ПОНЯТИЕ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

На тему глобализации в последнее время написано и, мы уверены в этом, будут еще созданы огромные массивы литературы. Все они, обладая той или иной степенью достоверности и полезности, составляют на данный момент наши знания в данной области. Казалось бы, зачем к столь внушительному числу добавлять еще одну работу? Причин тому может быть много, но мы отметим лишь, как нам представляется, наиболее важные из них.

Первая. На наш взгляд, существующие тексты на эту тему нередко страдают отсутствием концептуализации. По сути, они повторяют то, что уже было сказано, но несколько иными словами и способами - от легко читаемых пособий до совершенно непролазных дебрей литературного творчества. Важно, впрочем, не то, как именно выглядит текст, а то, что он за собой несет. Тавтологичные повторения о том, что глобализация - это процесс созидания всемирного общества, как представляется, уже мало кого убеждают и почти никого удовлетворяют. Нам же видится необходимым не просто создать некую гипотезу по данному вопросу, но и, по возможности, полноценную теорию.

Вторая. Несмотря на очевидную субъективность такого утверждения, нам кажется, что нынешние подходы к изучению глобализации не то, чтобы несостоятельны, но малопродуктивны. Это связано с тем, что исследователи, занимающиеся данной тематикой, слишком узко, а на самом деле в рамках устоявшегося взгляда, смотрят на проблему. Это сродни тому, чтобы современную атомную станцию строить с помощью молотков и пил - можно, но результат окажется плачевным. По сути, это означает необходимость наличия новых инструментов и до сих пор не существовавших позиций.

И третья, хотя, как мы оговорились, их больше. В действительности работы по глобализации нередко вообще оставляют ее в стороне. Это похоже на ситуацию в астрофизике - ученых интересуют галактики и их скопления, черные дыры и темная энергия, но почему-то они почти не занимаются самой Вселенной. Также и с интересующим нас предметом - многое говорится об отдельных ее сторонах, но очень мало о ней самой.

Нетрудно увидеть, что эти причины тесно переплетены между собой и составляют единый клубок проблем, связанных с изучением глобализации. Поэтому, наверное, не столь удивительно наше желание написать еще одну работу. Разумеется, мы не претендуем на истину, хотя мы бы очень этого желали, тем не менее, как мы надеемся, свежая струя воздуха в затхлом помещении - это не оскорбление, а метафора - будет нелишней.

Основная загвоздка в том, чтобы понять глобализацию, состоит в нашей включенности в процесс. Увы, у нас нет камеры или ее подобия с тем, чтобы заснять, что мы тут делаем, а также как поступают другие, чтобы потом, на досуге, просмотреть записи и выяснить, какие конкретно действия привели к тем или иным результатам. Жаль, но знания мы получим апостериори, после того как все состоится с нашей же помощью. То есть здесь мы имеем дело с вмешательством самого наблюдателя и с его же склонностями. Проиллюстрируем это положение так называемым антропным принципом. И хотя в его естественном виде он вряд ли приемлем, тем не менее, он может оказаться весьма полезным инструментом и способом мышления.

В оригинальной и наиболее сильной версии данный принцип означает, по сути, предопределенность появления на Земле человека разумного. Обычно об этом говорят так, что должен был возникнуть интеллект, который бы сумел уже наличное познать. Однако если немного перетряхнуть столь дикое заявление, получится вполне сносный аргумент. Проблема для любого наблюдателя состоит в том, что он уже существует и находится в том положении, какое занимает. Любой иной исход предшествующих событий заранее исключен, и это создает впечатление некой избранности, предначертанности, которых стоило бы всячески избегать.

Впрочем, мы оставим в стороне все эти слегка религиозные разговоры для того, чтобы усовершенствовать принцип. В таком случае он будет состоять в том, что мы находимся в некоторой уже неизменяемой позиции, в которой присутствуют не все, но лишь некоторые варианты дальнейшего развития событий. Но откуда взялись эти альтернативы и почему их число ограниченно?

Проблема большинства исследователей состоит в том, что они забывают о прошлом, которое, однако, само по себе забвению не подлежит, а, наоборот, требует обратного. Если мы посмотрим на свое тело, то увидим, что тут имеется в виду. Все наши органы и члены таковы, каковыми их сделало время, предшествующее наблюдению. По вполне понятным причинам из данного состояния возможны не все пункты назначения, но лишь некоторые из них. То есть из всего спектра потенциально доступного возможна реализация лишь части из них. Это положение чем-то напоминает один из принципов обучения - способность усвоения нового зависит от его близости с исходному. Чем дальше - тем хуже результат.

Конечно, будущее состояние мира - это не обучение, хотя оно отчасти с ним схоже. Но принцип тут работает тот же самый. Если, скажем, сегодня пользователей Интернета некоторое энное количество, то именно завтра, при доступных технологиях и средствах распространения, оно никак не утроится. Для того чтобы подобное произошло, необходимо что-то совершенно революционное, а его-то на горизонте и нет, как, впрочем, нет и других, не менее существенных предпосылок такого развития событий.

По сути, антропный принцип или ошибка наблюдателя имеют два направления. Одно обращено в прошлое и говорит о том, что мир уже является данностью, не подлежащей какому-либо пересмотру. Второе смотрит в будущее, но с оглядкой на прошедшее, а, значит, им ограниченное. Именно поэтому нет никакой нужды в том, чтобы как-то оценивать текущее положение дел. Будь это американизация, вестернизация, глобализм или всемирный заговор, с этим больше ничего нельзя поделать. Однако заметим пока, что мы не сторонники озвученных теорий.

Но что нам дает антропный принцип? Во-первых, непредвзятость. Нет смысла в том, чтобы приписывать явлениям этого мира положительные или отрицательные качества. На самом деле они таковы, каковы они есть. И нет никаких оснований считать, будто существует некое должное положение вещей, к которому следовало бы стремиться, и, уж тем более, воплощать его в действительность. Человечество окажется в определенном пункте во многом благодаря данному состоянию дел, т.е. актуальному на сегодняшний момент, а также в силу собственных действий.

Во-вторых, свободу. Мы еще подробнее коснемся этого ниже, однако пока заметим, что экстраполяции в прошлое, равно как и в будущее, весьма спорны как метод исследования. Считать, будто глобализация началась значительное время назад и продлится еще очень длительный отрезок времени, несколько самонадеянно. Кроме того, это означает, что мы вольны не делать никаких прогнозов. Стоит хотя бы посмотреть на все предсказания Конца света, как становится ясно, что это крайне сомнительное занятие. Можно просто обрисовать некоторые тенденции, но выводить из них далеко идущие умозаключения вряд ли целесообразно.

В-третьих, простоту. Разумеется, сама по себе она здесь весьма условна. Современный мир сложен и запутан, поэтому говорить о каком-то кардинальном его сведении к элементарным качествам ни к чему. Анализ бывает функционален только совместно с синтезом, без него он обычно превращается в ассорти, которое хоть и насыщает, но оставляет мало шансов для понимания общей картины. Как бы то ни было, но мы все-таки будем обращаться в прошлое ради примеров, как мы надеемся, релевантных сегодняшней обстановке.

И самое главное, в-четвертых, возможность создать новую концепцию. Как правило, антропный принцип всячески избегается, если не сказать, напрямую запрещается. Конечно, само его название крайне неудачно. Другое его имя - ошибка наблюдателя - также малопригодно. Поэтому мы не стали изменять традиции, и используем уже имеющееся обозначение. Но что бы ни говорили о нем, он тем не менее остается крайне полезным, особенно в свете нахождения отправного пункта для изучения того, что пока еще только брезжит на горизонте. Отталкиваясь от настоящего, без каких-либо суеверий прошлого, мы сможем отыскать нечто свежее, что, собственно, и подразумевается данной работой.

Работа с аудиторией, особенно на семинарах, предполагает живой контакт с теми, кто, в подавляющей части, младше. С одной стороны, это порождает конфликт поколений, если, конечно, разрыв в возрасте больше некоторого критического показателя. Но и при меньших уровнях разницы, она дает о себе знать. С другой стороны, преподаватель имеет уникальную возможность узнать, чем живет наиболее продвинутая - с некоторыми упущениями - часть населения, впитывающая в себя самые последние веяния культуры и технологии просто в силу того, что они еще проходят процесс социализации.

В некоторой степени ситуация глобализации сродни пребыванию в аудитории, но с несколькими важными добавлениями. Представьте себе, что в большом зале присутствует самая разномастная публика. Все они имеют несхожие интересы, они прожили неодинаковую жизнь, но существеннее всего то, что у них отличаются системы ценностей. Попробуем пояснить, что мы имеем в виду.

Человеку, воспитывавшемуся до появления высокоскоростного и безлимитного Интернета, еще памятны те дни, когда приходилось подолгу ждать, чтобы загрузилась очередная страница. Обычно люди в таких случаях запускали сразу несколько и перескакивали с одной закладки на другую, экономя свое время, но не деньги. Те времена уже прошли, но присмотримся к ним внимательнее.

Давным-давно делиться информацией было затратным - со всех точек зрения - предприятием. Люди по старинке пользовались уже привычными средствами связи, включавшими в себя телефон и обычный разговор. Эти способы общения укоренились в них, поэтому и поныне они ценят их выше, чем ничего, по их мнению, не значащая болтовня в многочисленных социальных сетях.

Однако сегодня мир иной. Рассказывать кому-либо что-либо оказалось возможным и по Интернету. Это происходит мгновенно, а публикой оказываются все заинтересованные лица. И на каком-то этапе -проследить на самом деле почти нереально - подобное поведение стало нормой. Для старшего поколения оно выглядит дико. Где это видано, чтобы каждый орал во всю глотку, что с ним происходит? Для младшего в этом нет ничего, кроме обычного общения. Приемлемы здесь хоть какие-то оценки?

Разумеется, нет. И вот почему. Мы не случайно выбрали в качестве примера именно Сеть. Во многом она является олицетворением глобализации, хотя, конечно, последняя ею не ограничивается. Оценочные суждения оказываются действенными и возможными только тогда, когда возникает консенсус по их поводу. Или точнее. До тех пор, пока не образуется достаточная по своим размерам группа, которая поддержит новые стандарты, они будут пребывать в маргинальном положении. По мере возрастания количества ее адептов, нормы и правила изменятся для всего населения. Произошло это уже или нет?

На этот вопрос нет однозначного ответа. Реликтовые виды прошлого до сих пор существуют, и нет никаких сомнений в том, что какое-то время им еще отведено. Но они во все меньшей степени оказывают влияние на общество, из которого они, по сути, вышли, и которое их, как им кажется, столь мерзко предало.

Ценности меняются постоянно. Ромео и Джульетта были подростками, которым бы в наше время пришлось туго с претворением их взаимоотношений в реальность. Закон бы не позволил. Поэтому нет смысла говорить о том, что трансформации плохи. Никто же не станет поддерживать право на интимные связи между совершеннолетним мужчиной и девочкой-подростком, как это имело место быть в Средневековье? Нравы трансформируются порой в свою полную противоположность. Но то же самое мы можем наблюдать и сегодня. Мир действительно стал иным. Но что означает эта инаковость?

Во-первых, он очевидно стал быстрей. Вообще забавляет, в какой степени те же автопроизводители гордятся увеличенной доступной скоростью новых машин, когда единицы могут с ней справляться, да и то все они являются профессиональными гонщиками, и сами крайне редко позволяют себе развивать их на дорогах общего пользования. Конечно, не стоит обольщаться, будто во всех областях жизни данное обстоятельство себя столь ярко демонстрирует. Темпы разнятся. Тем не менее очевидное увеличение средних показателей налицо.

Но, естественно и прежде всего, возрастание скорости наиболее ясно проявляет себя в сфере коммуникации. Мгновенные сообщения, сотовая связь, листы рассылки, сам Интернет - все это теперь гораздо стремительнее, чем было раньше, если было вообще. Иногда неудобно ловить себя на негодовании за то, что сердишься низкому темпу загрузки той же веб-страницы. Мгновенность в данной области жизни - это отныне почти повсеместное требование.

Во-вторых, мир сегодня связан в степени, превосходящей любую аналогичную величину за всю предшествующую историю человечества. Одно то обстоятельство, что любой из нас, обладающий доступом к Сети, в состоянии установить контакт с каким угодно другим таким же индивидом, не может не поражать воображение. Впрочем, исключительно этим данное свойство нашей среды не ограничивается.

Мир соединен многочисленными путами. В сфере экономики - это торговля и производство, не знающие никаких рамок. В политике - это договоры, войны и урегулирования конфликтов между странами, располагающимися на разных континентах. В культуре - это распространение языков, образов жизни, стилей, моды повсеместно. В социальной области - это принятие одинаковых стандартов, ценностей и представлений всюду. Можно продолжать чуть ли не бесконечно, но ясно одно - мир отныне представляет собой единое целое.

В-третьих, он стал доступнее. Нельзя, конечно, огульно заявлять о том, что межевые столбы пали окончательно. До сих пор существуют границы и таможни, а также соответствующие рода войск и регулирования отношений между соседними и удаленными друг от друга государствами. Но все это продолжает быть в значительно меньшей степени, чем это было прежде. Пределы теперь размыты, рамки, пусть и вырисовываются, но смутно.

Впрочем, доступность означает не только относительную свободу перемещений, но и широкий перечень других опций, которые включают в себя, в первую очередь, информацию, а также образование, работу, гражданство, перестающее, в сущности, выполнять свою прежнюю роль, товары и многое другое.

В-четвертых, о чем часто забывают, мир стал массовым. Одно то обстоятельство, что ныне нашу планету населяют миллиарды человек, говорит в пользу данного его качества. Для того чтобы обеспечить их всем необходимым, конечно, необходимы огромные усилия, которые гораздо легче осуществлять, если поддержание жизнедеятельности столь колоссального числа людей основано на одинаковых товарах и услугах.

Разумеется, массы существовали всегда, но сегодня они однородны. Не на поверхности, но в сущности. В них могут звучать разные языки, выражающие одинаковые потребности, в них встречаются уникальные одежды, сшитые идентичным образом, в них слышатся призывы почитания своих богов, удивительно схожие между собой. Их нужды, чаяния, устремления и мечты по всему земному шару одни и те же. Это наводит на следующее свойство современного мира.

В-пятых, он гомогенен. Сходство во всем - это почти вездесущая черта между людьми сегодня. Но, кроме того, нечто уникальное или особенное почти вымерло. Разумеется, мы не постулируем того, что ничего нового не появляется - в противном случае нечего было бы и браться за данную работу, однако смысл тут иной. Где бы вы ни оказались, вы почти наверняка столкнетесь с тем, что уже и так встречали. Повсеместное присутствие одинаковых вещей, а нередко и желания обладать ими потрясает и немного пугает.

Люди живут в одинаковых домах, смотрят одни и те же теле- и радиопередачи на экранах и через аппараты горстки производителей ездят на машинах работать и за покупками в клонах автомобилей своих соседей и т.д. Гомогенность тут - это проявление конформности, то ли желания, то ли неохоты быть другим. Просто подумайте, сколько людей с одинаковыми пристрастиями дают доход самым кассовым фильмам при не столь недорогом билете. Их окажутся миллиарды, т.е. множества подобных.

В-шестых, мир сегодня везде однородно - за исключением кучки не столь значимых в мировой экономике государств - капитализирован. Это означает, что одна и та же логика хозяйствования нынче присутствует повсеместно. Не случайно мы упомянули автомобиль в предыдущем пункте, он явно свидетельствует в пользу того, что современный мир устроен всюду одинаково. Одна на всех система диктует, как нам всем выживать и как нам быть вообще.

Из этой структуры нет выхода. По крайней мере, такого, который бы не разрушил ее основные принципы функционирования. Даже эти строчки - во многом есть результат ее деятельности, потому что они набираются на ноутбуке, произведенном где-то далеко от автора, привезенном неизвестными людьми в один из магазинов, а затем и купленном на деньги, полученные вследствие поддержания всей этой системы.

Есть, конечно, исключения, но все они находятся вне основных троп развития мира.

Как нетрудно убедиться, данные характеристики современного мира тесно взаимосвязаны друг с другом. Кроме того, нелишне будет заметить, что их обычно и упоминают в исследованиях, посвященных глобализации. Разумеется, всегда остается возможность того, что мы что-то упустили, но важно другое. То, что нас окружает сегодня, разительно отличается от того, что предшествовало данному состоянию. В этом нельзя сомневаться. Но что произошло в действительности?

Здесь-то мы и начинаем подбираться к тому, чем является глобализация. В любом хорошем детективном романе развязка непременно располагается в конце. В противном случае внимание читателя крайне тяжело удержать до последних строчек. В том и заключается подлость сообщения об истинном убийце в кинотеатре в самом начале сеанса. Но нам подобное не грозит вследствие одной немаловажной причины. Она состоит в том, что предмет нашего изучения имеет открытый исход. Это означает, что никто, подчеркнем это снова - ни единая душа, не знает, чем все это завершится.

Многочисленные прогнозы футурологов могут как сбываться, так и нет. Одно из свойств человеческого разума таково, что он ищет подтверждения своим догадкам и отбрасывает все, что способно им, так или иначе, противоречить. Как говорится, на любую теорию найдутся факты. В том нет никаких проблем. В этой связи умилительны предисловия к отдельным книгам, которые заявляют о том, что, мол, автор сего труда еще какое-то количество времени назад умудрился предугадать дальнейшее развитие всего человечества.

К таким утверждениям всегда нужно относиться с солидной долей скептицизма. Существует масса других неизвестных провозвестников будущего, которые оказались столь же правы, но которых никто не знает. Помимо прочего, среди верных прогнозов даже с более завидным постоянством присутствуют совершенно ложные, на которые в горячечном бреду отчего-то не обращают никакого внимания. Коротко говоря, любые предсказания - очень неблагодарный труд. Однако само по себе грядущее предмет весьма заманчивый для изучения, но только в следующем его виде.

Каждый из нас постоянно что-то планирует. Кто-то думает об отпуске, кто-то - о командировке, а третий расписывает себе во всех красках предстоящие выходные. В этой связи небезынтересны два существенных обстоятельства. Первое. Как правило, люди размышляют о будущем в том смысле, что оно обязательно наступит. Они игнорируют пресловутые кирпичи на крышах, во всякий момент грозящих свалиться на их головы. Второе. Обычно мы экстраполируем события настоящего вперед, полагая, будто завтра повторит сегодня. В этом отношении мы имеем склонность недооценивать различного рода случайности, способные изменить накатанную колею. На первый взгляд может показаться, что оба эти варианта представляют собой одно и то же, но это не так. Давайте присмотримся к ним внимательнее.

Первое обстоятельство касается того факта, что ни у кого нет никаких оснований думать, будто завтра вообще случится. Данное утверждение можно и усугубить, сказав, что и следующее мгновение вполне вероятно не состоится. В мире происходит одновременно так много событий, которые никто не в состоянии учесть во всей их полноте, что совершенно бессмысленно предполагать неосуществимость некоторых вариантов, приводящих к личному концу. Впрочем, как правило, такие упущения вполне сносно работают.

Второе обстоятельство состоит в том, что в жизни каждого из нас присутствуют некоторые закономерности, как предполагается, имеющие тенденции к ежедневному повторению. Разумеется, они есть, но столь же очевидно, что им не обязательно возникать снова и снова просто потому, что мы их обнаружили. Опять же - в мире случается слишком много всего, чтобы отдельные ветви событий не пересекались, но продолжали пребывать в каком-то неизменном виде.

Если мы вас не убедили, выразимся коротко. Первое. Не факт, что будущее состоится. Второе. Не факт, что оно окажется таким, каким мы его ожидали. Однако вместе с тем их объединяет третье. Цепочка событий, лучше сказать, их клубок настолько спутан, что предсказать что-либо крайне проблематично, особенно когда речь идет о крупных образованиях и популяциях, вроде человечества. Но так ли это? И да, и нет. Почему это неправда?

Каждый из нас на своем личном опыте убедился, что события следуют одно за другим в довольно стройной последовательности, из которой выводятся те самые закономерности. Конечно, случаются неожиданности и сюрпризы, но они настолько редки, что их вероятностью можно и пренебречь или, как это часто бывает, подстраховаться. Заметим вскользь, что в английском языке говорят о неуверенности, а у нас о боязни. Как бы то ни было, но общие паттерны таковы, что они не предполагают чего-то неординарного. Выражаясь грубо, жизнь - это слишком предсказуемая, а оттого скучная штука.

Во всей этой унылости господствует закон средних чисел. Приведем пример. Если вы выстроите всех мужчин в шеренгу по признаку роста от самых низких до самых высоких, то самой представительной частью такой выборки окажутся середнячки. Экстремумы будут слишком малочисленны. Собственно говоря, это и есть те самые неожиданные события, которые маловероятны, вследствие чего игнорируемы.

Можно иллюстрировать этот закон и дальше, но ясно одно. Многие сферы нашей жизни со всей очевидностью ему подчиняются. И, положа руку на сердце, подавляющая часть человеческих судеб попадает именно в середину, т.е. ничего выдающегося из себя не представляет. Это, конечно, безрадостное заявление, которое от этого не перестает быть менее или вообще истинным. Но это не совсем так. Почему это неправда?

Существует и второй закон. Его можно обозначить как закон распределения власти или влияния. И его следы или, лучше сказать, его результаты также повсеместны, как и в случае с первым. Как он звучит? Давайте снова приведем иллюстрацию. Как много на Земле живет долларовых - имеется в виду валюта США - миллиардеров? Очевидно, что мало. Всего на всех, как известно, не хватает, что и приводит к скудости столь обеспеченных лиц. Но можно пройти далее. Миллионеров больше, а бедных - их попросту не счесть. Если мы посмотрим на распределение богатства, то окажется, что подавляющая часть населения владеет немногим, затем скромный процент - довольно ощутимой долей, а самый огромный куш находится в руках кучки олигархов.

Данный закон также тесно связан с другим, не совсем на него похожим, а именно распределением 80 на 20. То есть, скажем, 20 процентов людей выполняют четыре пятых работы, а 80 - оставшуюся часть. В этом конкретном случае речь идет о более широком соотношении, не уточняющем деталей.

Присутствие второго закона также повсеместно, впрочем, оно значительно менее заметно. Например, по некоторым данным процент евреев в населении США составляет ничтожные два процента, тогда как процент разговоров, которые они к себе привлекают, подавляет любую другую национальность во много раз. Собственно говоря, этот закон говорит о том, что мы плохо оцениваем как вероятность, так и степень присутствия чего-либо в нашей жизни.

Но есть еще и третий, впрочем, не совсем закон, а, скорее, соображение, крайне существенное в рамках нашей работы. Давайте снова приведем пример, который уже звучал выше, но несколько сыро. Все мы имели удовольствие или, напротив, несчастье читать классиков литературы. Обычно это обосновывается тем, что именно данные писатели и поэты, а, точнее, их произведения представляют собой высший образчик родного языка, а также вечные сюжеты и проблемы, свойственные данной культуре и человечеству вообще. Признаться честно, не все, из того, что предлагается, как квинтэссенция гениальности, заслуживает подобного звания. Впрочем, речь не об этом. На самом деле в любом таком начинании стоит спросить себя и окружающих, неужели не было других талантов, помимо тех, кто известен? Конечно, были. И есть подозрение, что их было гораздо больше, чем мы себе это представляем. Только вообразите себе какого-нибудь драматурга, который не желает, чтобы его, в действительности, шедевры ставились на сцене, а равно никем вообще не читались. После плодотворной своей жизни он умирает, оставляя завещание сжечь все свои рукописи, и послушные его потомки так и поступают. Конец. Разумеется, ни о какой славе тут никто и не заикается. Но ведь он гений, разве не так?

Общая проблема здесь заключается в том, что мы оцениваем - неважно по каким именно критериям - только то, что имеется в наличии или более точно, то, что мы считаем актуальным. Странно, конечно, провернуть обратное, но почему бы нет? Некоторые люди кичатся тем, что знают много. Но задумывались ли они о том, что их сведения ничтожны по сравнению с тем, о чем они даже никогда и не помышляли? Вообще говоря, это не так уж сложно сделать - достаточно только обратиться к той области, в который мы являемся очевидными профанами, и убедиться в том, что имеются колоссальные пласты информации, нам ранее неизвестной и вряд ли когда-нибудь грозящей стать достоянием нашего багажа. Отсюда несложно добраться до вывода, что незнакомое превышает и подавляет знакомое.

Именно в сумеречной зоне неизвестного и обитают те самые мертвые или вполне себе живые поэты, писатели, драматурги. То есть, по сути, концы нормального распределения могут оказаться значительно больше, чем мы это себе воображаем. Кроме того, рост в нашем примере - величина, не изменяемая по нашему произволу. Человек как вид животного заранее помещен в заданные границы многих параметров. Но как быть с гениальностью? с одаренностью? с другими нашими способностями, а равно явлениями в окружающей среде?

Три этих закона работают сообща, что и придает им ценность в наших глазах. Позвольте теперь объяснить, зачем мы так подробно их рассматривали. Все мы находимся перед будущим, в действительности не представляя, что нас там ожидает. Конечно, в рамках простых систем, например, повседневных маршрутов перемещений, нет ничего особо выдающегося в том, чтобы предсказать, что они, скорее всего, останутся прежними. Однако в более серьезных структурах ситуация усложняется их комплексностью и взаимосвязанностью. Каждый отдельный элемент в итоге может привести к совершенно неожиданным - с нашей обывательской точки зрения - результатам, которые, хотя и поддавались прогнозу, но стали жертвой нашего нежелания посмотреть вглубь сумеречных зон.

Но наше положение усугубляется еще сильнее тем, что мы на самом деле плохо представляем себе текущее состояние вещей, как в случае со вторым законом. Опять же, находясь в рамках малых систем, этот недостаток нивелируется возможностью пренебречь рядом переменных, которые не сильно влияют на исход. Однако в больших образованиях -третий закон - подобное невежество будет иметь куда более серьезные результаты, грозящие тотальным провалом. И так происходит на удивление часто, что внушает обоснованные подозрения в нашей излишней самоуверенности.

Что это значит? И почему в действительности мы довольно редко лично наблюдаем явления деструктивного характера? Объяснение сколь банально, столь и сложно - это привычка. Человеческие группы имеют свойство создавать определенные паттерны поведения, которые регулируют взаимоотношения между индивидами в заранее прогнозируемом диапазоне значений, который, по всей видимости, приемлем в границах данного коллектива.

Любые наши поступки, движения, мысли и даже чувства на самом деле воспитываются окружающими. Это не происходит так, словно кто-то учит нас думать, переживать и вести себя неким определенным способом. Напротив, сами агенты влияния вряд ли осведомлены о той роли, которую они играют в процессе создания и восстановления данных паттернов. Тем не менее они имеют место быть.

У нас нет сейчас ни времени, ни места для обсуждения того, почему это так. Однако чтобы не оставлять этот вопрос совсем без внимания, приведем одну небольшую иллюстрацию. Каждый данный момент времени любой из нас имеет перед собой огромное количество альтернативных вариантов будущего. То есть всякий может решить, что ему делать дальше. Как правило, из всего разнообразия путей мы выбираем лишь несколько, которые и рассматриваем в качестве потенциальных, оценивая или не совершая такой процедуры, какие выгоды и потери даст их реализация. Но это неверно.

По крайней мере, неправда то, что их, как обычно представляется, мало. Например, у каждого есть шанс лизнуть ближайшую поверхность - стола ли, стены, пола и т.д. Но отчего-то данная альтернатива, как правило, выпадает из нашего поля зрения. Заметьте, мы специально не стали предлагать вредные или неодобряемые стратегии, но выдвинули нейтральную. Почему в таком случае она исключается?

Ответ и состоит в привычке. Не той, что руководит нашими действиями по завязыванию шнурков или чистке зубов, а той, что направляет наш разум, рассматривающий будущие исходы. Облизывание стола может оказаться весьма полезным в том смысле, что вы приобретете новую для себя информацию, т.е. сделаете образ данного предмета мебели более полным. То же самое касается и множества иных случаев -нехоженого маршрута, неиспробованного напитка, несказанных слов.

Большинство людей - и это, поверьте, весьма неплохо - живет так, как давно заведено. Дом-работа-дом, может быть, дом-работа-магазин-дом. Вследствие привычки все будущие расположения социальных агентов на общественном поле оказываются прозрачными и прогнозируемыми, тем самым повышая уровень уверенности и снижая степень тревоги, неизбежной среди больших человеческих скоплений.

Да, разумеется, иногда и на старуху бывает проруха, и происходит что-то чрезвычайное. Но обычно и его можно объяснить весьма тривиальными причинами, не вдаваясь в мистику и не приводя излишне комплексные доводы в его обоснование. Привычка отвращает нас от неизвестных маршрутов, оставляя лишь знакомые, что и позволяет быть нашей жизни столь кромешно унылой и столь удивительно комфортной.

Однако давайте немного вернемся назад, к глобализации. Обычно ее представляют как некое особое состояние, которое, по вполне понятным причинам, достижимо при соблюдении ряда условий. Если принимать в расчет описанные паттерны, то становится понятно, что исследователи зачастую за деревьями не видят леса. Что мы тут имеем в виду?

Большинство ученых, занимающихся проблемами глобализации, согласны в том, что она представляет собой процесс, а не нечто статичное. И подавляющая часть этого числа беззаботно продолжает рассматривать ее как нечто застывшее. Однако любое движение имеет конечный результат, и вне соотнесенности с ним всякая динамика является пустым звуком. Выше мы уже отметили, что спрогнозировать ее исход невозможно, тогда зачем нам нужны цели?

Дело в том, что все мы находимся перед лицом будущего, не зная, что оно нам готовит. Отчасти данная проблема снимается той самой привычкой и упомянутыми законами. Если до сих пор мы наблюдали некоторые паттерны на протяжении достаточного времени для выводов и создания схем поведения других людей и себя, а также выяснили, по каким принципам работает социальная динамика, можно, казалось бы, и успокоиться. Грядущее в таком случае предсказуемо, а, значит, даже вредные его последствия мы в состоянии предотвратить, либо, на худой конец, подстраховаться от них.

Но именно здесь и возникает парадокс. Проблема в том, что негативные результаты сегодня - это не обязательно отрицательные исходы завтра, ровно также как и положительные и нейтральные. Как и в случае с новыми способами коммуникации, они не плохи, и не хороши, они просто становятся общеупотребительными, а, следовательно, нормальными и стандартными.

Что будет завтра хорошим? Сегодня мы ценим автомобили и их удобство, но что произойдет с ними через пять, десять, сотни лет? Конечно, обычный человек так далеко вперед не заглядывает. Но ведь когда, скажем, его увольняют, казалось бы, с незыблемой и незаменимой должности вследствие ее сокращения, то разве такое предугадывается заранее? Жизнь полна неожиданностей, и это обстоятельство необходимо некоторым образом учитывать.

Отчасти, опять же, подобная проблема снимается пренебрежением к результатам своей деятельности, но это тоже не самый оптимальный вариант. Некоторые исходы не заставят себя появиться, не потому, разумеется, что судьба зла, но потому, что последствия всегда есть, и часть из них в будущем окажется неприемлемой.

Здесь парадокс лишь усугубляется. Если мы не можем предотвратить что-то нежелательное - неважно, сейчас или потом - то возникает соблазн не делать ничего вообще. Однако и такая позиция, все равно, имеет какие-то исходы. Коротко говоря, как действие, так и бездействие равно результативны.

Вернемся во времени немного назад, тогда, когда не было сотовых телефонов. Кого тогда интересовали полоски, сигнализирующие о заряде аккумулятора? Их не было вообще. Равно как и не было мобильной связи. Также никто нервно не задирал руку вверх со столь драгоценным аппаратом и не молился тайно или явно, чтобы там появилось свидетельство его доступности.

Кто бы мог предположить, что копание в груде проводов и микросхем несколько десятков лет назад может обернуться миллиардами долларов на счетах в офшорах? Люди презрительно фыркали на незатейливые игры в рубленные квадратики, а сегодня они приносят баснословные доходы, выглядя, конечно, значительно совершеннее своих предшественников.

Эти и многие другие примеры легко показывают, что будущее не определенно так, как бы нам того хотелось. Все наши паттерны, привычки и законы пробуксовывают и дают многочисленные сбои, не помогая нам в том, чтобы понять, что станется с нами завтра. Впрочем, это не совсем так. Однако пока мы вернемся к парадоксу.

Приведенные иллюстрации на самом деле касаются не столько отдельных людей, хотя и их тоже, сколько устройства нашего общества в принципе. Комики и эстрадные артисты могут, конечно, шутить по поводу новых выражений в языке и странных для прошлого сознания ситуаций, но, тем самым, они лишний раз подтверждают, что мир теперь иной, чем он был даже двадцать лет назад. Те самые мертвые поэты восстали.

Структура повседневности обусловлена, в том числе, и наличными технологиями, но в гораздо большей степени нашими воззрениями на реальность и привычками ею манипулировать. Сегодняшний мир также имеет свою обыденность, и она очень многое может сказать о том, каким образом мы будем действовать (или бездействовать) в ближайшей перспективе.

Понятно, что планировать что-либо на отдаленное будущее и прилегающее к настоящему - вещи, мягко говоря, разные. Сомнительно, чтобы завтра все изменилось настолько кардинально, чтобы оно стало полной противоположностью сегодня. Именно вследствие инерции -и мышления, и поведения, и чувствования - то, что произойдет на следующий день, по крайней мере отчасти, прогнозируемо. Собственно говоря, так и проходит жизнь большинства людей - они и не пытаются снискать лавры великих предсказателей. Впрочем, это не означает, что история их не тащит вперед. Как говорится, иногда гораздо проще расслабиться.

Отдаленная перспектива - это вещь из разряда появления мобильной связи. Никто - сколь бы усердно не заявляли обратно - не мог предугадать ее включения в нашу жизнь, причем настолько плотно, что наше существование кажется неполным и недостаточным без нее. Конечно, имеется простор для спекуляций по поводу того, насколько сильно сотовые телефоны изменили наше отношение к действительности, но трудно переоценить их значение в том, что какие-то трансформации они все-таки принесли.

Ретроспективно оглядываясь в прошлое, трудно не заметить очевидных сдвигов в технологическом развитии вчерашнего дня и не понять, что они принесут с собой весьма ощутимые перемены. Однако, находясь в позиции настоящего, сделать это не так просто. Тем не менее жизнь - это не просто некое актуальное состояние, но и процесс. Что помогает нам ближе подойти к глобализации.

Как уже было отмечено, исследователи полагают, что она является динамичным образованием, представляя собой транзит из одного пункта в другой. Но что это за точки в пространстве и времени? Чтобы понять это лучше, стоит еще раз обратить внимание на мобильную связь.

Ни для кого не станет секретом, что в качестве главного ее назначения выступает общение людей в той или иной форме. Это могут быть, собственно, разговоры, текстовые или графические послания, а также переписка посредством Интернета. Ничего из перечисленного не является в полном смысле этого слова чем-то революционным. Люди разговаривали друг с другом на протяжении тысячелетий, используя в том числе и подручный материал, и данное обстоятельство едва ли претерпит какие-нибудь значительные трансформации в будущем. Что изменилось, так это сам способ передачи информации.

Говорить о том, что глобализация началась буквально вчера - это моветон. По крайней мере, некоторое время она уже шествует по планете. Это фактически означает, что мы успели пройти ряд промежуточных станций, и некоторая - пусть пока и неудовлетворительная - последовательность имеет место быть. Мобильная связь - это звено в общей цепочке.

Если мы оказываемся в зоне покрытия, то мы сразу попадаем в область потенциальной доступности. Это означает, что общаться теперь можно почти где угодно, тогда как в прошлом имелись очевидные препятствия для отдаленной коммуникации. Кроме того, современные аппараты снабжены многочисленными приспособлениями, которые позволяют передавать не только звуковую, но и графическую информацию. И даже больше. Если у вас есть доступ в Интернет с телефона, то гипотетически установление контакта оказывается возможным со всяким, кто также присутствует в Сети. Все это расширяет наши способности говорить друг с другом. И, по сути, общее движение как раз и было направлено в эту сторону, т.е. включение максимально большого числа людей и видов транслируемых сведений в наш арсенал для общения.

Если распространить ту же логику на весь процесс глобализации, то мы и получим уже описанные изменения, произошедшие в мире за последнее время. Выражаясь кратко, мы все сегодня связаны потенциально со всеми. Само по себе данное обстоятельство уже примечательно, но важно также и то, какой путь мы прошли к нынешнему состоянию.

История обычного телефона в данном случае весьма показательна. Обладание единственным аппаратом бессмысленно. То же самое, в сущности, касается и двух трубок. Но чем больше абонентов появлялось, тем очевиднее становились преимущества нового вида связи, что лишь подталкивало новых пользователей включаться в уже существующую сеть. На каком-то этапе рынок насыщается, потому что обычный телефон имеет явное ограничение - он наглухо прикреплен к конкретному месту, а люди - существа подвижные, и желание общаться у них с увеличением расстояния друг от друга не пропадает, а, вероятно, даже увеличивается.

Очевидный шаг в данном направлении - мобильная связь. Здесь развитие протекает значительно быстрее, но и она показывает собственные пределы. Говорить вслух не всегда удобно и, кроме того, зачастую затратно в смысле сложности поддержания разговора в прямом, что называется, эфире. Сообщения пролонгируют ответы, позволяя абонентам подумать некоторое время и, соответственно, отложить беседу, но, разумеется, не до бесконечности. Помимо прочего послания можно хранить и ссылаться на них, тогда как открытая речь, пусть даже и записанная, с трудом поддается расшифровке.

После этого появляются вспомогательные функции, такие как рассылка изображений, выход в Интернет и т.д. Существуют, правда, и некоторые сложности в процессе совершенствования коммуникации. Человек, как известно, имеет пять чувств, тогда как до сих пор связь по преимуществу покоилась на двух основных - зрении и слухе. Ни обоняние, ни осязание, ни вкус пока что никак не задействовались. Это, конечно, не означает, что их будут игнорировать и впредь. Однако их включению в процесс общения имеются очевидные преграды. Во-первых, они доставляют значительно меньше информации, чем уже используемые - всего около десяти процентов. Во-вторых, сложилась привычка основываться на них, и ее не так легко искоренить. В-третьих, тактильные ощущения все-таки отчасти присутствуют в разговоре, пусть и опосредованным образом. И, в-четвертых, их очень тяжело реплицировать. Стоит подумать хотя бы о том, почему разработчики столь упорно улучшают картинку, но оставляют без внимания наших парий, как становится понятно, что легче и эффективнее обращаться к глазам, чем к тому же носу. Впрочем, по-видимому, это временная ситуация, и она, вполне вероятно, разрешится.

Несложно заметить, что мы несколько упростили общий ход событий, упустив, скажем, пейджинговую связь. Однако магистральный путь все-таки мы описали. Что это нам дает? И почему мы столь пристальное внимание уделяем процессам коммуникации? На наш взгляд, и это будет наше первое предположение относительно предмета данной работы, глобализация - это, прежде всего и по преимуществу, способ передачи информации. Для того чтобы это пояснить, нам теперь придется вернуться довольно далеко назад в историю развития инструментов общения.

Всем нам известно, что такое ручка и бумага. С помощью первой мы наносим на вторую символы, предположительно - не можем же мы игнорировать бессмысленные каракули - имеющие некоторую информационную ценность. Оставляя за скобками всякую мазню, в сухом остатке мы получаем сообщение - неважно, собственно письменное, т.е. использующее стандартизированный набор знаков, или графическое, а также, хотя и в значительно меньшей степени, тактильное, обонятельное и вкусовое. Ведь есть же в самом деле даже съедобные трусы!

Ручка как инструмент переноса мыслей и чувств, а также бумага сами по себе далеко не нейтральны, как можно предположить с первого взгляда. По понятным причинам, сегодня люди в значительно меньшей мере используют письменное слово, имеется в виду, конечно, рукописное, что несколько отдаляет их от каллиграфии, но зато и помогает понять всю ее сложность и комплексность.

Если в повседневной деятельности вы, как и мы, используете на регулярной основе компьютерную клавиатуру, а также другие вспомогательные электронные средства ввода и обработки, то вам не так просто перестраиваться именно на рукописную речь. Так происходит в силу следующих причин. Во-первых, нейроны в нашем мозгу заточены на применение одних способов передачи информации, но не других. Во-вторых, работает привычка. И, в-третьих. Существует система с обратной связью, т.е. включающая в себя отправителя и получателя. По сути, она принуждает нас к тому, чтобы мы отказывались от ручек из-за того, что никто не намеревается читать наши каракули, но также и потому, что структура не приемлет разнообразия.

Человеческие руки отличаются друг от друга. Даже если мы создадим - как на деле и произошло - стандартизированные способы ввода информации: угол наклона, определенные способы написания, расстояния между словами и строчками и т.п., мы, все равно, не сможем контролировать каждого индивида. Всех нас в школе обучали, как надо писать, но, что в итоге получилось? Почерки разные, а у многих, включая автора этой работы, вообще слишком неразборчивы.

До появления печатных машинок устранить дисбаланс было сложно, хотя, разумеется, на протяжении всей истории люди стремились нивелировать отклонения. И потому создавали нормы. Но, по понятным причинам, тотально искоренить различие попросту невозможно. В конечном счете, есть левши и правши, и, даже если, как в Советском Союзе, первых часто переучивали, жизнь брала свое, нередко сторицей. Коротко говоря, несоответствие правил и реальности постоянно маячило на горизонте. Впрочем, давайте вернется к бумаге и ручке.

Лист формата - снова регулирование - например, А4 представляет собой, по сути камеру пыток. Он ограничен своими размерами, писать на нем, как уже говорилось, надо ровно, в алфавитных системах существуют правила переноса слов. Кроме того, организуется порядок нанесения символов, в большинстве европейских языков - слева направо и сверху вниз. Но это только то, что касается собственно письма.

А ведь помимо этого имеются сами свойства ручки и бумаги. Так, у листа есть некоторая плотность, характеристики поверхности, степень белизны - или любого иного цвета, тот же размер. Пишущий инструмент, в свою очередь, обладает цветом чернил или грифеля, величиной, тонкостью линии, удобством держания, запасом хода, если так можно выразиться.

Мы обычно забываем обо всем этом, но данные свойства играют критическую роль в том, как организуется наше письмо. Мы легко представляем себе, как теребим ручку в руке, грызем ее тупой конец, играем ею между пальцами. Нам также не сложно вообразить, как мы рвем бумагу, как мнем ее и кидаем прочь, как складываем, как режем.

Но все подобные действия возможны исключительно потому, что таковы их характеристики. Однако мы отвлеклись.

Письмо с необходимостью регулируется. Это нужно не столько в силу злой природы системы, сколько потому, что в противном случае нам было бы трудно понять созданное другими. Те же самые соображения применимы в разных областях жизни - от речи до одежды, поэтому они не должны нас пугать или повергать во фрустрацию. И интересны они нам не сами по себе, а вследствие той перемены, которая с ними произошла.

С появлением компьютерной клавиатуры, а также других инструментов ввода ситуация кардинально преобразовалась. Тот факт, что, скажем, шрифт и размер листа на мониторе остались прежними, ничего не значит - это всего лишь реликты прошлого, процесс перехода, который, возможно, так с нами и останется. Важное следующее. Отныне стандартизация позволила наладить стопроцентное регулирование письма. Теперь все страницы, вышедшие из аппаратов печати, идентичны и потому легко читаемы.

Но трансформации подвергся не только способ написания, но и, более тонко, то, что, собственно, составляет содержание текста. Суть рукописной работы и сущность, набранная на клавиатуре - остановимся только на ней - не есть одно и то же. Отчасти это объясняется расположением клавиш и кнопок - некоторые сочетания попросту неудобны для ввода, тогда как другие более предпочтительны. Кроме того сами свойства данного устройства - жесткость, цвет, материал изготовления и т.д. - вносят свою, пусть и не очень значительную лепту. Но более существенно другое.

С приходом в нашу жизнь клавиатуры мы стали иначе мыслить. Окончательно устранив различия ввода, она создала их в ментальной области. Если вы до сих пор испытываете благоговейный трепет перед чистым листом бумаги, белизна и девственная чистота которого завораживают и глаз, и сердце, если вы и поныне чувствуете непреодолимую тягу к различным тетрадям и блокнотам, столь удивительно и сказочно не схожих между собой и так и зовущих исписать их вашими каракулями, если вы не можете спокойно пройти мимо стенда с различными ручками, карандашами, фломастерами и кистями самых разнообразных оттенков и даже запахов, вопиющих о том, чтобы их наконец-то использовали по назначению, и, если вы, обзаведясь подобным арсеналом уселись за рабочий стол и приготовились написать что-нибудь прекрасное, доброе и вечное, но не можете подобрать первое слово, вы -все еще человек рукописный.

Способ передачи информации влияет на то, что, собственно, сообщается. Устная речь быстра и требует выучки в деле импровизации, а потому нередко страдает от неточностей и оговорок, письменная позволяет подумать, но тем самым порождает возможность чиркать и марать лист. Но чем отличается от них, если так можно выразиться, компьютерное послание?

Во-первых, оно дает право, даже более высокопарно - свободу редактировать. Конечно, нам могут возразить, что и письмо тоже нечто подобное позволяет. Существует даже понятие черновика. Но здесь мысль движется линейно - слева, как в европейских языках, направо и сверху вниз. Другой порядок исключается и уничтожается на корню. Да, мы в состоянии возвращаться к уже написанному, что-то вставлять между строк, но такие маневры ограничены. Кроме того, чистовик - как гордо это звучит! - не дает вообще никакого пространства для того, чтобы передумать. Буквы следует выводить тщательно и, на дай бог, где-то что-то нарисовать не так - придется все переделывать заново.

Компьютер в этом отношении - полная противоположность письма. С одной стороны послания, с его помощью созданные, дискретны. Клавиши представляют собой отдельные единицы, не буквы и не символы, но именно разрозненные и независимые частицы, которые никак с другом, по сути, не связаны. Буквы, напротив, тесно соприкасаются, взаимодействуют и влияют на своих соседей - они даны только так, а не иначе, вне слов их просто нет. Кроме того знаки на клавиатуре всегда одинаковы - они не подвержены влиянию настроения, угла наклона ручки, бумаги, они постоянны и нерушимы. Буквы, наоборот, изменчивы, они становятся то больше, то меньше, то уже, то шире, то выше, то ниже, они скачут в пляске святого Витта.

С другой стороны, компьютерное сообщение голо. В нем почти нет эмоций, переживаний и чувств. Только чистая рассудительность. Недаром многие писатели до сих пор используют либо пишущую машинку, либо вовсе предпочитают рукописный ввод. Клавиши не способны вызвать хоть какой-то душевный отклик. Они раз за разом щелкаются, бесконечно повторяя самих себя. Буквы, напротив, все различны, и каждая требует усилий именно сердечных, погружения внутрь текста. Это не значит, разумеется, что клавиатура совершенно нейтральна - она в состоянии пробудить и трепет, и удивление, и агонию, но они представляют собой лишь слабое подобие действительного письма.

Эти качества клавиш и позволяют редактировать с почти бесконечной свободой. Если символы одинаковы, всегда можно возвратиться, что-то вставить, что-то изъять, что-то изменить, что-то подправить. Обработка рукописного текста - это насилие над ним, корректировка компьютерного послания - это сама его суть. Ведь до того, как он окончательно покинет встроенную память, имеется огромный запас времени, чтобы его усовершенствовать. В то же время он прощает ошибки, потому что они легко возникают и столь же просто устраняются.

Во-вторых, такое послание легко множится. Количество копий ограничивается исключительно желанием самого автора текста. Если у вас под рукой имеется принтер или любое другое копировальное устройство, вы не стеснены в количестве и, что важно, в качестве реплицирова-ния вашего произведения.

Разумеется, печатный пресс также позволяет создавать бесчисленные копии исходного оригинала. Все это так, но с двумя существенными поправками. Первая - к нему отграничен доступ. Не все желающие могут напечатать столько экземпляров, сколько им заблагорассудится, но только те, что до него добираются. Вторая - он создает исключительно материальные объекты, и не способен вырваться из плена этого грубого мира. Его продукция привязана к бумаге, чернилам, сложной машинерии станков и профессионализму специалистов. Компьютерное послание принадлежит по преимуществу профанам.

Нематериальность такого сообщения помогает ему размножаться в неограниченных масштабах. Даже имея некоторую привязку к миру - в виде компьютеров, серверов и баз данных - само оно находится нигде. Оно является чистой абстракцией, набором нолей и единиц. Если бы мы, скажем, пожелали посмотреть на данный текст в его исходном виде, то обнаружили бы длинные вереницы состояний - включено и выключено. Поэтому здесь важна только последовательность, которая без труда копируется и воспроизводится в другом месте и времени.

Точность подобного копирования беспрецедентна. Книги, газеты, журналы, листовки, брошюры, не говоря уже о рукописях, не могут в точности повторять друг друга. Они всегда в чем-то уникальны и своеобразны. Напротив, тексты в компьютерной памяти и на экране идентичны. Это даже не реплики, а клоны. Если, скажем, вы скинете, как это говорится, кому-то ссылку на сайт или на какую-нибудь информацию, ваш адресат увидит абсолютно то же самое, что и вы сами, за исключением, разумеется, обстоятельств и времени просмотра.

В-третьих, компьютерное сообщение даже не существует как таковое. Сегодня, например, имеются так называемые облачные сервисы, которые требуют от создателя текста лишь ссылку на него, что окончательно уничтожает хоть какую-то привязку к актуальной действительности. Поэтому нематериальность такого послания касается не только его способности к репликации, но представляет его наиболее важное свойство.

Письменный текст всегда присутствует актуально, его можно потрогать, понюхать, лизнуть, в конце концов. Ничего такого проделать с компьютерным сообщением нельзя. Не то, чтобы клавиатура не поддавалась таким действиям, но в таком случае она всегда одинакова, кроме того ее сугубо физические свойства ничего не говорят о самом послании, которое с ее помощью появляется на свет. Это, по сути, совершенное убийство. Его орудие не содержит никаких указаний на автора, никаких намеков на обстоятельства его претворения в жизнь, никаких свидетелей. Помимо прочего оно постоянно остро заточено и никогда не тупится.

Эта нематериальность текста подводит нас к следующему свойству компьютерного сообщения. В-четвертых, оно, в сущности, не имеет автора. Эта сколь одиозная, столь и грандиозная фигура, возникшая в эпоху Возрождения, начинает медленно, но верно исчезать, буквально таять на глазах. Сколько ей еще отведено времени - неизвестно, но ясно то, что само по себе понятие создателя смещается в сторону другой терминологии, включающей в себя такие слова как компилятор, передатчик, посредник, источник.

Как и в случае с идеальным убийством, все, что остается автору, -это его собственный стиль, манера изложения, приписка к файлу о том, что именно он написал данный текст. Впрочем, и это довольно просто имитируется. Все прочие отличительные черты, такие как почерк, отпечатки пальцев, нажим, правки, подстрочные замечания, значки и символы, а равно и другие уже и так отсутствуют в компьютерном послании. Доходит до того, что, как и с народными произведениями, становится неважно, кто творец, главное, чтобы произведения как таковые существовали.

Это порождает ворох вопросов о том, что значит в наши дни быть создателем. Не так давно автор данной работы столкнулся с одним якобы произведением своего студента. К своему ужасу он обнаружил внутри повторяющиеся рефрены «текст украден» на протяжении всего реферата. Понятно, что ленивый ученик скачал его из Интернета, даже не озаботившись тем, чтобы почистить и привести в должный вид. Но, судя по всему, творцы восстают, вставляя специальные замечания о том, что их права нарушаются, что совершается, по сути, акт воровства.

Подобное движение давно приняло указанное направление - вспомнить хотя бы современное искусство с его бесконечными отсылками, рефренами, повторами, а то и прямыми цитатами из других источников, без их указания. Но с появлением компьютера темп кражи ускорился, а ее масштаб возрос многократно. Все эти тщетные попытки защитить авторское право в электронную эру только демонстрируют силу и мощь вора, которым сегодня может стать каждый, без какого-либо страха за свою судьбу, но с очевидными выгодами от своего теперь уже и не злодеяния вовсе.

Те же студенты, а за ними и преподаватели уже нисколько не смущаются совершаемому ими фарсу. Первые приносят якобы свои произведения, притворяясь их авторами, зачастую весьма гнусным образом, вторые делают вид, что верят им, нарочито по-деловому, но лживо рассматривая эти доказательства кражи. Подобный спектакль уже есть неотъемлемая черта современной жизни. Мы что-то где-то слышим, видим, ощущаем, а затем передаем как свое. Ради обслуживания этой трагикомедии возникли специальные словесные обороты, появились новые лексемы, получился целый язык.

И, в-пятых, хотя мы не исключаем, что нечто пропустили, компьютерные сообщения множественны и вездесущи. Это связано во многом с предыдущими их характеристиками, а также со свойствами современного мира. Если в прежние времена для того, чтобы получить послание нужно были либо инициировать отправителя, либо самому оказаться в специальном месте, либо самостоятельно его создать, то теперь нас бомбардируют текстами, образами и прочими раздражителями с интенсивностью и в масштабах, которым бы позавидовали любые полководцы. От них попросту некуда деться.

Человеческие способности к концентрации внимания крайне скудны, поэтому за столь ценный ресурс разворачивается настоящая война на тотальное истребление противника, а равно и самой цели. Отсюда желание и стремление сыграть на самом ярком, самом кричащем, самом вульгарном, самом вопиющим, самом жутком, в общем, на самом-самом. Сообщений так много, а получателей так мало, что борьба между первыми неизбежна, тогда как вторые могут постоянно повышать ставки и цену входа.

В этом отношении современный мир представляет собой совершенно уникальное положение вещей. В прошлом информации было слишком мало, и ее приходилось отыскивать, причем в данной деятельности были крайне востребованы техники и способы поиска нужного материала. Не владея ими, вы были чужаком на игровом поле знаний. Отныне ни особые места, где бы хранились данные, ни определенные умения и навыки больше не нужны. Напротив востребованы способности по отгораживанию себя от бесконечного потока символов, слов и образов.

Даже интернет-поисковики сегодня помогают своим пользователям, предлагая им варианты того - и это больше не воспринимается как очевидная дикость - что они имели в виду. Т.е. нам говорят и намекают о том, что мы думаем! И не только, но еще чувствуем, переживаем, воспринимаем. Как гласит девиз одной из таких компаний «Найдется все». Они не правы. Все уже найдено. По крайней мере, все то, что находится на просторах Сети, а равно и в остальном нашем информационном окружении. Теперь есть другая проблема, как бы найтись самому в этом круговороте сообщений, рекламы и образов. Это возвращает нас к вопросу о том, как изменилось наше мышление с появлением новых технологий.

Ни для кого не станет откровением тот факт, что сами по себе каналы передачи информации, по сути, нейтральны. Человеческие существа таковы, что адаптируют наличные технологии под свои извечные нужды. И тем не менее известное выражение о том, что способ есть само послание, не лишено глубокого смысла. Что тут имеется в виду? И как оно применимо ко дню сегодняшнему?

Описанные характеристики помогают понять, что как наше мышление, так и наше отношение к действительности претерпели ряд трансформаций. По сути, они разрушили господствовавшую на протяжении последних столетий линейную логику, заменив ее новой гносеологической парадигмой. Но в чем ее особенности?

Во-первых, и это очевидно, она больше не является линейной, но, скорее, демонстрирует кривизну. Возникшие возможности перескакивать с одного фрагмента на другой, вставлять, копировать, изымать, снабжать дополнительным материалом и т.п. функции изменили направление мышления и переживания. Если прежде, как, например, в случае с поездом, вы были в состоянии лишь сесть в пункте А и через ряд промежуточных, но выстроенных вдоль прямой станций, добраться до пункта Б, то теперь, как в ситуации с автомобилем, вы способны совершать какие угодно маневры. В общем, отныне мы думаем и чувствуем и фрагментарно, и свободно.

Зачастую можно услышать неодобрительные оценки такому «клиповому» мышлению. Но оно таково, каково оно есть. Применять критерии, выработанные в одной системе, для явлений другой попросту бессмысленно. Новая парадигма сама создает параметры, по которым выносится приговор. В этой пока еще окончательно не оперившейся структуре востребованы иные качества и умения. Клавиатура диктует и господствует.

И, во-вторых, перестав быть линейной, новая логика приносит совершенно иные плоды по сравнению со своей предшественницей. Творчество, как бы это банально ни звучало, становится коллективным предприятием. Его результаты - это больше не отдельные произведения, но сама меняющаяся среда, т.е. постоянные трансформации -улучшения ли, ухудшения - но самое главное движение.

Если в прошлом творец имел полное право заявить о том, что его произведение окончено, то сегодня это невозможно. Появляются только версии, модификации, поколения. Они и составляют суть вещей, их же и репрезентируя. Яркий пример тому являет сетевая свободная энциклопедия Википедия. Ее статьи - это вечные наброски, которые любой может изменить, если найдет это для себя и для блага всего интернет-сообщества полезным и нужным. То же самое касается и всех остальных сторон жизни.

В действительности трудно понять, выступает ли новое мышление продуктом новой же среды, либо здесь скрываются извечные человеческие качества. С одной стороны, современные способы ввода и, соответственно, получения информации, представляют собой чашку Петри, в которой активно размножаются и самовоспроизводятся нелинейные движения мыслей и чувств. С другой стороны, наше мышление и наши переживания всегда были «клиповыми». Последние достижения в нейрофизиологии и когнитивистике отчетливо свидетельствуют в пользу того, что мы не думаем линейно и никогда так не делали. Наш разум и наши эмоции - это не упорядоченный набор отдельных концептов и представлений, но, скорее, взаимосвязанные и переплетающиеся понятия, образы, символы.

Однако что это нам дает в понимании глобализации? Если, как было сказано выше, она является способом коммуникации, то фактически это означает, что мы сегодня живем в своеобразном винегрете сообщений и посланий, каждое из которых привязано к другому, и так до бесконечности. Теперь весь мир - это письмо, которое, ко всему прочему, постоянно переписывается, исправляется, трансформируется. Поэтому - и это наше второе предположение - она является инструментом, но не целью. По сути, она выступает в роли платформы, или арсенала. Но что это такое?

Чтобы пояснить это, давайте немного похулиганим и рассмотрим уже приводившуюся иллюстрацию, но под другим углом. Скажем, вам надо написать книгу. Что вам для этого было необходимо в прошлом? За исключением, конечно, интересного сюжета, запоминающихся персонажей, которым хочется сопереживать, а также умения владеть словом? Правильно, вам нужны были соответствующие инструменты и среда. Конечно, по второму признаку люди серьезно отличаются друг от друга, но между ними есть и многочисленные сходства. Итак.

Во-первых, вам было бы весьма желательно обзавестись пишущим прибором, бумагой или ее эквивалентом. Как было показано выше, вы бы продвигались от самого начала и вплоть до конца, пользуясь той самой линейной логикой. Сюжет разворачивался бы постепенно, доходя до кульминации, и развязка была бы неожиданной и интригующей. В идеале, конечно, нужно было бы оставить некоторую недосказанность, предоставляя читателю самому разобраться в поднятых вопросах.

Во-вторых, вам необходимо было свободное время и такая обстановка, которая бы, по крайней мере, не мешала вам заниматься литературным творчеством. По понятным причинам сугубо физические затраты на написание любого произведения, а равно и потребность в досуге, требуют, чтобы вы были в состоянии вывести слова на бумаге. Это означает также, что вы отказываетесь от другой производительной работы в пользу создания своего шедевра.

И, в-третьих, что, правда, не совсем очевидно. Раз вы делаете выбор, пренебрегая другими способами занятости, вполне возможно с ущербом для своего благосостояния в будущем, то вам нужны либо свободные и достаточные средства поддержания своей работоспособности, либо серьезная уверенность в том, что нынешние инвестиции куда как более предпочтительны, чем любые иные, и, соответственно, принесут больший доход завтра.

Здесь снова всплывает парадокс будущего. Если вы пока еще не являетесь признанным писателем, то ваши вложения в грядущее произведение, хотя бы отчасти, сомнительны. Существует масса других способов заработать деньги. Однако если вы не можете и помыслить свою жизнь без литературы и без своего присутствия в ней, то данная сложность попросту отпадает. Никто и не станет в таком случае считать прибыли или потери - ожидаемые или непредвиденные.

Но что тогда происходит сегодня? Конечно, можно все сделать так, как это совершалось до появления компьютеров, т.е. уже описанным способом. Однако это маловероятный исход, впрочем, не исчезнувший и вряд ли подверженный окончательной элиминации. Что же тогда востребовано нынче?

Помимо сугубо технических средств, вроде того же компьютера, а также времени и средств, сегодня в дело вклинивается одна небезынтересная деталь. Выше мы упустили данный момент, но теперь исправляем свою оплошность. Многие исследователи говорят о том, что при современных технологиях каждый, обладающий соответствующим, не столь, между прочим, дорогим оборудованием, способен стать как писателем, так и издателем. Выражаясь более витиевато, порог входа теперь настолько низок, что переступить его может почти любой.

Графомания как тяжкий грех всегда незримо присутствовала в литературе, нередко досаждая ей и внося свою скорбную лепту в конечный результат. Во времена оны, люди, страдающие данным недугом, разумеется, также существовали. Но - и это очень важное отличие от сегодня - их не печатали. В этой связи можно вспомнить многочисленные и несколько комичные истории, когда современные издательства отклоняли великие произведения прошлого, посланные им остряками-самоучками. Почему вообще подобное случается? Неужели редакторы забыли о высококачественных прозе и поэзии? Это и так, и не так одновременно.

В прошлом проблема разрешалась следующим образом. Имелся некий стандарт, о чем еще речь пойдет ниже, который применялся в качестве лекала или, что будет точнее, прокрустова ложа. Если то или иное произведение попадало в заданный диапазон предполагаемого мастерства и совершенства, его публиковали. Если нет, что ж - такова жизнь.

Сегодня эталон, во-первых, значительно расширился, что и так доставляет серьезные трудности издателям, а, во-вторых, став настолько огромным, перестал играть хоть какую-то критическую роль. В современном мире публика настолько велика, что почти любое произведение найдет своего читателя, что делает работу редактора слишком неблагодарной. Впрочем, одна разграничительная линия все-таки еще держит оборону.

Этот ключевой пункт - сама книга. А именно ее физическое воплощение в бумаге и краске. Кирпич, как ее называют в академических кругах, слишком явственен, чтобы его можно было игнорировать. Те работы, которые получают свое материальное воплощение, являются последним рубежом перед цунами литературы самого разного рода - от ширпотреба и низкопробной писанины до действительных шедевров, не замеченных на фоне огромного числа первых. Эти страницы, сколь бы ни были они тонки и нежны, с их восхитительным запахом свежей типографской краски представляют собой ключевой водораздел. Но что находится по ту его сторону?

В Интернете существует просто колоссальное число сайтов, порталов и страниц, которые предоставляют пространство для, если так можно выразиться, творчества. Люди, которым отказали в публикации, имеют возможность тем не менее поделиться плодами своего труда с широкими читательскими массами. Удивительно, что порой произведения, выложенные в Сеть, затем все-таки получают свое материальное воплощение.

В этих местах нет никакой цензуры - ни касающейся, скажем, использования мата, ни относящейся к качеству и прочим литературным достоинствам произведений. Т.е. действительно любой может опубликовать свою работу в данном совершенно, заметим, бесплатном пространстве. Почему так происходит должно быть ясно - присутствие, например, цикла стихов на вашем компьютере ни к чему не ведет. Люди склонны делиться друг с другом информаций, включающей в себя поэзию, но если нет других каналов сбыта, то подойдет и такой.

Понятно, что в подавляющей своей массе произведения на таких сайтах мало что стоят с точки зрения высокохудожественной литературы. Графомания там со всей очевидностью процветает. Но есть в этих местах и действительно ценные работы, правда, двух основных видов. Первый отсылает нас к привычным нам критериям шедевров. Это такие произведения, которые не были замечены или оценены по достоинству в силу ряда причин, не обязательно, кстати, объективных. Второй представляет собой совершенно новое, но уже очень распространенное явление. Это труды, обладающие популярностью внутри самих баз.

Подобного рода порталы, равно как и многие другие сайты, предоставляют своим пользователям возможность оценки и обсуждения. То есть люди, прочитавшие то или иное произведение, имеют право мгновенно вынести свой вердикт, тем самым, либо понизив статус работы, либо, напротив, повысив его, либо, естественно, оставив прежним. Чем больше рукопись набирает положительных отзывов и высоких баллов, тем выше ее шансы попасть в топ, который также непременно организуется и демонстрируется. Это, в свою очередь, привлекает к ним еще больше внимания, тем самым запуская подобие самосбывающегося пророчества. Такова нехитрая машинерия этих мест.

Но ту же самую логику можно перенести и на другие явления в нашей жизни. Видео, набравшее самое большое количество просмотров, возносят своих создателей и участвующих в них лиц до небес популярности. Музыка, скачанная многими пользователями, становится известной всем. И т.д. и т.п.

Но вот что тут странно, так это то, что случилась очевидная инверсия. Отныне качество уступило место популярности. В конце концов, какое-нибудь глупое видео может собрать огромное число положительных оценок именно в силу своей недалекости. Теперь вовсе не обязательно быть гениальным, достаточно того, чтобы ваше творение просто понравилось многим. Кроме того, известность в постоянно изменяющемся мире - явление из разряда недолговечных. Сегодня популярно одно видео, завтра - другое. Потому что трансформации, а потому и смена лидеров, есть суть современного общества. Впрочем, мы совсем забыли о том, что вообще есть качество. Итак, почему, скажем, роман считается образчиком высокой культуры?

Прежде всего, необходимо вспомнить о тех самых мертвых поэтах, писателей в данном случае. Пример с нашим драматургом отлично показывает, что не все произведения даже добираются до стадии оценки. Понятно же, что его пьесы могли быть поставлены и признаны шедеврами, но простое нежелание быть публичным уничтожило подобную вероятность на корню. Поэтому нам стоит внимательнее присмотреться к этапам становления высокой литературы.

В качестве первого, очевидно, выступает само написание произведения. Все условия были соблюдены, и роман появился на свет. Здесь могут возникнуть многочисленные сложности и препятствия, но мы их сейчас проигнорируем, как несущественные. Будем просто считать, что работа готова.

Теперь перед романистом стоит выбор - либо давать его кому-то на ознакомление, либо нет. Между прочим, сэр У. Д. Голдинг первые две своих работы положил в ящик, т.е. не стал никому показывать. Тут возможны самые разные соображения, но мы остановимся только на одном. Сам писатель должен оценить свой труд. По-видимости, создатель «Повелителя мух», а также многих других прекрасных произведений, посчитал, что его первые пробы пера были не очень удачными, но почему? Их же потом опубликовали!

И вот здесь перед нами развертывается бездна. Проблема состоит в следующем. Откуда, собственно, берутся критерии оценки? Кто их создает? Сами писатели? Отчасти. Издатели? Конечно. Редакторы? Без их участия не обойтись. Литературные критики? Пусть тоже будут. Читатели, в конце концов? Да, но до них роман должен еще дойти.

В англоязычной литературе почти каждая изданная работа предваряется похвалами. По крайней мере, так это буквально переводится. Различные, как предполагается, специалисты не стесняются описывать произведение с самых лучших сторон. Оно и прекрасно выполнено, и позволяет задуматься, и сюжет его, если это художественный труд, просто великолепен, и много чего еще. Но кто эти люди?

Подобная проблема вообще очень распространена. Она, например, присутствует в академических кругах, где считается, что ваши предшественники, уже оцененные, в свою очередь, могут начислить баллы и вам или вас аттестовать. Она есть и во всех остальных видах искусства, а не только в литературе. Она встречается даже в повседневной жизни, где рекомендации порой многого стоят. Мы как-то привыкли к тому, что есть люди, которые, как предполагается, знают что-то такое, что нам самим неизвестно, но что тем не менее очень серьезно влияет на нашу собственную судьбу. Не говоря уже о том, что это, выражаясь прямо, порочный круг, тянущийся вглубь веков и не дающий ответа на вопрос, а где был самый первый специалист и кто его в таком качестве назначил и уполномочил, подобная система обосновывается категориями, ею же самой выработанными.

Порой забавно смотреть на некоторых функционеров, которые часы кряду могут распинаться об увеличении показателей, о росте эффективности, о приобретенных компетенциях, нисколько не смущаясь тому банальному факту, что за этими словами ничего нет. Критерии в реальности размыты. Просто задумайтесь о том, что все романы разные. У них непохожие сюжеты, герои, декорации, продолжительность, в конце концов. Они рассказывают каждый о своем. И нам нужно каким-то невероятным образом оценить уникальное. Что же в итоге происходит?

Критерии формализуются. Мы же можем, например, измерить рост человека. Да, сантиметры, метры, дюймы, футы, миллиметры - это единицы неточные. Если мы возьмем двух людей одинаково - в нашей системе координат - высоких, то вправе ли бы говорить об их идентичности по данному показателю? Только приблизительно. Потому что понятно, что точность зависит от принятых параметров. То же самое касается и романов.

В этом случае, правда, критерии еще больше размыты и неясны, но иначе мы бы вообще оказались у разбитого корыта. Многие юные читатели, которых в школе заставляют осиливать увесистые тома классиков, жалуются на то, что литература, признаваемая взрослыми высокой, скучна и неинтересна. С ними солидарны и издатели, отклоняющие -вследствие, наверное, нечаянной оплошности или банальной неряшливости - те же самые произведения. Отчасти это объясняется новой информационной средой, выталкивающей длительную концентрацию внимания за борт, но отчасти они действительно таковы.

Мы забываем о том, что, по крайней мере, классическая литература писалась в другие времена. Например «Анна Каренина» Л.Н. Толстого -это пухлая книга о такой сегодня банальности как адюльтер, а также о социальном влиянии в его отношении и переживаниях по данному поводу главной героини. Столь многословное произведение сегодня - это, по сути, непосильная ноша в новой коммуникационной среде. Порой страшно и больно смотреть на людей, которые попросту не способны -на каком-то физиологическом уровне - сосредоточиваться дольше, чем это необходимо, скажем, для просмотра одного клипа. Размеренное и вдумчивое чтение отныне - это вымирающий вид поведения. Опять же не стоит поднимать в этой связи панику и причитать о том, что мир катится в тартарары. Нужно только зафиксировать факт.

Но как тогда быть с теми образцами высокохудожественной литературы, которые создаются сегодня? Они же, в конце концов, учитывают конъюнктурные обстоятельства и рассказывают знакомые читателям вещи на знакомом для них языке. Все это так. В данном отношении было бы крайне полезно внимательнее присмотреться к структуре книжного рынка, но и без подобного исследования массовая культура свидетельствует в пользу того, что люди теперь жаждут развлечений. Капитализм, о котором речь шла выше, организует жизнь человека таким образом, что тому необходимо слишком много и напряженно работать. После трудового дня у него не остается ни физических, ни ментальных сил для размышлений. Все, что он может осилить - это незатейливость популярных произведений.

Кроме того, в новой среде коммуникаций срок жизни послания настолько мал, что для его удовлетворительного приема и расшифровки оно должно быть кратким и сжатым. В противном случае у адресата не остается времени, а равно и желания для его приема и обработки. Это, разумеется, не значит, что информации, поступающей к нам, стало меньше. Все как раз ровно наоборот. Но ее составляющие и вправду усохли в размерах.

Вследствие этого понятно, что теперь оценка произведений разворачивается по нескольким направлениям. Первое - развлекательный его характер. Если оно не способно увлечь и заинтересовать, если оно будет скучным и нудным, оно просто не состоится. Второе - сжатость и точность. Крайне небольшое число книг, выпускаемых каждый год, превышает некоторый критический объем тиражей. Это еще ярче проявляется в том же Голливуде, где одно из требований, предъявляемых к сценариям, касается их размера, помимо, естественно, сюжета. И третье -способность работы конкурировать с многочисленными соперниками, причем не только из этой же сферы, но и в широком диапазоне средств коммуникации. В данном смысле книги слабо адаптированы и нередко проигрывают более удачным сообщениям.

По сути, можно постулировать то, что книги, а, точнее, их ценность, а также и любые иные послания, создается средой, а не их внутренними качествами. В высококонкурентной борьбе как в живом мире, так и в современной коммуникационной среде побеждают, как правило, вирусы. Они способны быстро адаптироваться к окружающей обстановке, используя ее ради своих выгод, при этом не имея собственных достоинств. Например, самые популярные ролики в Интернете не обязательно содержат даже какой-то смысл, собственно, само сообщение. Все, о чем они говорят, это саморепрезентация. Почему, обратимся к очень частотному явлению, какой-нибудь снятый на видео кот получает огромное число просмотров? Конечно, не потому, что ему есть что сказать. Не потому, что он делает что-то выдающееся. Не потому, что сам фильм о нем обладает какими-то особыми высокохудожественными качествами. Нет, нет и еще раз нет. Его заслуга лишь в том, что он попал в струю.

И если в прежние времена произведения оценивались по их внутренним характеристикам, то теперь бал правит сама среда, в которой они оказываются. Популярность - она же количество просмотров - совершенно неразборчива к достоинствам и непривередлива к смыслу. Все, что ей нужно, это самовоспроизводство. Когда пишутся эти строки, один ролик в Интернете побил очередной рекорд по количеству посещений. Забавно при этом то, что СМИ, муссирующие данную тему, только подогревали к нему интерес, тем самым способствуя новым его достижениям и высотам - в рамках, разумеется, соответствующих критериев. В действительности же, репрезентация данного видео и была его основным и всепобеждающим положительным моментом. Все остальные его свойства были шелухой.

Впрочем, мы немного отвлеклись. Последним нашим предположением по поводу глобализации является ее холистичность. Обычно ее понимают в том смысле, что она описывает охват всех областей жизни, но не какие-то отдельные из них. Как правило, рассматривая общество, выделяют экономическую, политическую, социальную и культурную сферы. Можно, разумеется, добавить и другие, но это мало что изменит.

Буквально тонны литературы посвящены описанию финансовой стороны глобализации. Капиталистический уклад, господствующий в современном мире, делает отчетливое ударение именно на данной сфере жизни, из-за чего неудивительно, что этой черте уделяется столь пристальное и неослабевающее внимание. Говорить здесь что-то поперек мейнстриму сложно, а иногда и опасно, но мы все же рискнем.

Люди имеют склонность забывать о том, что их мир в таком виде, в котором он теперь и пребывает - не единственно возможный, но единственно реализованный. Это, вообще говоря, довольно разные вещи. Многие социальные реформаторы полагались именно на первое утверждение, напрочь игнорируя второе. По всей видимости, воплотить в жизнь любой строй невозможно. А это, по сути, означает, что капитализм способен состояться, что, собственно, и произошло.

Данная работа не предполагает внесения своих пяти копеек в общий котел размышлений о природе капиталистической системы. Но в свете нашего исследования можно говорить о том, что она представляет собой способ коммуникации, более точно - платформу. В таком случае отдельные ее составляющие, такие как цены, товары, спрос и предложение - это сообщения, некоторым образом структурированные и организованные по ряду общепринятых правил и норм. Комплекс последних определяет, как будут протекать процессы в этой среде.

Так, например, спрос - это желание получить информацию, в которой ощущается недостаток при данных условиях. Предложение - это само сообщение, которое потребляется в ходе их взаимной интеракции. Ту же самую логику можно распространить и на все прочие явления капитализма.

Кроме того процессы в данной системе организуются вокруг набора критериев оценки, которые релевантны только в ее рамках. Например, извечная озабоченность экономистов ростом и прибылью обусловлена тем, что эти два параметра имеют в данной структуре важное значение. При этом легко игнорируется то обстоятельство, что эти показатели в других областях представляются как негативные. Скажем, увеличение числа раковых клеток - явный признак ухудшения состояния здоровья.

Вообще говоря, современная экономика слишком заужена, являя собой яркую иллюстрацию вещи-в-себе. Сделав ряд ничем необоснованных аксиом, она пытается, провисая в воздухе, говорить о вещах, которые не поддаются осмыслению в рамках ее парадигм. Мы выше писали о ценах, показав, что объяснить их возникновение попросту невозможно, не прибегая к помощи эзотерической невидимой руки рынка или столь же сказочного баланса спроса и предложения. Однако если мы примем во внимание коммуникационную природу капиталистического способа хозяйствования, то, как и в случае с культурой - о чем речь пойдет немного ниже - все становится на свои места. Стоит выяснить

для себя, что эта область человеческого общежития конечна и задана своими правилами, и жизнь становится лучше.

Политическая сфера бытия общества включает себя довольно запутанные отношения, осуществляющиеся по поводу власти - ее принадлежности, распределения, передачи и т.д. Сама природа власти - вещь весьма дискуссионная. Опять же она, с очевидностью, выпадает за рамки нашего труда, но, тем не менее, ее также можно рассматривать с точки зрения коммуникации.

Будучи ресурсом, власть напоминает информацию, что лишний раз подтверждается поговоркой о том, что знания - это сила. И если в русском языке, это угверждение выглядит не очень убедительно, но, скажем, в английском оно более чем обоснованно. Как бы то ни было, но важно тут следующее. Взаимодействия между людьми по поводу того, кто будет, в конечном счете, отдавать приказы, а кто, соответственно, подчиняться - неважно явно или скрыто, есть, в сущности, демонстрация, т.е. сообщение о располагаемом источнике потенциально реализуемого насилия - снова несущественно физического или символического.

При нормальных условиях такой показ в основном происходит сам собой. Физическая сила, как правило, видна, и ее трудно скрыть, да это к тому же явно ни чему, слишком большие преимущества она дает. Однако в человеческих обществах демонстрация включает в себя ряд дополнительных параметров, серьезно изменяющих естественное состояние вещей. А если мы учтем также и способность к обману и лжи, то отношения по поводу власти становятся окончательно запутанными.

Впрочем, эту сложность и комплексность легче понять, если мы примем во внимание, что и в обычной, скажем, разговорной коммуникации все не так однозначно, как порой хотелось бы. Беседы никогда не бывают буквальными и прямыми. Они всегда содержат многочисленные уловки, трюки, коннотации, секретные ходы и прочий арсенал, делающий их весьма отчаянным предприятием. Тем не менее мы постоянно ввязываемся в разговоры, а равно и в споры в отношении власти.

Здесь также присутствует свой особый кодекс правил, которые организуют интеракции между индивидами и их группами. Однако в отличие от экономической области жизни, они все же более, если так можно выразиться, естественны. Конечно, человек склонен удовлетворять свои базовые потребности через некоторую систему хозяйствования, но также он предрасположен - если не больше - общаться с другими. А как сама возможность разговора, так и его содержание нередко обусловлено местом, которое он занимает в общей иерархии.

Можно, разумеется, усомниться в том, что ситуация господства-подчинения универсальна и относится к любому типу социума. Однако для этого, по-видимому, просто нет оснований. Сетевые способы организации коллектива не заменяют, но дополняют иерархические. Кроме того власть бывает разных видов, и они не обязательно равномерно распределены между членами группы.

В любом случае политика - это, прежде всего, разговор. Насилие, как составная часть данной сферы жизни общества, лишь проявление этой беседы, которое, ко всему прочему, можно рассматривать как одно из выражений сообщения. Ведь если кто-то кого-то ударяет, то, в том числе, это значит, что избиваемый получает от своего обидчика некую о себе или о ситуации информацию, пусть и не в столь благоприятном виде. Кроме того, даже сама сила толчка - это сведения о мощности противника. И вопрос, конечно, в том, как правильно сие донесение прочесть.

Социальная область бытия человека - это сама суть общения. И теперь уже русский язык имеет здесь предпочтение перед английским. Как бы то ни было, но взаимодействия между людьми всегда предполагают передачу информации. Помимо непосредственного разговора, они также включают в себя внешний вид, предметы обладания, жесты, мимику, положение в пространстве, физический и нематериальный контексты. Одним словом, любой акт нашей деятельности - это слово в предложении длиною в жизнь.

Разумеется, к нашей общественной природе можно подходить и с иных сторон. Однако какой бы позиции исследователь не придерживался, это не отменит того факта, что всякая интеракция наполнена смыслом и содержанием, очевидно не сводящимися к ней самой. Наше социальное окружение настолько пропитано и наполнено сообщениями, что это часто упускается из виду, как само собой разумеющееся, но именно в этой обыденности и кроется сущность человека.

Мы так легко и непринужденно читаем обращенные к нам со всех сторон послания, что создается впечатление, будто их не существует вовсе. Или, выражаясь иначе, что в них нет никаких данных, по крайней мере, новых для нас. Это, конечно, далеко не так. Просто мониторинг окружающего пространства представляет собой настолько отработанный вид деятельности, что мы не замечаем в реальности колоссальных своих усилий по расшифровке социальной среды. Стоит хотя бы посмотреть на детей, еще не прошедших соответствующего обучения, чтобы понять сложную машинерию общества.

В этой связи культура, т.е. последняя сфера жизни, является языком - формализованным и принятым всеми набором правил и норм, с помощью которых мы, с одной стороны, кодируем свои сообщения, а с другой - их разгадываем. В этом смысле она выступает в роли первой и самой базовой платформы общения и взаимодействия, т.е. такого поля, которое организует наше совместное бытие.

Как и в случае с экономическими соображениями, культурные предпочтения и законы - это фикция, воспринимаемая, впрочем, как жесткий и непоколебимый фундамент человеческого общежития. Однако с точки зрения непредубежденного наблюдателя все наши ценности, их критерии, а также нормы представляют собой не более чем продукт соглашения, почти ничем не фундированного и весьма своеобразного.

У нас сейчас нет времени подробно останавливаться на данном пункте, но мы все же приведем один пример. Любое слово в любом языке - это договор, означающий буквально следующее. Группа людей согласилась выделять в окружающей среде определенное число предметов, отличающихся от прочих по некоторым критериям, помещать их в специально отведенную категорию и обозначать их набором звуков в заданном диапазоне отклонений. Эту же логику можно распространить и на прочие культурные явления. Они все произвольны.

Объединяя данные сферы жизни, несложно заметить их явное сходство. Все они дополняют друг друга, образуя единое целое. В эпоху глобализации сложно разделять их без угрозы внесения дестабилизирующих импульсов в их функционирование. Как уже было сказано выше, люди сегодня объединены в значительно большей степени по сравнению с любым историческом периодом в прошлом, что фактически означает спаянность всех возможных проявлений духа человеческой деятельности.

И тут мы вплотную походим к определению интересующего нас предмета. Выше было продемонстрировано, что глобализация, по сути, представляет собой холистичную платформу коммуникации. Теперь нам необходимо обратиться к ее свойствам.

Прежде всего, нужно заметить следующее. Любая система общения работает только в том случае, если входящие в нее индивиды знают ее правила. Это, в общем, тривиальное утверждение тем не менее имеет глубокий смысл. Подсчитать количество участников глобализации вряд ли представляется возможным. На протяжении всего этого текста мы делали неявное предположение о том, что доступ к Интернету и есть тот магический пропускной билет в новое царство благодати. Однако это не совсем так.

Конечно, Сеть дает своим пользователям гигантские преимущества по сравнению с теми, кто в нее не включен. Все, у кого на какое-то время пропадал доступ в Интернет, в курсе, как тяжело без него жить. За информацией приходится буквально охотиться, что называется, вручную, тратя колоссальное количество времени, усилий и нервов. А ведь те же самые процедуры легки и непринужденны в почти любом поисковике.

Кроме того Сеть позволяет быстро связываться с другими людьми, а вне ее паутин каждый раз обнаруживаешь необходимость пользоваться старыми средствами коммуникации, которые выглядят и функционируют слишком архаично и медленно. Разумеется, можно обойтись и без Интернета, в конечно счете, мы все как-то жили и без него, но он серьезно упрощает наше бытие, вместе с тем ставя перед нами совершенно новые задачи.

Как бы то ни было, но сам по себе доступ к Сети - условие, хотя и желательное для участия в процессах глобализации, но вовсе не необходимое. Он является удобным способом коммуникации, несущим с собой ряд приятных бонусов, но сам по себе явно недостаточен. Но в таком случае, что нужно, чтобы стать членом современности? Давайте присмотримся к принципам пользования Интернетом на одном примере.

Коллега автора данной работы однажды столкнулась с проблемой отыскания полного текста стихотворения А.С. Пушкина, в котором были следующие известные строки: «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». Чтобы узнать, что предшествует им, а также что следует за ними, она обратилась к тем, кто в данный момент присутствовал на кафедре. Не было ничего удивительного в том, что никто наизусть эти строфы воспроизвести не смог. Но вот что было интересно -сама она в этот момент сидела за компьютером с открытой страницей одного из поисковиков.

Казалось бы, чего проще - стоило только набрать известные строки, и Интернет быстро и безболезненно предоставил бы недостающие фрагменты. Сама она этого не сделала, но тем не менее автор выполнил эту работу за нее. Первоначально были найдены два четверостишия. Разумеется, она захотела их зафиксировать, для чего взяла ручку и бумагу - опять же перед монитором и с включенным принтером.

Дальнейший поиск обнаружил, что само по себе стихотворение, оказывается, не закончено самим поэтом, но финальный его вид содержал три четверостишия, а не два как могло показаться вначале. После этого они были выведены в печать, и коллега автора осталась довольна. Что показывает эта история?

Коллега автора на самом деле умела пользоваться поиском. Она худо-бедно могла набирать текст на клавиатуре. Она имела опыт общения, если так позволительно выразиться, с Интернетом. Она вообще была осведомлена о том, что собой представляет Сеть. И тем не менее простое любопытство перед лицом компьютера заставило ее рыться в анналах своей памяти, а равно и своих сослуживцев, но вовсе не на просторах Интернета.

Эта история демонстрирует разницу двух подходов, причем не только в отношении такой банальной вещи, как поиск чего-то в Сети, но в связи с более широким взглядом на мир. По сути, можно говорить о том, что коллега автора не была и уже вряд ли когда-нибудь будет в состоянии стать неотъемлемой и, что самое важное, органичной частью нового мира, который и выстраивает глобализация. Однако что это за подходы?

Первый, если так можно выразиться, представляет собой старое отношение к миру. Отметим сразу, что мы не вносим какого-либо негативного смысла в слово «старый», просто мы выбрали его из-за того, что он существует дольше. Данный подход состоит в том, чтобы рассматривать мир как некое упорядоченное и линейное образование. Человек, обладающий им, рассматривает окружающую его среду как предсказуемую и плоскую, имеющую ярко выраженные причинно-следственные связи.

Такая картина мира рисует его как довольно грубое и жесткое место. Это не означает, конечно, что в нем напрочь отсутствуют элементы возвышенного или духовного, но подавляющая его часть в таком случае изображается как голая материя. Отсюда понятно, что в нем легко отыскать нерушимые и вечные законы, логические последовательности и цепочки, из которых с неизбежностью получится точный и верный прогноз, причем как в отношении завтра, так и вчера. По сути, подобный мир представляет собой в подавляющей части прошлое с некоторыми вкраплениями настоящего.

Именно в таких воззрениях могут существовать иерархии, а также профессиональное сообщество. Жизнь человека в этой среде складывается из последовательных, легко прогнозируемых событий, выстраиваясь в стройный ряд от рождения до смерти. Любое знание в таком мире - это тяжелый труд по его извлечению из неподатливых горных пород реальности.

Люди, его разделяющие, верят в абсолютные истины. Они полагаются преимущественно на манихейское видение действительности. Они должны много и упорно работать для того, чтобы что-то получить, а также для того, чтобы оправдать приложенные усилия. Коротко говоря, они в значительной степени являются традиционалистами. Это не значит, как было показано в нашей истории, что они не способны овладевать новыми технологиями. Просто они, как правило, играют роль статистов, пассивных наблюдателей разворачивающихся сегодня перемен.

Второй подход - это противоположность первому. Он состоит в том, чтобы рассматривать мир как явление текучее и непостоянное с плохо идентифицируемыми, но не отсутствующими вовсе правилами и нормами. Человек, разделяющий его, смотрит на среду своего обитания как на сферу приложения своих сил и пространство для экспериментирования.

Такая картина изображает мир относительно легким и гибким местом. Опять же это не говорит о том, что в нем нет ничего твердого или тяжелого, а также неподатливого и фундаментального. Но всякая материя рассматривается лишь как условие или предпосылка для более важных вещей, во всех смыслах этого слова ликвидных. Здесь не может быть однозначных ответов и законов. Все правила и нормы условны -но до некоторой степени.

Линейность в этом мире почти полностью устранена, но не столько как факт, сколько как способ бытия. Люди живут в открытом пространстве, и их жизни - это не череда последовательных событий, легко укладывающихся в заранее предусмотренные лекала, но, скорее, броуновское движение, где единственным мерилом значимости и важности выступает творческое начало.

Человек, включенный в данную систему взглядов, не верит ничему абсолютному. Окружающий его мир не амбивалентен, но многосторо-нен. В нем не обязательно перенапрягаться и, тем более, демонстрировать чудовищность своих усилий. Огромное количество благ тут можно получить даром, по преимуществу, конечно, информацию.

По сути, такие люди представляют собой квинтэссенцию и продукт глобализации. Если им что-то необходимо, они просто просят, зачастую сразу же и получая. Но они также не чураются помогать другим. Между ними не может быть реципрокности, взаимность здесь - это значительно более широкое явление.

Данное схематичное описание двух подходов пусть и в недостаточной, но, по крайней мере, в некоторой степени помогает понять, почему коллега автора потерпела фиаско в поиске недостающих строчек стихотворения А.С. Пушкина. Она целиком и полностью принадлежит тому поколению, который стоит в сторонке и наблюдает, как их мир размывает волнами глобализации. Но позвольте теперь вернуться к системе коммуникации.

Глобализация, выступающая в роли новой платформы общения, требует от своих членов не просто ряда навыков и умений, но самое главное - привычку и сноровку ими пользоваться. Это можно сравнить со знанием иностранного языка. Если вы постоянно не практикуете его, то в нем отпадает всякий смысл. Разумеется, вы в состоянии при случае что-нибудь перевести, но как актуальность он отсутствует в вашей повседневной жизни. Ведь язык - это не просто куча слов, но постоянный процесс передачи и принятия посланий.

То же самое касается и нового подхода к реальности. Недостаточно просто быть осведомленным о том, как работает вся эта современная коммуникативная система, ею нужно и важно пользоваться на регулярной, на самом деле непрекращающейся основе. Потому что сама ее суть - это перемены, поток. Стоит заметить, что членом коллектива глобализации в таком случае становится не тот, кто всего лишь знает сложную машинерию ее механизмов, но тот, кто активно и творчески включается в сам ее процесс. Поэтому не столь существенно, обладает ли он или она современными гаджетами и девайсами - это условие вторично. Критично то, как он смотрит на мир, как его воспринимает.

По сути, можно говорить о том, что глобализация - это включенность. Те, кто добровольно или в силу тех или иных причин отказываются быть ее частью, не попадают на ее борт, несмотря на то, что она протекает у них под носом, несмотря на то, что и их она уносит в определенном направлении. В таком случае именно как коммуникационная система она обладает достоинствами для тех, кто способен их разглядеть. Тут снова стоит провести аналогию с языком. Для тех, например, кто не знает немецкого, он кажется слишком грубым, даже гавкающим, особенно, если при этом вспоминают речи А. Гитлера, но стоит внимательнее присмотреться, как обнаруживаешь в стихотворениях того же И.В. Гете невыразимой красоты созвучия и гармонию, слаженность строф и рифм, плавный поток повествования.

Сегодняшний мир - это не просто открытое пространство, но проницаемое. Выше мы уже отмечали, что ни в коем случае нельзя говорить о том, что все нынешнее население планеты включено в процессы глобализации. Пока это очевидно не так, но важно даже другое. Это не будет так до тех пор, пока старое поколение, пусть и владеющее навыками пользования, но не участвующее в переменах актуально, не уйдет со сцены. Это условие оконченности существенно не потому, что наши предшественники как-то мешают нам, но потому, что доколе мир останется раздвоенным глобализация не завершится.

Наше схематичное описание двух подходов неявно свидетельствует в пользу такой амбивалентности. Эти взгляды на мир, пусть и не открыто, но тем не менее противоречат друг другу. Хуже того, они не имеют почти никаких точек соприкосновения. Любого соглашения можно достичь только в том случае, если имеются пункты, не вызывающие разногласий. Иначе никакого компромисса не будет. Но верно ли то, что два поколения находятся в ситуации противостояния?

Прежде всего, нужно указать на тот факт, что мир, который они населяют, общий для них. Это банальное утверждение тем не менее имеет глубокий смысл. Давайте проведем небольшую аналогию. Представим себе забитый пассажирами троллейбус, у которого есть только одна дверь на вход и на выход. За исключением тех счастливчиков, что находятся рядом с нею, всем остальным приходится несладко. Для того чтобы, скажем, выбраться из салона, любому придется каким-либо образом договариваться со своими соседями, играя, по сути, в пятнашки.

Эти человеческие передвижения на замещение позиций хорошо иллюстрируют современную ситуацию в мире уже хотя бы потому, что сегодня людей как никогда много. Невозможно изменить что-то по своему собственному произволу, потому что ваши действия неизбежно затрагивают не только вас самих, но и многих других, а в действительности - всех прочих. Всякий поступок, возглас, образ, жест становятся достоянием каждого, если, разумеется, ему это будет интересно или как-нибудь затронет его.

В качестве второго фактора, во многом определяющего нынешнюю ситуацию, стоит отметить разницу в весовой категории, если так можно выразиться. Старое поколение, в целом, обладает более серьезным арсеналом ресурсов. До сих пор именно из его рядов рекрутируются политики, крупные бизнесмены, ученые с мировым именем и прочие важные для нашей цивилизации персоны. Некоторые из них, разумеется, включены в процессы глобализации, но большинство - нет, они всего лишь обладают навыками.

Разумеется, это не означает того, что новое поколение не принимает никакого участия в принятии критических для человечества решений. Известны все возрастающие в числе примеры его включенности, но пока они представляют собой небольшую долю всего этого колоссального массива. Да, то тут, то там оно проявляет себя как силу, с которой стоит считаться, но это пока разовые акции. Никакого движения, имеющего общие контуры и внутреннюю связанность, пока попросту нет. Грубо выражаясь, оно еще не вышло в реальный мир.

В этой связи можно привести следующий фактор, а именно - отсутствие у нового поколения постоянного и повышенного интереса к проблемам так называемых «старых» производств. Впрочем, стоит сразу же оговориться о том, что такое внимание постоянно растет. Что мы тут имеем в виду?

Глобализация, несмотря на то, что мы уже озвучили противоположную позицию, распространилась пока не на все сферы жизни или, что будет точнее, пока слабо представлена в некоторых из них, но не тех, что обычно выделяют в качестве ключевых. Общество по своей сути -это постоянно движущийся конвейер по производству людей. Сам по себе этот завод имеет множество технологических линий. Одни создают семьи, другие обучают, третьи настраивают нормы чувств, мышления и поступков и т.д.

Пока новая платформа коммуникации воздействует на некоторые сферы бытия в недостаточной степени, по крайней мере, для того, чтобы полностью их трансформировать. Некоторое влияние она, естественно, оказывает, но его явно не хватает для того, чтобы сместить старые порядки и установить иные.

Гуща повседневной жизни как чашка Петри представляет собой инкубатор новых веяний и поветрий, определяемых и транслируемых из только оперившейся платформы коммуникации. И если в ключевых сферах социального бытия глобализация уже присутствует в полной мере, то повседневность затронута ею в меньшей степени, хотя и не проигнорирована совсем. Здесь, на дне общественной фауны все еще очень сильны старые порядки.

Это касается огромного круга вопросов. Например, функционирование семьи пока протекает почти исключительно на основаниях прошлого. Кроме того, обоснование ее существования, ее ценность, ее роль, механизмы объединения людей в такие ячейки общества и прочие методы и решения связанных с ней задач пока определяются старыми, но еще работающими практиками.

Было бы весьма интересно, если бы, скажем, ребенку вместо игрушек дали бы планшетный компьютер, и тот воспитывался бы на такой новой платформе. Автор этой работы имеет знакомых, которые проводят данный в действительности не очень этичный эксперимент над своим чадом. С другой стороны, его обоснованность равноценна оправданию других, пока более привычных методов образования. Как бы то ни было, но ясно то, что в таких сегментах нашей жизни глобализация не успела сказать своего веского слова. Вопрос состоит в том, сделает ли она это или нет.

Исходя из озвученных факторов, становится понятно, что общего языка между двумя поколениями нет. Это не значит, конечно, что они не способны общаться в принципе. В конце концов, мы до сих пор как-то понимаем друг друга и не лезем в драку всякий раз, когда обнаруживает себя несходство позиций. Но в силу своих качеств и свойств новая коммуникационная система пока вынуждена мириться с присутствием в ней людей, которые не в состоянии понять ее в целом.

Кроме того, привычка мыслить, чувствовать и вести себя некоторым способом определяет и наше место в мире и наше к нему отношение. Очень много слов удивления вызывает, например, альтруизм пользователей Сети, который почти нереально объяснить в терминах старой позиции, но легко понять с точки зрения новой. Это сильно напоминает расхождение во вкусах. Сколько бы вы ни пытались втолковать своему собеседнику, что манная каша может нравиться, для него, если он ее терпеть не может, она останется несъедобной.

Изменить подобные привычки нельзя, они поддаются только корректировке, да и то не столь значительной, как порой хочется. Два почти полностью противоположных подхода к реальности не получится слить воедино. Не надо и пытаться. Поэтому основным вопросом, обращенным к глобализации, является вопрос о ее способности эти расхождения некоторым образом обойти или, вполне вероятно, просто умолчать о них.

Данная проблема усугубляется также и тем, что старое и новое мировоззрения не обязательно коррелируют с возрастом их обладателя. Было бы, конечно, весьма заманчиво расположить их рядом друг с другом, но они перекрещиваются далеко не идеально, хотя, разумеется, само по себе количество лет, прожитых человеком, является неплохим предсказателем по поводу его позиции и в мире, и к нему. В любом случае два подхода никак не совмещаются, и нет даже малейшей надежды на то, что это в один прекрасный день произойдет. Но что тогда необходимо для того, чтобы глобализация состоялась в полной мере?

Выше мы говорили о том, что старое поколение для этого должно уйти со сцены. Мы, разумеется, не имеем в виду смерть или даже отставку. Ни в коем случае. Таким способом мы хотим сказать, что оно обязано передать бразды управления социальной и природной средой в руки нового. Или, что одно и то же, структуре глобализации необходимо стать всепроникающей, затрагивающей и определяющий всякий и каждый локус общества, а не только те, что она уже и так конституирует.

И здесь мы возвращаемся к вопросу о конечной цели новой системы. В сущности, она сводится к тому, чтобы заменить одни способы функционирования социума на другие, воплотить в жизнь, если и не революционный, то хотя бы эволюционный переворот. Есть один весьма любопытный способ предсказания будущего. Он сводится к тому, чтобы обозначить нынешнее состояние как половину пути. В следующей главе мы затронем проблему возникновения глобализации, но пока рассмотрим ее предполагаемый конечный пункт назначения.

Озвученный подход, по-видимому, должен постулировать, что изучаемое явление в достаточной степени сформировано. То есть его можно поместить в разряд состоявшихся и исключить любые намеки на случайный его характер. Коротко говоря, заявить о том, что точка невозврата пройдена. По крайней мере, отчасти данный способ работает, но для этого мы вынуждены сказать, когда глобализация началась. Пока мы этого делать не станем, и тому есть серьезные причины. Как бы то ни было, но создается впечатление, что ждать осталось не так уж и долго. Судя по всему, нынешнее поколение молодежи уже будет жить в новом мире.

Однако довольно спекуляций, вернемся к заголовку данной главы. Что такое глобализация? По нашему глубокому убеждению, это такая коммуникационная платформа, которая разворачивается в настоящий момент и заменяет собой старую. Но чтобы лучше понять, что она собой представляет, нам теперь необходимо обратиться к вопросу о ее происхождении. Пока же рамочно обозначим ее как такую систему, которая позволяет связать каждого с каждым независимо от расстояний -каких угодно - между ними и без каких-либо искажений и ущерба для их общения.