КОРРУПЦИЯ КАК УГРОЗА НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ И ПРЕДМЕТ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ДИСКУРСА

Коррупция известна уже с древнейших времен и представляет серьезную проблему практически для всех государств современного мира, среди которых не более 25 способны удерживать ее на низком уровне^[1]. Не случайно современные исследователи рассматривают коррупцию как многоликий и многомерный феномен в его экономической, политической и культурной ипостасях^[2]. Вполне логично, что в современной науке имеется множество разнообразных дефиниций коррупции.

Обычно используется следующее общее определение коррупции: «коррупция (от лат. соггитреге — портить) — использование должностным лицом своих властных полномочий и доверенных ему прав в целях личной выгоды, противоречащее установленным законам и правилам»^[3]. Эта дефиниция коррупции фактически дублирует определение, приведенное в «Большой энциклопедии», которая представляется как «преступная деятельность, заключающаяся в использовании должностными лицами, политическими и общественными деятелями доверенных им прав и властных возможностей в целях личного обогащения в ущерб государству, обществу и отдельным лицам...»^[4].

Как отмечает отечественный юрист К.С. Бельский, это определение коррупции является односторонним, имеющим только экономический характер: «Односторонность в понимании изучаемого явления — “родимое пятно” советского мышления... Инерцию такого мышления сразу преодолеть трудно, оно продолжает действовать до настоящего времени, проявляясь как в научных работах, так и в законодательстве»^[5]. В российском законодательстве в области противодействия коррупции акцент делается на взаимоотношение между взяточником и взяткодателем, когда в центре внимания находится личное обогащение государственного служащего при помощи преступного корыстного использования своих служебных полномочий. Данный подход к пониманию коррупции получил распространение в средствах массовой информации, выступлениях руководителей государства и политических деятелей.

Следует отметить, что такой подход к пониманию коррупции существует и в зарубежной литературе, посвященной проблеме соотношения феномена коррупции и государственного управления. М.Х. Хан исходит из узкого определения коррупции как ситуации, «когда должностные лица государства (включая и чиновников, и политиков) нарушают формальные правила поведения, преследуя свою личную выгоду, идет ли речь о доходах в виде взяток или о политических приобретениях»^[6].

Таким образом, в данном определении коррупция понимается как сделка между должностным лицом (группой чиновников) и частным лицом (группой лиц или руководством корпорации), когда происходит нарушение формальных правил поведения государственного служащего (он получает награду за коррупционное деяние). В данной ситуации имеются два варианта: в первом случае — частное лицо получает выгоду, которая является законным приобретением, недоступным в ином случае, во втором — частное лицо получает незаконную выгоду благодаря получению преимущества перед другими частными лицами.

Такая дефиниция коррупции, подчеркивает М.Х. Хан, дает возможность поставить в фокус анализа должностные лица государства, потому что «коррупция имеет место только при участии должностных лиц; в этом смысле коррупция представляет собой просто объектив, через который можно рассматривать работу государства»^[7]. Иными словами, в центре коррупционного анализа находится проблема функционирования государства, возможностей его управленческой деятельности.

Более емкое определение коррупции было принято 34-й сессией Генеральной Ассамблеи ООН 17 декабря 1979 г. в «Кодексе поведения должностных лиц по поддержанию правопорядка», где «коррупция определялась широко как выполнение должностным лицом каких-либо действий или бездействия в сфере его должностных полномочий за вознаграждение в любой форме», причем «формула “за вознаграждение в любой форме” не сводила коррупцию только ко взяточничеству, но рассматривала ее как системное явление, оставляя место для других форм вознаграждения, т.е. для других элементов»^[8]. В такое широкое определение феномена коррупции входит не только незаконное обогащение должностного лица, осуществляющего управление государственными делами, но и такие негативные явления, как протекционизм, непотизм, блат, семейственность, кумовство и порочащие чиновника связи. На основе такого понимания феномена коррупции К.С. Бельский выделяет в коррупции два существенных элемента, а именно: взяточничество и протекционизм, первое из которых блокирует нормальное развитие малого и среднего бизнеса (мешает формированию среднего класса как основы стабильности общества); второе, представляя собой антиотбор в сфере государственного управления, препятствует возможности прийти к власти грамотным и одаренным управленцам и ставит на их места некомпетентных лиц^[9]. Эти два существенных элемента системы коррупции, согласно К.С. Бельскому, являются относительно самостоятельными, т.е. одно не вытекает из другого, однако в некоторые исторические эпохи они способны интегрироваться в одно целое, что на политическом уровне может привести к крушению системы национальной безопасности и вытекающей из этого гибели государства.

В этом случае особую угрозу для национальной безопасности представляет коррумпированность государственной бюрократии, которая сейчас стала специфическим социальным явлением с присущими ему властными функциями. Она в условиях роста экономической и других видов преступности не способна обеспечить неотвратимость юридической ответственности за содеянные преступления. Для того чтобы сохранить свою коррумпированность и уйти от уголовного преследования, бюрократия нашла выход в либерализации законодательства в сфере противодействия коррупции. Как отмечает Н.А. Гущина, «либерализация законодательства к 2011 г. позволила вместо лишения свободы взыскивать штрафы за коррупционные преступления. И что мы имеем? За первое полугодие из 20 млрд руб. возмещено 20 млн, т.е. 1% ... Путин сделал заключение, что сегодня “либерализация не работает должным образом”. Поэтому реорганизация судебной системы в Российской Федерации должна осуществляться одновременно с совершенствованием законодательства, в том числе и положений Конституции РФ как его фундаментальной основы»^[10]. Таким образом, глава государства оценил несвоевременность либерализации в законодательстве России коррупционных преступлений, масштаб которых непрерывно возрастает.

Статистические и криминологические исследования подтверждают наличие взаимосвязей между криминальностью правящей элиты и общей преступностью, что они редко раскрываются из-за весьма высокой латентности криминального, прежде всего коррупционного, поведения правящих слоев и их корпоративной закрытости. Причины этого описаны В.В. Лунеевым: «1) правонарушения правящих кругов обычно связаны с управленческой деятельностью ее субъектов, которая и при провозглашении открытости остается в значительной мере конфиденциальной; 2) в совершаемых элитой должностных преступлениях, как правило, нет прямых и непосредственных жертв, а также свидетелей, заинтересованных в обнародовании таких фактов; 3) “профессиональные” преступления в среде правящих элит различных стран совершаются с использованием изощренных высокоинтеллектуальных способов достижения противоправных целей и современных методов защиты от разоблачения; 4) лицам из правящих кругов, нарушавших законы, даже в развитых демократических странах, в силу корпоративной солидарности всего истеблишмента, намного чаще удается избежать реальной уголовной ответственности, чем остальным гражданам»^[11]. Здесь во многих случаях представители правящей элиты в разных странах благодаря своим коррупционным связям могут купить себе свободу. Это объясняется тем, что генетически феномен коррупции вписан структурно в государственный аппарат, несмотря на всякого рода изменения, в том числе и революционные^[12].

Феномен коррупции представляет собою вид произвола, который противоречит социальным стандартам поведения, «позволяя участникам коррупционных отношений, использующих дискрецию публичной власти, перераспределять материальные и нематериальные блага на пользу немногих в ущерб целому сообществу, усугубляет неравенство индивидов и групп»^[13].

Российское общество многими российскими учеными рассматривается каканомийное, в котором значительная часть граждан не придерживается в своей жизнедеятельности норм этики и права^[14]. Более того, российская аномия имеет свою специфику, которая определяется отсутствием уверенности в завтрашнем дне и реализацией коротких жизненных проектов, т.е. заглядывать в будущее россияне не хотят и предпочитают жить сегодняшним днем, что также рассматривается учеными как проявление аномии^[15]. Не устремленный в будущее человек, ориентированный на жизнь «здесь и сейчас», более склонен к проявлению антиправовых действий.

Массовое безнормие, безусловно, становится благодатной почвой для процветания коррупционных практик, угрожающих национальной безопасности общества.

Можно выделить ряд особенностей, характеризующих коррупцию в России.

Первая особенность — коррупция связана с аномалиями шоковой приватизации и имеет корни в особенностях исторического развития России. Американский экономист М. Голдман следующим образом характеризует эту приватизацию: она «потерпела неудачу и поэтому термин "пиратизация” является более подходящим определением, чем приватизация»^[16].

Вторая особенность — Россия представляет собою весьма богатую страну с точки зрения ее ресурсов, и это так называемое ресурсное проклятье^[17] является одной из причин того, что за 20 лет в условиях «наибольшего благоприятствования» коррумпированная бюрократия заняла ключевые места в системе государственного управления, извратила принципы государственной службы, при ней коррупция приняла такой масштабный характер, что может привести к национальной катастрофе (такая же проблема стоит и в Китае, где на январском пленуме ЦК КПК 2014 г. приняты решения о жестокой, бескомпромиссной борьбе с коррупцией)^[18].

В постсоветской России «бюрократия сформировалась как класс, со своими интересами, сферами влияния и системой защиты, с огромным объемом оборотных коррупционных средств, достигающим 300 млрд долларов США. При этом коррупция — самый доходный, а значит, и самый привлекательный бизнес в стране, со своими специфическими услугами и устоявшимися тарифами.

Основными коррупционными сферами являются распределение бюджетных средств, распоряжение природными ресурсами, управление государственной собственностью, государственные закупки, незаконный захват собственности юридических лиц и граждан, игорный бизнес»^[19]. В случае силовых ведомств необходимо принимать во внимание их секретный характер, что делает их закрытыми и недоступными для социального и парламентского контроля.

Третья особенность — в отличие от западной коррупции, основной движущей силой которой являются граждане или бизнес, российская коррупция инициируется государственными служащими, чиновниками.

Четвертая особенность — российская коррупция носит силовой характер, так как наша «бюрократия давит, есть масса форм давления, начиная от силовых структур и заканчивая разрешительными и тому подобными процедурами»^[20]. К этому необходимо прибавить неэффективность судебной системы, обусловленной слабостью правовой системы, и индифферентность социума к коррупции во всех ее формах.

Пятая особенность — российская коррупция подпитывается своеобразием российской культуры власти, которая «характеризуется значительной дистанцией власти, превращением власти из инструмента для достижения важных общественных целей в самоцель, крайней асимметрией в распределении прав и обязанностей между обладателем власти и подчиненным, использованием техник господства в результате сочетания интересов на рынке и т.д.»^[21]. Иными словами, природа российской власти заключается в том, что она функционирует по типу «власть для себя», т.е. ориентирована на интересы и потребности властной элиты. Это влечет за собой возведение должностными лицами административных барьеров, преодоление которых подпитывает коррупцию.

Специфика российской власти заключается в низком уровне де-персонифицированного доверия (доверия не к конкретным лицам, а к людям вообще), поэтому в стране при тотальном недоверии политическим институтам наблюдается высочайший уровень доверия первомулицу государства — Президенту, несмотря на крайне неблагоприятную ситуацию в области социально-экономического развития и напряженность в сфере международных отношений.

Шестая особенность — коррупция в России уже не рассматривается как форма девиантного поведения, т.е. она стала нормой жизни. В.Л. Римский так пишет об этом: «взяточничество стало в современной России социальной нормой, определяющей устойчивые, хотя и динамические стереотипы поведения как дающих, так и берущих взятки»^[22], причем «эта социальная норма стабильно транслируется от освоивших ее представителей средних и старших возрастов к представителям молодежи»^[23]. Можно считать, что взяточничество в современной России стало вполне определенным компонентом общественного договора общества с коррумпированной частью власти о взаимном сосуществовании. «Специфика российской коррупции, — подчеркивает А. Хачатурян, — на наш взгляд, состоит в том, что на протяжении веков она служила одним из институтов легитимизации власти»^[24].

Седьмая особенность — российская коррупция является высокоорганизованной, а высший уровень коррупционеров не доступен для преследования, а потому показательная борьба с коррупцией в России ведется на низовом, бытовом уровне.

Подтвердим выявленные особенности коррупции в России некоторыми эмпирическими данными, которые позволят пролить свет на ее природу и причины устойчивого воспроизводства.

Российские ученые, в ходе анализа причин пассивности российских граждан, подвергающихся коррупционным воздействиям со стороны чиновников, отметили бесперспективность жалоб на чиновников в России и убежденностью в том, что вышестоящие инстанции не заинтересованы в пресечении коррупционных деяний и установлении справедливости^[25].

В.О. Сергиенко в ходе исследования коррупционных практик в России и отношения к ним со стороны населения выяснил, что в стране достаточно высокий уровень лояльности к такому виду коррупции, как взяточничество (порядка 32%), а потому, видимо, и низкая готовность населения сообщать в соответствующие органы о коррупционных действиях чиновников (только 10,4% российских граждан готовы это делать на безвозмездной основе, т.е. без материального вознаграждения, а за определенное материальное вознаграждение примерно 5,7% россиян готовы заявить о факте коррупции)^[26].

Низкая степень гражданской ответственности и активности в защите собственных прав, нарушение которых происходит с достаточно высокой регулярностью, определяющей, по данным социологов, высокое чувство незащищенности у большинства российских граждан (67%)^[27], судя по ответам, имеют также свою историческую обусловленность, связанную с авторитарным типом развития российской государственности и отсутствием культуры политического и гражданского участия.

Опасение вызывает не только факт социальной пассивности россиян, которые не хотят защищать собственные права, но и то, что на уровне общества фиксируется низкий уровень самостоятельности в оценке явлений, протекающих в пространстве социально-экономических и политических отношений, восприятие и оценка которых всецело совпадают с тем, что транслируется в официальных СМИ. Свидетельством этого выступает то, что свое материальное и финансовое неблагополучие, а также кризисное состояние современной России опрошенные в масштабном исследовании Института социологии РАН жители страны объяснили влиянием внешних факторов (60%) и только 18% россиян здраво рассудили, что причины кроются во внутренних проблемах России^[28].

При помощи мониторинга социологов, проводившегося на протяжении 10 лет (с 2005 по 2015 г.), было зафиксировано, что жители России коррумпированными в стране считают не только ГИБДД, систему здравоохранения и правоохранительных органов, но и массмедиа, причем как частные, так и государственные^[29].

Очень часто сегодня в СМИ поднимается шум вокруг коррупционных разоблачений как показательных выступлений, демонстрирующих населению страны усилия государства в области противодействия коррупции в высших эшелонах власти. Эти ситуативные разоблачения, волной прокатывающиеся по всем информационным каналам и сетям, не вписываются в системную программу борьбы с коррупцией, а направлены на формирование в массовом сознании мнения о том, что такая борьба ведется. Ведь, судя по ответам россиян, зафиксированным в опросе Левада-Центра, президент страны должен нести ответственность за масштабы коррупции в стране (так ответило подавляющее число опрошенных, примерно 80%, в мае 2015 г.) при минимальном количестве тех, кто считает иначе, — примерно 17% (см. табл. I)^[30].

Таблица І

Как вы считаете, должен ли Владимир Путин нести ответственность за масштабы коррупции и финансовых злоупотреблений в высших эшелонах власти, о которых постоянно говорят ее противники?

(в % от общего числа опрошенных)

Авторитет В.В. Путина очень высок среди россиян, которые в своем большинстве (64%) убеждены, что он ограничивает бюрократию в России в стремлении использовать в своих интересах достояние страны^[31] (табл. 2).

Таблица 2

Как вы думаете, Владимир Путин потворствует бюрократии или ограничивает

ее аппетиты? (в % от общего числа опрошенных)

Вместе с тем, судя по результатам опроса Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ), россияне не очень высоко оценивают результативность борьбы с коррупцией в современной России: если сравнивать в динамике, то по сравнению с 2005 г. данная оценка значительно выросла и индекс борьбы с коррупцией с —35 вырос до 5, однако 45% опрошенных россиян по-прежнему убеждены в том, что в стране не ведется эффективной антикоррупционной борьбы (табл. З)^[32].

Таблица 3

Руководство страны постоянно говорит о необходимости борьбы с коррупцией. Видны ли вам результаты этой борьбы — скажем, за последний год, или нет? (в % от общего числа опрошенных)

Эксперты также отмечают, что масштаб ущерба от коррупционных преступлений в России стремительно растет: в 2014 г. он составил около 40 млрд руб., что на 50% больше по сравнению с 2013 г., однако результативность работы по возмещению причиненного в результате коррупции ущерба значительно повысилась¹.

Методы противодействия коррупции подразделяются на различные категории (правовые, политические, экономические, организационные, воспитательные и т.д.), но мы хотим остановить внимание на методах информационного воздействия на коррупцию, так как в информационном обществе именно этим методам принадлежит определяющая роль в становлении системы, в которой возможности проявления коррупционного поведения в процессе взаимодействия чиновников с гражданским населением будут сведены к минимуму.

В информационном обществе России, согласно Федеральному закону «О безопасности», необходимо использовать информационные технологии и методы для противодействия коррупции, так как они играют немалую роль в развитии социума и экономики. В современную эпоху руководителям информационных систем приходится решать проблему функционирования весьма сложных и взаимосвязанных систем компьютеров и сетей, чтобы удовлетворять потребности в информации своих потребителей. Ведь в последнее десятилетия «границы между задачами информационных систем и важнейшими хозяйственными компаниями постепенно стирались»^[33].

Информационная революция в области персональных компьютеров заставляет специалистов и менеджеров информационных систем принимать во внимание проблемы хозяйства, их специфику, чтобы наиболее полно удовлетворить информационные потребности государственных учреждений и коммерческих организаций, компаний и корпораций. Иными словами, речь идет об интеграции информационных систем и инфраструктуры различного рода государственных структур и частных компаний. Здесь значительную роль играют информационно-коммуникационные технологии, особенно Интернет и различного рода социальные сети.

Эти новые технологии широко распространяются в современном обществе развитых стран, Китая и России, причем в России они входят в ткань экономической культуры благодаря их использованию российскими компаниями — это микроуровень с его властными отношениями внутри организации — и в отношениях между этими компаниями (это мезоуровень). В результате порождаемая информационно-коммуникативными технологиями (ИКТ) новая экономическая культура оказывает воздействие на «русскую власть» (макроуровень): «На мезо- и микроуровнях, — отмечает А.Н. Олейник, — все сильнее элементы иных, чем лежащих в основе "русской власти”, властных отношений. Без приведения властных отношений на макроуровне в соответствие с этими тенденциями социально-экономическая система будет оставаться в нестабильном состоянии, будет сохраняться угроза кризисных явлений»^[34].

Иными словами, использование ИКТ в социально-экономической системе России требует снижения уровня коррупции в ее аппарате государственного управления (в бюрократической машине).

В связи с этим возникла следующая ситуация, которую А. Рон-ки описал так: «В эпоху Интернета растущая потребность в инновациях и повышение качества услуг в целом оказали влияние на правительство и государственные структуры. Граждане и даже ведомственные организации надеются на основательное преобразование государственного управления как в сфере обслуживания граждан, так и в организации внутренних процессов»^[35]. Выход из сложившейся ситуации — это обновление правительства на основе применения информационно-коммуникационных технологий, что привело к созданию электронного правительства.

Само электронное правительство — «это предоставление частным лицам, бизнесу и учреждениям полного спектра услуг в сфере государственного управления наряду с организационными изменениями с целью значительного улучшения качества услуг, совершенствования демократических процессов и усиления поддержки государственной политики; повышения и качества и эффективности информационного общества; усиления роли граждан и потребителей государственных услуг»^[36].

Значимость используемых электронным правительством И КТ в функционировании и развитии общества, в том числе и в противодействии коррупции, состоит в том, что они являются сильно действующим механизмом на сознание человека, социальных групп и социума в целом.

Электронное правительство трансформирует государство таким образом, что на основании открытых стандартов упрощает коммуникацию и улучшает координацию деятельности административных структур и уровней бюрократической машины, оптимизирует расходы на функционирование государственного аппарата, делает доступным И КТ для каждого гражданина и соответственно массив государственной информации^[37], обеспечивают большую прозрачность взаимодействия власти, бизнес-структур, неправительственных организаций и граждан^[38], способствует де-персонифицированному уровню доверия и ответственности власти, бизнеса и граждан, дает возможность гражданам принимать участие в управлении социальными процессами, что приводит к снижению уровня коррумпированности государственного аппарата. Все это позволяет обеспечить устойчивый и стабильный рост экономики страны и достаточно высокий уровень национальной безопасности России.

Вместе с тем, несмотря на определенные достижения в области информационно-правового воздействия на коррупцию в России, ее уровень продолжает оставаться очень высоким, поскольку сама информационно-правовая система российского общества является коррумпированной и составляет звено в единой цепи коррумпированной институциональной системы России, включающей судебную, правовую, политическую, экономическую, медицинскую, спортивную системы и т.д.

Практика многих стран мира свидетельствует о том, что противодействие коррупции может быть весьма успешным, когда применяются правовые, экономические, организационные, политические, воспитательные и прочие меры. Как отмечает И.В. Левакин, «антикоррупционные меры дают практические результаты — наиболее впечатляющих успехов в XX в. удалось добиться Швеции и Сингапуру, некоторым другим странам, а вот Китайская Народная Республика, несмотря на практику публичных расстрелов, пока далека от искоренения коррупции, Россия, несмотря на бурное антикоррупционное законотворчество, также в числе коррупционных лидеров»^[39]. Международный опыт противодействия коррупции свидетельствует об эффективности участия граждан в упреждающем контроле коррупции.

Социальная активность граждан выступает в качестве той силы, которая способна выступить триггером, запускающим систему гражданского контроля над процессами коррупционной деятельности государственных служащих. «Так как субъектом гражданского контроля выступают граждане и их автономные от государства объединения, то только их ответственная позиция и активность могут быть той движущей силой, которая способна запустить и обеспечить систематическую работу механизма контроля деятельности публичной власти. Будучи оснащенными инструментарием общественной экспертизы и при соответствующей подготовке даже в условиях, когда публичная власть в большей мере имитирует, чем действительно способствует работе механизма гражданского контроля, они могут реализовать, если и не полностью, то хотя бы частично, свое право борьбы с злоупотреблениями в системе органов власти»^[40].

Таким образом, именно граждане благодаря своей социальной активности и использованию традиционных и сетевых средств массовой информации способны оказывать упреждающее антикоррупционное давление на бюрократическую машину. В данном случае общественная экспертиза осуществляется по следующим направлениям, считает Ю.А. Нисневич: антикоррупционная экспертиза нормативных правовых актов, деятельность Государственной Думы и Совета Федерации и законодательных собраний субъектов РФ и их депутатов, замещение должностей государственной гражданской службы по конкурсу, предотвращение конфликтов интересов в системе органов власти¹.

Этому также способствуют, во-первых, то, что в условиях информационного общества граждане обладают определенной, пусть и ограниченной, информацией о деятельности органов власти; во-вторых, воздействие норм и законов международного права в качестве внешнего фактора.

В своей работе Ю.А. Нисневич подчеркивает принципиальный факт использования в системе гражданского контроля И КТ, особенно Интернета. Он пишет о значимости ИКТ в гражданском контроле над коррупционной деятельностью должностных лиц следующее: «Гражданский контроль, базирующийся на использовании Интернета и новейших ИКТ, в принципе позволяет кардинально изменить ситуацию по сравнению с той, какая описана у Дж. Оруэлла: “Большой Брат смотрит на тебя”. Создаются ситуации, при которой сами граждане контролируют “Большого Брата”»². Все дело заключается в том, что благодаря публичному раскрытию факта возможных коррупционных преступлений представителей государственной власти в ходе гражданского контроля создают для них риски, которые обусловлены сменой политической ситуации, что влечет за собой не только конец служебной карьере, но и может привести на скамью подсудимых.

Итак, немалым потенциалом противодействия коррупции должностных лиц государственного аппарата управления обладает электронное правительство, внедрению которого сопротивляется бюрократия, причем не только в России, но и в других странах³. Многообразие форм и методов правового противодействия коррупции дополняется возможностями технологий Интернета, используемых электронным правительством и гражданами социальных сетей типа РасеЬоок (в США накоплен положительный опыт внедрения электронного правительства в практику). Вместе с тем необходимо принимать во внимание то немаловажное обстоятельство, согласно которому появились новые проблемы у электронного правительства, обусловленные управлением сложными инфокоммуникационными системами специального назначения.

В настоящее время динамичное развитие новейших телекоммуникационных и информационно-коммуникационных технологий большинства ведущих IT-компаний осуществляется благодаря разработкам по внедрению новых моделей управления сложными инфокоммуникационными системами: «Современные модели управления стали внедряться в области систем наземного и космического базирования, предназначенных для совершенствования как военной связи, так и связи крупных корпораций, укрепления национальной безопасности государств»^[41].

Эти модели управления тесно связаны с происходящим усовершенствованием глобальной сети Интернет, конечной целью которого является создание глобальной базы персональных данных всех жителей Земли и их связей.

Понятно, что эти модели следует использовать в деятельности системы национальной безопасности России, чтобы они могли эффективно противодействовать опасностям, обусловленным терроризмом и коррупцией. Это предполагает переход от распределенной схемы создания инфокоммуникационной системы к принципу сетецентрического построения таких систем специального назначения. «Построенная таким образом сетецентрическая ин-фокоммуникационная система, — отмечает К. Легков, — позволяет связать в единый интерфейс управления, мониторинга и выработки управляющих решений всех абонентов (должностных лиц), входящие в ее состав структурные подразделения, программные продукты, web-страницы, мультимедиаданные, а также необходимые персональные данные для их использования различным программными приложениями независимо от местоположения абонентов сети специального назначения»^[42].

Система национальной безопасности способна использовать эти сети специального назначения для эффективного противодействия коррупции в органах государственной власти, причем эффективность значительно повышается в случае социального участия граждан и различного рода негосударственных объединений и сообществ, которые высказывают критические суждения и выкладывают материалы в Twitter.

Значимость подобного рода моделей управления состоит в том, что система объединенных социальных сетей (типа Facebook) дает доступ гражданам к управлению своей активностью, чтобы путем своего социального участия в управлении общественными процессами решать актуальные проблемы развития общества, в том числе и осуществлять контроль и экспертизу коррупционного поведения должностных лиц.

Иными словами, речь идет о процессах общественной жизни в глобальном киберпространстве Сети (Интернете и включенных в него социальных сетях), когда члены социальных групп принимают участие в решении важных практических задач государственного управления.

Не случайно сейчас в мировой практике широко применяются так называемые системы социального участия на основе технологий (technology-mediated social participation, TMSP). «При продвижении от ранних представлений о сути социального участия в киберпространстве до происходящего сегодня обсуждения открытого правительства, участия и сотрудничества возрастает уровень понимания возможностей коренного изменения личных коммуникаций, организации труда и онлайн-сообществ. Системы TMSP могут принести значительную общественную пользу, например, при поддержке приоритетных национальных проектов»^[43].

Эти технологии социальных сетей могут способствовать глубоким изменениям в области непрерывного образования, бизнес-инноваций, медицины и общественной безопасности, нацеленной на противодействие негативным явлениям общественной жизни, особенно коррупции. Системы TMSP имеют огромный потенциал привлечения и поощрения граждан с целью более широкого их участия в поддержке позитивных инициатив правительства и разрешения возможных опасных ситуаций^[23].

Все эти сетевые системы связаны с глобальной сетью Интернет, который представляет собой не просто ключевую технологию, но и системный феномен цивилизации^[45], кардинально изменяющий само общество. Благодаря функционированию Интернета и связанных с ним других компьютерных и телекоммуникационных сетей тайное манипулирование информацией, которое всегда служит основой власти любого правительства, любой бюрократической машины, становится все более затруднительным.

Известный западный специалист в области И КТ Д. Фарбер характеризует сложившуюся ситуацию следующим образом: «Я ожидаю, что совместный доступ к информации будет развиваться, может быть, потому, что мы не можем это остановить. Происходят утечки информации, эта информация выкладывается в открытый доступ и становится общеизвестной. Со временем таких случаев будет все больше и больше, и я думаю, что это здоровая тенденция. Но правительствам это, естественно, не нравится, равно как им не нравится и существование такого ресурса, как WikiLeaks»^[46].

В данном случае несомненным является то обстоятельство, что, чем свободнее доступ ко все большему объему выкладываемой в Интернет информации, тем вероятнее выявление данных секретного, конфиденциального характера. Поэтому стремление коррумпированного бюрократического аппарата сохранять свою деятельность в секрете наталкивается на функционирование Интернета. «По мере развития технологий, — отмечает Д. Фарбер, — у нас будет все больше возможностей отделять ценную информацию от шума, и скрывать информацию будет все трудней и трудней. Возможно, это одно из тех главных достижений ИКТ, которые действительно меняют общество к лучшему. Хотя они могут менять его и в противоположную сторону»^[23].

Немаловажную роль в широком распространении коррупции играет правовой нигилизм россиян, который имеет свои социокультурные основания. Выше рассматривались полученные в работе В.Л. Римского результаты специального социологического исследования проблемы взяточничества в органах власти и бюджетных организациях, которые представляют собою часть неформальных практик, поддерживаемых «укорененной в российском социуме системой норм и ценностей»^[48]. В России существует, как правило, расхождение между правовыми нормами и законами и нормами культуры и морали в случае обязательного характера совершения (или запретов на совершение) тех или иных действий. Это расхождение и лежит в основе гипотезы В.Л. Римского, согласно которой коррупция стала нормой повседневной жизни россиян. Верификация этой гипотезы в ходе эмпирических исследований и социального поведения, а также состояния общественного сознания в сфере рационализации взяточничества как социального явления и противодействия ему в российском обществе подтвердили ее. Основой проведенного анализа являются результаты социологических исследований коррупции во взаимодействиях граждан и представителей органов власти, проведенных Фондом ИНДЕМ^[49] в 2001 г. (2017 респондентов), 2005 г. (3100 респондентов) и 2010 г. (3200 респондентов), эти результаты проанализированы в работе В.Л. Римского^[50].

Были подвергнуты анализу коррупционные ситуации, когда респонденты понимали, что решение их проблем в органах власти предполагает дачу взятки, независимо от того, был этот акт совершен или нет. Такого рода коррупционные ситуации были представлены респондентам списком из 16 ситуаций повседневной жизни, в том числе получение бесплатной медицинской помощи в государственном или муниципальном лечебном учреждении, поступление в детские сады, средние школы и вузы, обращение в органы социальной защиты для получения прав на социальные выплаты и их перерасчеты, обращение в органы власти для решения жилищных и земельных проблем, а также обращение в суды и полицию, включая ГИБДД. «Проведенное исследование выявило существенную зависимость выбора респондентами типа своего поведения в коррупционных ситуациях от того, каковы эти ситуации и какие проблемы во взаимоотношениях с чиновниками им необходимо было решить. Взятки в коррупционных ситуациях практически независимо от принадлежности к тем или иным социальным группам существенно чаще давались для решения проблем с автоинспекцией и для получения бесплатной медицинской помощи. В этих ситуациях для большинства российских граждан отказ от дачи взяток нередко ведет к существенным проблемам в дальнейшем, а при необходимости получения медицинской помощи может даже приводить к витальным последствиям»^[51].

В случае не очень опасных последствий отказов от дачи взяток (оформление и пересчет пенсий и социальных выплат, трудоустройство, карьерный рост, отношения по поводу ремонта и эксплуатации жилья и т.д.), граждане выше среднего готовы отказываться от решения своих проблем коррупционным путем^[52].

Однако опасность возникает в случае регистрации сделок с недвижимостью, обращения в суд и в полицию, поэтому граждана-нам часто приходится самим беспокоиться о своей безопасности, что блокирует правовое поведение, способствует росту правового нигилизма и росту коррупции в стране. Поэтому в российском обществе возникает потребность в использовании такого правового механизма противодействия коррупции, как иски в защиту общественных интересов неопределенного круга лиц.

Необходимость использования данного правового механизма в борьбе с коррупцией вытекает также из того простого факта, что уровень и объем коррупции в России делают не очень эффективным арсенал используемых для борьбы с ней мер прокуратуры страны — одного из сильнейших ведомств данной категории. Вместе с тем иски в защиту неопределенного круга лиц, закрепленные в ст. 46 Гражданского процессуального кодекса РФ, действуют в стесненных условиях, так как законодательство России не стимулирует подачу таких исков. Поэтому П.С. Филиппов и Е.А. Кузнецов предлагают использовать англосаксонский опыт при реформировании законодательства России, чтобы отдельный гражданин мог подать такой иск (сейчас это запрещено законодательством страны). «У политической элиты, нынешней или будущей, должно хватить гибкости и мудрости использовать мировой опыт для преодоления социального и правового нигилизма в обществе и, опираясь на активное и законопослушное меньшинство, утвердить верховенство права. Без поддержки этого меньшинства любые лидеры, при всей их квалификации и мотивированности, не смогут сдержать распространение коррупции»^[53]. Только поддержка простых граждан способна запустить в действие правовые механизмы противодействия коррупции в системе государственной власти.

Исследования форм и методов противодействия коррупции показывает их многообразие, что вытекает не только из экономиче-

ских параметров, но и из целого ряда цивилизационных характеристик того или иного общества. В социальном пространстве современной России коррупция (ее цивилизационные особенности были показаны в предыдущем параграфе) выступает в качестве одной из главных угроз не только социально-экономическому развитию, но и существованию страны.

«Угроза развития такого явления существует не только в России, но размах его у нас для цивилизованных стран — нонсенс. Это крайняя фаза разложения: необузданное взяточничество, воровство, срастание чиновничества с криминалом и криминализированным бизнесом»^[54]. Вполне закономерно то сопротивление, которое оказывает коррумпированная бюрократия стремлению высшего руководства России установить верховенство закона, противодействовать коррупции посредством использования новейших информационно-коммуникационных технологий, особенно внедрению электронного правительства.

Вполне закономерно использование для противодействия коррупции среди должностных лиц государственного аппарата правового и силового потенциала системы национальной безопасности России. «Система обеспечения национальной безопасности должна в первую очередь опираться на серьезную юридическую базу, включающую Конституцию Российской Федерации, федеральные конституционные законы, Федеральный закон “О безопасности”, ряд других законов и нормативных правовых актов как Российской Федерации, так и субъектов РФ, органов местного самоуправления, принятых в пределах их компетенции и касающихся сферы безопасности. Значение юридической базы огромно, поскольку именно здесь формируется правовой статус системы национальной безопасности страны, являющийся центральным узловым моментом, определяющим практическое построение элементов и реализацию функций системы»^[55].

Значимость системы обеспечения национальной безопасности России возросла теперь, когда страна функционирует в условиях глобального развития, которое несет с собой такие негативные глобальные угрозы, как информационно-психологические и информационные войны, совершенствование противоправных форм в области высоких технологий (прежде всего в сфере информационно-коммуникационных технологий), террористических атак, нарушений информационного суверенитета и пр.^[56] Следует особо подчеркнуть то существенное обстоятельство, что в данном случае имеется связь международного терроризма и коррупционного поведения отечественной бюрократии, которая на практике оборачивается террористическими взрывами на территории России.

Не случайно согласно Федеральному закону «О безопасности»^[57] в содержательной части по обеспечению безопасности на первом плане находится проблема прогнозирования, выявления, анализа и оценки угроз безопасности России, и внимание акцентируется на значимости государственной политики в сфере обеспечения безопасности как существенного компонента внешней и внутренней политики России и осуществляется аппаратом государственной машины на основе концептуальных документов.

Важным также представляется то, что в Стратегии национальной безопасности России установлены пути и средства противодействия негативным факторам, вызовам и рискам национальной безопасности^[58]. Существенным в плане социологии безопасности является то, что негативные факторы (коррупция, теневая экономика, произвол чиновников и пр.) входят в ткань внешней и внутренней политики России, обусловлены вызовами национальной безопасности, производными от реалий так называемого общества рисков.

Противодействие коррупции в информационном обществе предполагает использование И КТ в системе правосудия, что должно проявляться в широком распространении электронного правосудия (оно уже начинает функционировать в России), однако пока коррупция сохраняет в России свои системные свойства и не позволяет получать максимальный эффект от внедрения и использования правовых норм и механизмов в сетевом пространстве.

Совершенно очевидно, что антикоррупционный потенциал информационно-правовых методов намного превышает уровень его использования в современной России, что позволяет невысоко оценить эффективность мер информационно-правового воздействия в борьбе с коррупцией в российском обществе, в котором взят курс на укрепление бюрократического капитализма, не сочетающегося с нормами демократического сознания и поведения, гражданского контроля и участия как составляющих правового сознания и поведения.

Совершенно очевидно, что стратегическое значение информационно-правовых аспектов противодействия коррупции в контексте национальной безопасности России немаловажно и в качестве методологического посыла отталкиваются часто от того, что для подавления коррупции необходим субъектный подход к этому явлению, дифференцированному на аппаратную и государственно-политическую разновидности^[59]. Противодействие первому виду коррупции требует деятельности органов системы внутреннего государственного контроля.

В качестве примера обычно приводят Сингапур как государства, наиболее эффективно использующего четко формализованный механизм борьбы с коррупцией. Это достигается следующими способами: во-первых, государственный служащий имеет хорошие перспективы карьерного роста; во-вторых, он получает достойную оплату своего труда, сопоставимого с оплатой труда в частном секторе; в-третьих, применение принципа презумпции коррумпированности государственного служащего, что не позволяет ему совершать противоправные действия во взаимодействии государства и бизнеса^[60]. Поэтому вполне закономерно, что Сингапур, в котором за поведением государственного служащего любого ранга следят силовые органы, имеет практически нулевой уровень коррупции в мире.

Изданного примера следует фундаментальный вывод, согласно которому стратегия противодействия аппаратной коррупции в России посредством информационных и правовых мер должна исходить не из презумпции невиновности обычного гражданина, а из принципа виновности государственного служащего в коррупционных деяниях.

Второй вид коррупции (он присущ не только России, но и другим странам мира) — государственно-политическая коррупция, представляющая более сложное явление и более трудоемкое для борьбы с ним. Для большинства национальных государств этот вид коррупции является ключевой проблемой, потому что она является существенным фактором торможения национального развития.

Государственно-политическая коррупция не сводится к взяткам и «откатам», она не подавляет аппаратную коррупцию. Как отмечает Ю. Болдырев, «будучи безусловной проблемой для национальных государств, она безусловно же оказывается не проблемой, а, напротив, эффективным инструментом для тех разнообразных “теневых” или даже легальных сил, которые стремятся подчинить действия госинститутов своим частным интересам вопреки интересам всего общества»^[61]. Особая опасность государственно-политической коррупции заключается в том, что коррумпированное чиновничество служит фундаментальной опорой перечисленных сил, так как оно «подвешено на крючках» этих сил. Оно ориентировано на стабильность коррупционной системы, основанной на долгосрочных действиях неформальных разрешений «сверху», чтобы получать безнаказанно выгоды в их сферах компетентности. «За сохранение такой “стабильности” эта опора власти готова на многие преступления, в том числе, разумеется, связанные с фальсификацией любых выборов»^[23].

Адаптивная стратегия государства, использующего информационные и правовые инструменты противодействия коррупции, должна быть нацелена прежде всего на борьбу с этим системным феноменом. В этом плане следует отметить запрещение законом государственным служащим иметь счета в иностранных банках, что является лишь первым шагом противодействия коррупции.

В контексте антикоррупционной модернизации России, нацеленной на повышение уровня благосостояния общества и уровня человеческого и интеллектуального капитала, необходимо, чтобы в рамки адаптивной стратегии государства была вписана стратегия кибербезопасности. В наше время придается все большее значение стратегии кибербезопасности, которая затрагивает практически все социальные группы и структуры государства и бизнеса. «Государственная политика кибербезопасности (national cyber security strategy — NCSS) служит средством усиления безопасности и надежности информационных систем государства... Фактически стратегия представляет собой модель решения задач кибербезопасности внутри государства»^[63]. Защита киберпространства России предполагает использование правовых и информационных мето-

дов в противодействии различного рода преступлениям, особенно

коррупционным преступлениям, препятствующим осуществлению

адаптивной стратегии инновационной модернизации страны.

• [1] Нисневич Ю., Стукал Д. Многоликая коррупция и ее измерение в исследованиях международных организаций // Мировая экономика и международные отношения. 2012. № 3. С. 83.
• [2] Там же; Роуз-Аккерман С. Коррупция и государство. Причины, следствие, реформы. М., 2003.
• [3] Андрианов В.Д. Бюрократия, коррупция и эффективность государственного
• [4] управления: история и современность. М., 2009. С. 37. Большая энциклопедия / Гл. ред. С.А. Кондратов; консульт. К.А. Аверьянов и
• [5] др.; илл. А.П. Володина: в 62 т. Т. 23. М., 2006. С. 429. Бельский К. С. Об уточнении понятия «коррупция» // Государство и право. 2012. № 12. С. 22.
• [6] Хан М.Х. Коррупция и управление // Прогнозис. 2008. № 1. С. 125.
• [7] Хан М.Х. Коррупция и управление // Прогнозис. 2008. № 1. С. 126. Бельский К. С. Об уточнении понятия «коррупция» // Государство и право. 2012.
• [8] №12. С. 24.
• [9] Там же. С. 27-28.
• [10] Гущина Н.А. Конституция Российской Федерации 1993 года — основа закрепления и развития демократических ценностей российского общества // Современное право. 2013. № 12. С. 7—8.
• [11] Лунеев В. В. Преступность XX века: мировые, региональные и российские тенденции. М.: Волтере Клувер, 2005. С. 665.
• [12] Хестанов Р. Коррупция и революция как структурные основания фикции государственного интереса (raison d’?tat) //Логос. 2012. № 2. С. 49.
• [13] Левакин И.В. Коррупция: социально-экономические и историко-правовые закономерности // Российская юстиция. 2013. № 10. С. 34.
• [14] Кара-Мурза СЛ. Аномия в России: причины и проявления. М.: Научный эксперт, 2013.С. 4.
• [15] Мещерякова Н.Н. Особенности аномии в российском обществе // Власть. 2014. № 4. С. 32.
• [16] Голдман М. Пиратизация России. Новосибирск, 2005. С. 25; Хлебников П. Крестный отец Кремля Борис Березовский, или История разграбления России. М., 2001.
• [17] Голдман М. Пиратизация России. Новосибирск, 2005. С. 49.
• [18] Коррупция в России тесно связана с сырьевой рентой, которой лишено большинство граждан страны (см.: Даниленко ЛН'. Сырьевая рента в России: благо или проклятье (мысли по поводу мыслей) // Социс. 2013. № 12. С. 118—127).
• [19] Кабанов К.В. Коррупция: общая ситуация и текущие реалии // Общественные науки и современность. 2011. № 5. С. 34—35.
• [20] Кабанов К.В. Коррупция: общая ситуация и текущие реалии // Общественные науки и современность. 2011. № 5. С. 35.
• [21] Олейник Л. Н. Культура власти как элемент экономической культуры // Альманах Центра исследований экономической культуры факультета свободных искусств и наук. СПб.: СПбГУ, 2013. С. 82.
• [22] Римский В.Л. Взяточничество как норма в решении гражданами своих проблем в органах власти и бюджетных организациях // Общественные науки и современность. 2011. № 5. С. 55.
• [23] Там же.
• [24] Хачатурян А. О коррупции и «кормлении во власти» // Проблемы теории и практики управления. 2013. № 7. С. 16.
• [25] Сологуб В.А., Хашева И.А. Роль гражданского общества в реализации государ
• [26] ственной политики противодействия коррупции // Электронный вестник Ростовского социально-экономического института. 2014. № 1. С. 71. Сергиенко В.О. Коррупционные практики в российском обществе: влияние и включенность в социальные позиции населения: Автореф. дис.... канд. социол. наук. Ростов н/Д., 2013. С. 34.
• [27] Козырева П.М., Смирнов А. И. Безопасность личности и проблема противодействия преступности // Политические исследования. 2012. № 6. С. 149.
• [28] Российское общество и вызовы времени: Кн. 2-я / Отв. ред. М.К. Горшков, В.В. Петухов. М.: Весь Мир, 2015. С. 38.
• [29] Коррупция в России: мониторинг, и ЯГ: http://wciom.ru/fileadmin/file/reports_ сопГегепсе$/2015/2015-10-26-korrupcia.pdf
• [30] Борьба с коррупцией и приговор Е. Васильевой. 1ЖЕ: http://www.levada.ru/I7-06-2015/ЬогЬа-5-коггир15юМ-рп§оуог-е-уа8Пеуо1
• [31] Борьба с коррупцией и приговор Е. Васильевой. URL: http://www.levada.ru/17-06-2015/borba-s-korruptsiei-i-prigovor-e-vasilevoi
• [32] Борьба с коррупцией: миссия выполнима? Пресс-выпуск № 2799. URL: http:// wciom.ru/index.php?id=236&uid= 115189 Состояние и современные тенденции развития коррупции в России. 1ЖЬ: http://nic-pnb.ru/operational-analytics/sostoyanie-i-sovremennye-tendentsii-гагуШуа-кот^зй-у-гоБзп/
• [33] Современное управление: Энциклопедический справочник. Т. 2. М: Издат-центр, 1997. С. 4—9.
• [34] Олейник А.Н. Культура власти как элемент экономической культуры // Альманах Центра исследований экономической культуры факультета свободных искусств и наук. СПб.: СПбГУ, 2013. С. 84.
• [35] Ройки Л. Электронное правительство: эволюция или революция? Ч. 1 // Информационное общество. 2012. № 3. С. 10.
• [36] Там же. С. 11.
• [37] Там же. С. 11 — 12.
• [38] Дианова Е.М. Электронное правительство как механизм воздействия на транзакционные издержки в государственном секторе // Информационное общество. 2012. №4. С. 38.
• [39] Левакин И.В. Коррупция: социально-экономические и историко-правовые
• [40] закономерности // Российская юстиция. 2013. № 10. С. 35. Нисневич Ю.А. Участие граждан в упреждающем контроле коррупции // Общественные науки и современность. 2012. № 3. С. 69. Нисневич Ю.А. Участие граждан в упреждающем контроле коррупции. С. 69—78. Там же. С. 77. Павлютенкова М.Ю. Электронное правительство в России: состояние и перспективы // Полис. 2013. № 1. С. 96.
• [41] Легкое К. Управление сложными инфокоммуникационными системами специального назначения при построении сетецентрической системы управления // Мобильные телекоммуникации. 2012. № 7. С. 28.
• [42] Там же. С. 29.
• [43] Кузнецов С. Общественная жизнь в Сети. Тема ноябрьского номера журнала Computer (IEEE Computer Society. V. 43. No. 11. 2010) — социальное участие на основе технологий // Открытые системы. 2010. № 9. С. 55.
• [44] Там же.
• [45] Кастельс М. Галактика Интернет. Екатеринбург, 2004.
• [46] Фарбер Д. Лидер в высших эшелонах власти, который открыт для новых идей, понимает значение технологий и ценит их, — это большая удача // Информационное общество. 2011. № 4. С. 9.
• [47] Там же.
• [48] Римский В.Л. Взяточничество как норма в решении гражданами своих проблем в органах власти и бюджетных организациях // Общественные науки и современность. 2011. № 5. С. 47.
• [49] Фонд ИНДЕМ — Региональный общественный фонд «Информатика для демократии»; учрежден в октябре 1997 г. по инициативе Г.А. Сатарова, помощника экс-Президента РФ Б.Н. Ельцина.
• [50] Римский В.Л. Взяточничество как норма в решении гражданами своих проблем в органах власти и бюджетных организациях // Общественные науки и современность. 2011. № 5.
• [51] Там же. С. 50.
• [52] Римский В.Л. Взяточничество как норма в решении гражданами своих проблем в органах власти и бюджетных организациях // Общественные науки и современность. 2011. № 5. С. 51.
• [53] Филиппов П.С., Кузнецов Е.А. Иск в защиту общественных интересов как метод борьбы с коррупцией // Общественные науки и современность. 2011. № 5. С. 64.
• [54] Леонов Ю.Г. Венец эволюции, или Чиновники России // Вестник Российской академии наук. 2012. Т. 82. № 9. С. 845.
• [55] Демидов А. Дорожная карта национальной безопасности. О базовых документах в сфере обеспечения национальной безопасности России // Свободная мысль. 2013. №6. С. 27.
• [56] См.: Костин В.И., Костина Л.В. Национальная безопасность современной России: Экономические и социокультурные аспекты. М.: ЛИБРОКОМ, 2013. 344 с. Гл. 3; Поликарпов В.С., Котенко В.В., Поликарпова Е.В. Информационный суверенитет России и информационно-интеллектуальные войны. Ростов н/Д., 2013; Смирнов Л. Информационно-психологическая война. Об одном средстве международного информационного противоборства // Свободная мысль. 2013. № 6.
• [57] Федеральный закон от 28 декабря 2010 г. № 390-ФЗ «О безопасности». 1ЖБ: http://base.garant.rU/l 2181538/#1х2г43и Н Б21 Бц
• [58] См.: Демидов Л. Дорожная карта национальной безопасности. О базовых документах в сфере обеспечения национальной безопасности России // Свободная мысль. 2013. № 6. С. 38.
• [59] Болдырев Ю. Коррупция — системное свойство постсоветского российского капитализма (научно-публицистические заметки) // Российский экономический журнал. 2011. № 2. С. 29.
• [60] Там же. С. 30.
• [61] Болдырев Ю. Коррупция — системное свойство постсоветского российского капитализма (научно-публицистические заметки) // Российский экономический журнал. 2011. № 2. С. 30.
• [62] Там же.
• [63] Государственные стратегии кибербезопасности. Создание государственной политики, нацеленной на усиление безопасности в киберпространстве // Зашита информации. 2012. № 5. С. 21.