Необходимый пролог, или Проблемы, уроки, итоги

В самой человеческой природе заложено стремление к счастью. Оно — основа жизни. И приобретает разный смысл. Для одних счастье — сугубо личное материальное благополучие, удовольствие и наслаждение. Для других — нечто большее: когда личное неотрывно от общественного блага. Когда «чужого горя не бывает». Когда людьми движет сострадание, потребность в правде и справедливости. Эти неравнодушные, креативные люди, в какой бы сфере они ни трудились, — решающая сила в общественном прогрессе. Великие истины добра заключены в священных книгах. В религиозных заповедях. В мифах, легендах, сказках. В мечтах о бессмертии. Вечной молодости. И любви. О лучшей доле для людей.

Мечта эта воплотилась в литературе, начиная с древнейших времен. И с классической наглядностью — в «Утопии» Томаса Мора, ставшей важным звеном в развитии утопического жанра. Позднее эти прорывы в светлое будущее стали важным элементом многих литературных произведений у Беньяна и Свифта, Вольтера и Шелли, Годвина и Гете и многих других. Это будущее стало ассоциироваться с понятием социализма. Сначала утопическим, каким он рисовался в трудах Оуэна, Фурье, Сен-Симона. Позднее марксисты определили существо «научного» социализма. Сегодня в это понятие в разных странах, в разных культурах вкладывают свой смысл. Для одних это продукт коммунистической идеологии, для других — социал-демократической. Но прежде всего социализм ассоциируется с наиболее широким понятием «социальная справедливость» (socialjustice). А оно включает в себя представление об обществе, в котором с возможной полнотой реализуются принципы демократии, подлинной свободы и равенства, достойные отношения между трудом и капталом, преодолен резкий контраст между богатыми и бедными, обеспечен необходимый жизненный уровень для всех, достигнуто верховенство закона, справедливо распределяются национальные богатства, государство отвечает за здоровье и образование граждан.

Эти идеалы и устремления в разной мере получали отражение в литературе США, хотя многие американские идеологи считают, что «социализм» как теория «иностранная», «заемная» противопоказан Америке, ее традициям, менталитету. А потому проблема, рассмотренная в нашей книге, якобы несущественна. Мы, однако,

з

убеждены в ее научной актуальности, о чем свидетельствуют факты, нами приводимые.

Существуют разные модели и разновидности социализма: африканский (Гана, Мозамбик, Ангола), китайский, западноевропейский, английский (лейборизм), кубинский... Иногда он становится лозунгом социалистических и социал-демократических партий, не имея под собой четкой социально-экономической основы. В сущности, речь идет обычно о возможно полной реализации принципов демократии, народовластии и верховенстве прав человека.

* * *

С момента своего образования, освободившись от колониальной зависимости, Америка провозгласила себя оплотом демократии и свободы (несмотря на позор рабовладения), прибежищем всех страждущих, мировым лидером в плане экономической мощи. Если символом России был человек с ружьем, защищающий свои границы и сражающийся с внешним врагом, то символом Америки — человек с топором, труженик, осваивающий огромные необжитые пространства континента. Провозглашалось, что Америка — страна неограниченных возможностей, предлагающая новоприбывшим набор перспектив, необходимых для процветания каждого.

Но так ли оно на самом деле? Насколько реальна и справедлива подобная благостная картина? Какова она, «другая Америка»?

Будучи вдали от родины, Джон Рид в своей оставшейся неоконченной, созданной в уитменовском ключе поэме «Америка 1918» писал:

«...За океаном моя страна, моя Америка,

Опоясанная сталью, бряцающая оружием,

Выкликающая громким голосом

Высокие слова: “За Свободу... За Демократию”.

Глубоко во мне что-то дрогнуло, откликается (Моя страна, моя Америка!) —

Как будто высокой и пустой ночью

Она зовет меня — моя потерянная, моя первая,

Моя разлюбленная, разлюбленная, разлюбленная...»

* * *

Да, Америка — страна сложная, неохватная, крайне противоречивая. О ней рискованно судить по пропагандистским клише, порожденным текущей политической конъюнктурой. Поколения писателей, социологов, философов задумывались над американским феноменом, что нашло отзвук в обширном списке очерково-документальных книг, в которых наличествуют в заголовках понятия: Америка, американский.

В настоящей книге идет речь о тех сторонах американской действительности, которые стали почвой для появления произведений, одушевленных идеалами социализма, социальной справедливости, вдохновленных протестными настроениями и пафосом обнажения «болевых точек» общества. Это — страна, знавшая остроту стачечной борьбы, громких политических процессов, эксцессов расизма, охоту на «красных», жестокие кризисы, маккартизм и опасность профашистских сил, но также массовые молодежные, анти-расистские и антимилитаристские акции.

Именно в Америке сформировалось такое явление, как «литература протеста». Громкие сенсационные разоблачения «Системы», осуществленные «разгребателями грязи». Романы, названные «бомбами», появление которых вызывало не только литературный, но мощный общественный резонанс. Романы, несущие мощный заряд обличения зла, такие как «Хижина дяди Тома» Гарриет Бичер-Стоу, «Джунгли» Эптона Синклера, «У нас это невозможно» Синклера Льюиса, «Гроздья гнева» Джона Стейнбека.

Америка — общество многоэтническое, отнюдь не однозначное и не единое. В нем очевидны острые социальные контрасты. Об этом всегда напоминали наиболее проницательные и честные писатели.

«Я не верю, что мы живем в одной и той же стране. Для нас Америка — одно, для вас совершенно другое», — говорит бедняк фермер Кемп в разговоре с великосветской дамой мисс Мейкли, ратующей за гармонию классов. Это персонажи утопического романа У.Д. Хоуэллса «Путешественник из Альтрурии» (1894): «Мне велят любить Америку. Но где Америка? — спрашивает лирический герой стихотворения «120 миллионов» поэта-коммуниста Майкла Голда. — «Америка не одна, — отвечает он. — Это страна тех, кто стреляет в забастовщиков, и тех, кто созидает богатства своим трудом». «Мы две нации. Америка — наша нация — была побита чужаками, которые купили законы», — так рассуждает в одном из лирических монологов заключительного тома «Большие деньги» (1936) автор трилогии «США» Дос Пассос. Эти горькие слова вызваны известием о казни Сакко и Ванцетти^[1].

Не случайно, что наиболее серьезных проницательных писателей заботили опасные тенденции и процессы, подтачивавшие демократические основы в стране. Уитмена тревожил набиравший силы «дракон наживы». Хоуэллса — тенденции перерождения республики в «плутократию». Марка Твена — возвышение «нового феодализма», денежных, угольных, нефтяных «королей». Джека Лондона — жестокость «железной пяты» монополий, подавляющей выступления трудящихся.

Об аналогичных примерах и фактах мы будем многократно вспоминать на страницах книги.

* * *

На заре национальной истории США возникло понятие «американская мечта». Оно достаточно широко, весьма расплывчато в своих параметрах, но прочно вошло в критическую, философскую и историческую литературу. Джеймс Траслоу Адамс в книге «Американский эпос» (1931) так, например, объясняет этот термин: «...американская мечта — это мечта о стране, в которой перед каждым человеком открываются возможности, соответствующие его способностям и заслугам». В этом обществе якобы достигается полное равенство и стираются социальные градации, каждый свободнорожденный американец может заработать миллионы и стать президентом. «Американская мечта» — это символ высших возможностей, которые дает личности буржуазно-демократическая система.

Что же касается «массового» американца, не склонного к философской абстракции, то для него «американская мечта» просто явилась синонимом престижности, богатства, материального преуспевания, того, что в США именуют понятием «успех». Апологетика бизнеса, предприимчивости, деловой инициативы проникла в литературу, вызвав к жизни специфический для Америки жанр — деловую повесть. «Никакая другая страна не могла бы произвести на свет Хорейшио Олджера», — пишет публицист Гилберт Грин, имея в виду популярнейшего в конце XIX в. автора, одного из первых поставщиков «массового чтива», пленившего миллионы соотечественников, особенно малоискушенных, сентиментальными сюжетами о бедном подростке, обычно рассыльном или чистильщике сапог, который в силу врожденной добродетели и трудолюбия становился богатым. Уже тогда массовая беллетристика стала специализироваться на «житиях» миллионеров, воротил бизнеса, предлагая читателям их отлакированные имиджи. Восхождение к вершинам успеха, удачливость, «сладкая жизнь» этих людей призваны были иллюстрировать неограниченные американские возможности.

Однако по мере исторического движения американского общества выходили на поверхность и обострялись противоречия, заложенные в самой природе частнособственнических отношений. И добавим мы, не только американских! А вместе с этим процессом блекла, подвергалась коррозии, лишалась притягательности, оборачивалась иллюзией и «американская мечта».

Это стало особенно наглядным после Гражданской войны (1861 — 1865). Наступил «позолоченный век», пора удач для нуворишей и спекулянтов. Рожденная «пионерской» эпохой идея свободного развития личности в обществе свободной конкуренции оказалась несостоятельной в условиях стремительного роста трестов и монополий. В конце века обнаружилось, что власть в стране забирает плутократия. Государство выполняет волю не народа, а сильных мира. Испано-американская война 1898 г., захватническая по своей сущности, означала вступление страны в империалистическую стадию. Война нанесла удар по «последним могиканам буржуазной демократии».

А «американская мечта»? По мере того как принципы джефферсоновско-линкольновской демократии подвергались деформации, она все откровеннее приспосабливалась для целей идеологического камуфляжа. Аккумулированные в ней высокие лозунги и приоритеты становились расхожей, но лишенной подлинного смысла политической фразеологией, украшением очередной реформистской программы. В кризисные полосы американской истории выдвигались броские, спасительные формулы: Вильсон возвещал «новую свободу», Рузвельт — «новый курс», Кеннеди — «новые рубежи». Джонсон на пике Вьетнамской войны обещал построить «великое общество».

Но «великое общество», провозглашенное Джонсоном, сменившим погибшего Кеннеди, оказалось таковым далеко не для всех. В 1961 г. американский публицист и социолог Майкл Харрингтон выпустил книгу, озаглавленную «Другая Америка». Этот образ будет не раз возникать в нашей работе. Харрингтон написал исследование о многомиллионной армии американских бедняков, о безработных, сельхозрабочих, стариках, представителях этнических меньшинств — всех тех, кто опустился на «экономическое дно». Их стараются не замечать. О них почти не пишут. Одну из глав своей книги Харрингтон так и назвал: «Невидимая страна».

«Другой страной» назвал Джеймс Болдуин в одноименном романе обитателей черных гетто. Когда Ральф Эллисон назвал один из самых лучших романов послевоенной литературы США «Невидимый человек» (1952), он удачно уловил суть проблемы: темнокожие американцы — «невидимые» люди, «маски», «тени», которых не хочет замечать «белая Америка». Конечно, в результате негритянской революции многое изменилось. Негры добились юридического равноправия, и об этом нельзя забывать. Но глубинные контрасты в обществе сохранились.

Тот же Харрингтон 23 года спустя на очередном историческом витке возвращается к избранной теме. Его труд называется «Новая беднота в Америке» (1984). Автор констатирует, что в эпоху хваленой «рейганомики» бедность продолжает оставаться одной из острейших проблем в стране, именуемой «обществом изобилия».

Издавна идет спор об историческом пути Америки, ее опыте и особенностях, об «американской исключительности», что определяет две полярные тенденции, во многом контрастные, получившие отражение в литературе.

Одна из них питалась убеждением в том, что в условиях американской демократии, могут быть реализованы высокие, вдохновленные просветительством идеалы «отцов-основателей», зафиксированные в конституции, Декларации независимости и Билле о правах. Идеалы свободы, равенства и счастья.

Когда первые переселенцы из Европы, спасаясь от религиозных гонений, приплывали в Америку, они вдохновлялись заманчивой картиной «земли обетованной». Америка была Новым Светом, континентом щедрых, неосвоенных богатств, неким Эдемом. «Страной свободных и смелых», счастливо избавленной от феодальных пережитков Старого Света. Война за Независимость, принесшая свободу колониям, казалось, открыла перед Америкой самые радужные перспективы.

Подобные оптимистические надежды были сильны в первые десятилетия XIX в.: Джефферсон уповал на содружество небогатых фермеров на свободных землях, Линкольн воплощал героику аболиционистской эпохи. Правда, в Америке сохранялось рабство, а капиталистический прогресс сопровождался безжалостным истреблением коренного населения континента — индейцев. Но иллюзии относительно «американской исключительности» долго еще владели умами, и владеют до сих пор.

* * *

В нашей книге мы подходим к характеристике другой тенденции в американской литературе, оспаривающей тезисы идеологов, о которых шла речь. И здесь возникают отнюдь не малоизвестные и незначительные имена, нередко отсутствующие в справочных изданиях и пребывающие где-то на обочине, «периферии» литературного процесса, в стороне от его главного потока. Отнюдь нет!

Назовем вкратце эти тенденции и факты, которые получат более подробную интерпретацию в нашей книге. Именно ранние романтики в 1830—1840 гг., недовольные результатами капиталистического прогресса, увлеченные идеями Оуэна и Фурье, основывали не на американской земле первые социалистические общины и колонии, правда, оказавшиеся недолговечными. Среди его участников в колонии Брук Фарм был Натаниел Готорн вместе с женой Софией Пибоди, описавший свой опыт в «Романе о Блайтдейле» (рус. пер. «Зеленый дол»). Гениальный Уитмен выразил мечту о светлом будущем, основанном на человеческом братстве и солидарности в обществе, преодолевшем алчность, в стихотворении «Приснился мне город». Марк Твен, не приемлющий революционного насилия, по приверженности к подлинной демократии, воздал хвалу «новому хозяину», рабочему классу в речи «Рыцари труда. Новая династия» (1887), речи, многие годы пролежавшей в архиве. Он же осудил «новый феодализм», в лице всесильных королей нефти, угля, руды.

Процветающую Америку, в которой восторжествовали справедливость и равенство, нарисовал Беллами в знаменитом романе «Взгляд назад», имевшем не только международный резонанс, но вызвавший к жизни движение национализаторов, стремившихся воплотить в жизнь его планы. У.Д. Хоуэлле не только прямо писал об иллюзорности «политической демократии», которой он противопоставлял «экономическую демократию», но и называл себя социалистом и рисовал идеальное общество в «альтрурийской» дилогии.

Идеи социализма в той или иной мере сказались в творчестве других художников «первого ряда», таких как Джек Лондон, Э. Синклер, Рэндольф Борн, Джон Рид, Теодор Драйзер, Уильям Дюбуа, Ричард Райт и др. На раннем этапе их разделяли Карл Сэндберг, Юджин О’Нил, Синклер Льюис. Ими были увлечены многие писатели в пору «красных тридцатых», хотя позднее иные от них отошли (Дос Пассос, Райт, Уолдо Фрэнк, Говард Фаст). Их пути были нередко противоречивы, драматичны. Но по-своему поучительны.

Достижения Америки в научно-технической области не исключали, а порой и подчеркивали остроту вставших перед ней в XX в. проблем, классовых, социальных, национальных, таких как безработица, расизм, угнетение меньшинств, скандальные разоблачения коррупции верхов.

Именно в XX в. в устах историков все настойчивей звучит горькое признание: «американская мечта» превратилась в американский миф. В 1931 г., когда США пребывали в состоянии глубокой депрессии, критик Эдмунд Уилсон писал: «Старый американский идеал или легенда о бедном юноше, становящемся миллионером (он сменил бедного юношу, становящегося президентом), утратили сегодня свой притягательный блеск... Эта романтическая легенда была отражением романтической эпохи, которая провозгласила равные возможности, открыв талантам дорогу. Но реальностью общества миллионеров стали уродства капитализма». С горечью констатируя процесс потери «американской мечты», потонувшей в какофонии страха, умиротворенности и компромисса, Уильям Фолкнер уже в середине 1950-х гг. писал о «громких и пустых словах», лишенных какого бы то ни было смысла, таких словах, как свобода, демократия, патриотизм: «Произнося их, мы, наконец-то разбуженные, отчаянно пытаемся скрыть потерю от самих себя».

Девальвация идеалов привела к тому, что в 1960-е гг. в США был создан специальный «Комитет по реализации американской мечты». Ему противостоял сборник, красноречиво озаглавленный «Американские мечты, американские кошмары» (1971). В нем весьма недвусмысленно прозвучала мысль о том, что мечта обернулась обманом, стала кошмаром. Радикальный критик Максуэлл Гайсмар прямо назвал ее «господствующим мифом», культивируемым средствами массмедиа. Как не вспомнить здесь проницательного сатирика Синклера Льюиса, изобразившего в романе «Гидеон Плениш» деятельность некоей Комиссии по определению значения слова «демократия» для целей пропаганды.

Оспаривая известный тезис американских историков и философов об «иностранном», даже «советском» генезисе социализма, Эптон Синклер писал: «Даже в пору расцвета индивидуализма наших пионеров находились американцы, которые мечтали о разумно организованном обществе, основанном на справедливости. У нас были наш Брук Фарм и множество других колоний почти сто лет назад. У нас есть наше американское социалистическое движение с такими лидерами, как Альберт Брисбейн и Горэс Грили, Уэнделл Филиппе, Френсис Уиллард и Эдуард Беллами — и так вплоть до Джина Дебса и Джека Лондона. Они были истинными американцами, обращавшимися к своим соотечественникам на их родном языке».

Джозеф Норт, критик-коммунист, в своей автобиографической книге «Нет чужих среди людей» пишет: «...идея социализма пустила корни во всех странах, в том числе и в моей, и нигде в мире нельзя на нее поставить иностранное клеймо». «Социалистическое движение в Америке существовало за сто лет до русской революции», — напоминает Майкл Голд в статье «Писатель в Америке». Даже такой далекий от марксизма литературовед, как Фей Блейк, признает: «Интерес к социализму имеет глубокую традицию в среде американских интеллектуалов начиная с сороковых годов прошлого века, с ранних социалистических коммун, подобных Новой Гармонии и Брук Фарм».

Джек Лондон состоял в рядах социалистической партии, подписывал свои обращения «Ваш во имя революции», а в романе-предупреждении «Железная пята» (1907) показал эксцессы восстания и террористическую сущность всевластия монополий. Через всю свою жизнь пронес Эптон Синклер приверженность идеалам социализма, нашедшим отзвук и получившим преломление в его романах, несмотря на очевидные художественные недостатки. Неутомимым правдоискателем был Линкольн Стеффене, признавший на исходе жизни верность «пути Ленина». Поборником идеалов социальной справедливости и приверженцем реалистической и гуманистической литературы был критик Рэндольф Борн. Рабочее движение ИРМ выдвинуло из своих рядов поэта-песенника Джо Хилли, жертву лжеправосудия.

Америка была родиной Джона Рида, написавшего одну из лучших книг об октябре 1917 г., «Десять дней, которые потрясли мир», всемирно знаменитую. Не только замечательный исторический документ, но и отмеченное новаторством художественно-документальнгое произведение.

Особое внимание нами, естественно, уделено «красным тридцатым», крайне сложной, но принципиально значимой для Америки эпохе, нашедшей свой продуктивный отзвук в культуре и словесном искусстве. В межвоенное десятилетие литература США вышла на лидирующие позиции в мире; прежде всего это относится к романному жанру.

После кризиса 1929 г. «самодовольная Америка» эпохи «просперити» Кулиджа превратилась в «недовольную». Произошел оказавшийся, правда, недолговечным «левый поворот».

В это время впервые в национальной истории миллионы американцев, в том числе и многие мастера культуры, обратились к научному социализму, видя в нем ключ к познанию мира, причин бурных социально-экономических потрясений. По словам Малькольма Каули, марксизм «давал писателям единую цель в годы депрессии». Он, как свидетельствует отнюдь не радикальный литературовед Честер Эйзингер, «носился в воздухе», «вдохновлял и привлекал, потому что он предлагал альтернативу культуре, переживавшей кризис.

В целом, в это десятилетие произошел сдвиг от Фрейда к Марксу, т.е. внимание сместилось от внутренних проблем отдельной личности (что само по себе было огромным достижением школы Джойса) к изучению того, как влияют на него социально-экономические факторы. Те самые идеи солидарности, которые были до Уитмена светлой грезой, становились реальностью борьбы людей труда. Критик Мальком Каули высказал верную формулу: «В это время говорили не “Я”, а “Мы”, не “Мое”, а “Наше”». Это ощущали и участники рабочего движения, а позднее добровольцы, интербригадовцы в Испании. Поэт Арчибальд Маклиш выразил это новое мироощущение в стихотворении «Слова к тем, кто говорит: товарищ». А в далекой России Владимир Маяковский воспел это состояние в хрестоматийных строках: «Я счастлив, что я этой силы частица, // Что общие даже слезы из глаз». Тогда, в послереволюционные годы, это не было пропагандистским лозунгом!

Как писала исследовательница Фей Блейк в монографии «Стачка в американском романе» (1972), социальная критика всегда была глубинной тенденцией у американских писателей. В 1930-е гг. она проявилась с большей решительностью. Нам еще не раз предстоит обращаться к этой проблеме.

Между тем, литература этого десятилетия стала объектом острейшей полемики. Критики консервативной ориентации, гипертрофируя некоторые реальные недостатки левых писателей, пытались представить продукцию этой эпохи как образцы «агитпропа», подчинения писателей «пропаганде» и «использования» их «красными» в своих узко партийных интересах. Нам придется еще не раз полемизировать с подобными наветами, защищая от поношения наследие «красных тридцатых».

* * *

Но при этом мы исходим из того, что социалистическая традиция внутренне связана и отнюдь не отделена «разграничительной линией» от другой, более радикальной, базирующейся на широкой, демократической, гуманистической основе, вдохновленной принципами социальной справедливости, гуманизма, защиты человека, который «выстоит», как говорил Фолкнер в своей Нобелевской речи. Это художники, нередко составляющие цвет американской словесности, для которых неприемлемы ущемления демократии, резкие контрасты богатства и бедности, алчность и диктат денежного мешка, милитаризм, дегуманизация как следствие погони за прибылью, милитаризм и навязывание миру американский порядок. И если они далеки от социалистической идеологии, то по-своему откликаются на глубинные чаяния «другой Америки». И не ее одной!

Их творческие искания, в свете интересующей нас проблемы, не будут оставлены, пусть в сжатой форме, без внимания. Это позволит уточнить, скорректировать наши представления об историко-литературном процессе в США, его глубинных тенденциях в более полном, многосложном объеме.

Взаимоотношение СССР и США, особенно после Второй мировой войны, полосы конфронтации и сближения, противостояний и обострения холодной войны, — все эти факторы, имеющие глобальное значение, обусловили особый интенсивный интерес России к Америке. Они стимулировали интенсивное развитие американистики как одной из авторитетнейших областей нашей науки. Свидетельство тому — создание Института США и Канады РАН, соответствующих научных ассоциаций, проведение форумов, конференций, издание специальных трудов, сборников и т.д. На качественно новый уровень подняты изучение и издание американской литературы, вышла 7-томная академическая «История литературы США» (ИМЛИ, РАН), а также выпущена 50-томная «Библиотека литературы США», сформировался авторитетный круг критиков и литературоведов-американистов^[2]. В постсоветский период сняты цензурные запреты на издания прежде «запрещенных» американских авторов. Правда, отмена идеологических «табу», освоение писателей США разной эстетической ориентации соединились, что нам уже приходилось констатировать, с другой огорчительной тенденцией — недооценкой, принижением роли и значения писателей левой, радикальной ориентации. Можно надеяться, что материал, накопленный в настоящей книге, некоторые новые факты, несправедливо недооцененные забытые имена позволят скорректировать подобные негативные, а в сущности, и антиисторические подходы.

В настоящей работе мы учитываем достижения наших коллег-американистов, а также наблюдения серьезных литературоведов США, труды которых у нас, между прочим, переводились. Книга, в основном, базируется на многих наших исследованиях, публикациях, как итог десятилетий освоения обнародованной темы. Отдельные прежние наблюдения и выводы уточнены в свете уже современного опыта и методологических подходов¹. При этом мы полагаем не ограничиваться лишь учебными целями. Многие писатели, герои книги, их судьбы и их сочинения содержат столь необходимый нам сегодня нравственный урок и духовный потенциал. Они — напоминание о том, что подлинный художник — это не только мастер слова, что, конечно, главное. Но он призван обладать гражданской позицией, совестливостью, состраданием, правдолюбием и нетерпимостью к несправедливости, трусливому конформизму, угодничеству и тиражируемой лжи. И что глубинный посыл лучшего, что ими написано, ненавязчиво, эстетически, содержал обращение к чуткому, понимающему читателю: «Спешите делать добро». ^{[3] [4]}

• [1] Этому процессу, вызвавшему международные отклики, посвящена антология литературных произведений и роман Э. Синклера «Бостон» (1928). Позднее его жертвы были посмертно реабилитированы.
• [2] См.: Несмелова О.О. Пути развития отечественной литературной американской критики XX века. — Казань, 1998; см. также разнообразные библиографии по теме. Среди работ российских историков назовем труды В.Л. Малькова и прежде всего его фундаментальную монографию: Мальков В. Россия и США в XX веке. — М., 2009.
• [3] Среди работ, использованных в книге: Гиленсон Б.А. Социалистическая традиция в литературе США (М., 1974); В поисках «другой Америки» (М., 1987); История литературы США. В 2 т. (М., 2016); От Гомера до Хемингуэя: перечитывая классику. Проблемы, уроки, итоги. — М., 2016; а также монографии и исследования о Д. Риде, С. Льюисе, Р. Райте, М. Твене,
• [4] Хемингуэе и др. См.: Профессор Б.А. Гиленсон. Библиографический справочник. — М.: МГПУ, 2003.