англ. М., 2003. С. 142; Hosking G. A history of the Soviet Union. L., 1985. P. 130; Riasanovsky N.V. A history of Russia. N.Y., 1977. P. 526; A documentary history of communism / Ed. by R.V. Daniels. Vol. 1. Hannover, L., 1984. P. 143.
• [8] Mirski M. The mixed economy NEP and its lot. Copenhagen, 1984. P. 37.
• [9] См., например: Munting R. The economic development of the USSR. L., Canberra, 1982. P. 46. Аналогичная точка зрения широко представлена и в современной отечественной литературе. Так, И.В. Стародубровская и В.А. May пишут, что переход к нэпу — «самый яркий, хрестоматийный пример гибкости большевиков» (Стародубровская И.В., May В.Л. Великие революции: от Кромвеля до Путина. М.: Вагриус, 2001. С. 152).
• [10] Геллер М., Некрич А. Утопия у власти. T. 1. М., 1996. С. 119. См. также: Kaser М. Soviet economics. L., 1970. P. 99; Costello M. Soviet economic dilemmas // Editorial Research Reports. 1982. Vol. 1. N 7. P. 137.
• [11] Стародубровская И.B., May В.A. Указ. соч. С. 153.
• [12] Верт И. История советского государства. 1900—1991: пер. с фр. М., 1992. С. 144.
• [13] См.: Nove A. Studies in economics and Russia. Houndmills et al., 1990. P. 58; Schapiro L. The government and politics of the Soviet Union. N.Y., 1977. P. 42.
• [14] История России. T. 2 / Под ред. А.Н. Сахарова. М., 2005. С. 519.
• [15] Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 42. С. 30.
• [16] Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 42. С. 72, 75, 78.
• [17] Там же. С. 333.
• [18] Richman Sh.L. War Communism to N EP: the Road from Serfdom // The Journal of Libertarian Studies. 1981. Vol. V. No 1. P. 92. Отметим, что точка зрения, согласно которой режим «военного коммунизма» соответствовал «социалистическому идеалу» по Марксу и необязательно связан с войной, встречается и в современной отечественной историографии. Так, В.Г. Сироткин, останавливаясь на этом вопросе, подчеркивает, что декреты о национализации банков (26 января 1918 г.) и торгового флота (14 февраля 1914 г.) были приняты до начала Гражданской войны, а декрет о национализации мелкой промышленности (29 ноября 1920 г.) — после окончания войны с Польшей и изгнания Врангеля из Крыма. В этом же направлении, по мнению В.Г. Сироткина, шло принятие закона ВЦИК «О социализации земли» от 9 февраля 1918 г., означавшего фактическую отмену «эсеровского» Декрета о земле, принятого 26 октября 1917 г. См.: Сироткин В.Г. Вехи отечественной истории. М., 1991. С. 162.
• [19] И.В. Стародубровская и В.A. May признают, что «остается открытым вопрос, в какой мере политика “военного коммунизма” была вынужденной экстремальными обстоятельствами, а в какой мере сами эти обстоятельства создали условия для реализации большевиками своего идеала» (Стародубровская И.В., May В.Л. Указ. соч. С. 162).
• [20] Ленин В.И. Полн.собр. соч. Т. 44. С. 151.
• [21] Malle S. The economic organization of war communism. 1918—1920. Cambr. et.al., 1985. P. 452-454.
• [22] НЭП: суть, опыт, уроки // Страницы истории КПСС. Факты. Проблемы. Уроки. Сост. В.К. Горев и др. М., 1988. С. 214; Наумов В., Курин Л. НЭП: суть, опыт, уроки // Урок дает история. Сост. А.А. Ильин. М., 1989. С. 93, 94.
• [23] Белоусов Р.А. Экономическая история России. XX век. Кн. 2. М., 2000. С. 246.
• [24] Malle S. Op. cit. P. 452-454.
• [25] Стародубровская И.B., May В.А. Указ. соч. С. 152—153.
• [26] Карр Э. Большевистская революция. 1917—1923. Т. 2: пер. с англ. М., 1990. С. 616.
• [27] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 27.
• [28] Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 37. С. 364.
• [29] Эта аргументация широко использовалась в советской историографии НЭПа. Она сохраняет силу и в современной отечественной историко-экономической литературе. См., например: Богомазов Г.Г., Благих И.А. История экономики и экономической мысли в России. М., 2010. С. 516. Тезис о том, что НЭП — экономическая политика, адекватная переходному периоду от капитализма к социализму и соответствующая представлениям К. Маркса об этом периоде, можно встретить и в работах зарубежных авторов-марксистов (см.: Ellenstein J. Historie de l’U.R.S.S. Vol. II. P., 1973. P. 12-13).
• [30] Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 36. С. 279.
• [31] Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 36. С. 354.
• [32] См.: История Отечества: события, люди, решения. Очерки истории Советского государства. М., 1991. С. 120.
• [33] См.: Троцкий Л. Моя жизнь: опыт автобиографии. Т. 1,2. М., 1991. С. 440,441.
• [34] Боффа Дж. История Советского Союза. Т. 1: пер. с итал. М., 1994. С. 159.
• [35] Богомазов Г.Г., Благих И.Л. Указ. соч. С. 513—514.