КОРРУПЦИОННЫЕ ПРАКТИКИ В РОССИИ: ГЕНЕЗИС, ФОРМЫ И ВИДЫ
ПРИЧИНЫ ЗАРОЖДЕНИЯ И ВОСПРОИЗВОДСТВА КОРРУПЦИИ В РОССИИ
История коррупции в России насчитывает не одно столетие, что обусловлено влиянием разных факторов на этот процесс. Сведения о подкупах, воровстве казенных денег и иных злоупотреблениях нашли отражение во множестве исторических документов, относящихся ко всем основным историческим этапам развития российского государства: Киевской Руси, Московского царства, Российской империи (XVII — начало XX вв.), советского государства (1917—1991) и современной России (1991 — настоящее время). Понять причины зарождения и формы коррупционных проявлений в России можно только в контексте развития общества, которое всякий раз находило разные способы установления и поддержания политического порядка посредством государства. При этом наряду с универсальными практиками на разных этапах эволюции национальной государственности России всегда существовали латентные — коррупционные практики, которые обретали конкретные формы и виды. Возникновение коррупционных практик было вызвано как объективными, так и субъективными причинами.
Формирование коррупционных практик в России обусловлено влиянием целого комплекса факторов: исторических, экономических, политических, культурных, геополитических и т.д., комбинация которых всякий раз либо способствовала разрастанию действий коррупционной направленности, либо ограничивала их распространение. Остановимся подробнее на роли системных факторов, порождающих коррупцию, абстрагируясь в данном случае от конкретных деталей. Заметим, что процесс зарождения коррупционных практик в России имел ту же логику и тенденции, что и в зарубежных странах. Отличия заключались лишь в исторических формах коррупции, возникавших на разных стадиях развития, в масштабах и устойчивости коррупции.
1. Раннее возникновение и широкое распространение коррупции в России обусловлено особой ролью власти и государства в жизни общества. Уже в Киевской Руси государство выступало главным механизмом выживания общества в условиях перманентных угроз.
Сложилась этакратическая модель государственного управления, проникающая во все сферы жизни и ставящая общество в зависимость от власти. Она была основана на соединении авторитаризма и патернализма и сохранилась до настоящего времени. В представлении своих подданных государство выступает в роли «заботливого отца», оно организует их жизнедеятельность и обеспечивает их безопасность, надеясь на взаимность подданных. Потребность в административной опеке со стороны государства у подданных была обусловлена сложными природно-климатическими условиями и перманентной угрозой со стороны внешних врагов. Эти условия привели к формированию особого мобилизационного типа развития, ориентированного на достижение чрезвычайных целей с использованием чрезвычайных средств и чрезвычайных организационных форм. Как замечал русский историк С.М. Соловьев (1820— 1879), «Россия есть громадное континентальное пространство, не защищенное природными границами, открытое с востока, юга и запада... Основанное в такой стране русское государство изначала осуждалось на постоянную тяжелую изнурительную борьбу с жителями степей... Бедный, разбросанный на огромных пространствах народ должен был постоянно с неимоверным трудом собирать свои силы, отдавать последнюю тяжело добытую копейку... чтобы сохранить главное благо — народную независимость...»1.
Вследствие этого государство выступало центром мобилизации ресурсов общества в борьбе за выживание, обеспечивало подчинение частных интересов государственным, ограничивая при этом личную свободу своих граждан. Тем самым незрелость экономических отношений и отсутствие материальных стимулов трудовой активности государство и его аппарат компенсировали весьма развитой дистрибутивной функцией — распределением общественных благ и ресурсов, которыми они монопольно распоряжались. По этой причине «вхождение во власть» было делом доходным и социально респектабельным.
2. Сращивание власти и собственности, политики и экономики определяло специфику формирования общественного и политического порядка, который устанавливался силой сверху правящим классом. Сословная и классовая иерархия в России вырастала на основе внеэкономических и экономических форм принуждения, в основе которых лежал процесс сращивания политической власти с собственностью.
Соловьев С.М. Публичные чтения о Петре Великом. М.: МедиаКнига, 2014. С. 20.
Феодальная поземельная собственность на Руси складывается с IX в. в двух основных формах — княжеский домен и вотчинное землевладение. Внеэкономические формы эксплуатации (дань, полюдье) уступают место экономическим, основанным на праве собственности. Правовыми основаниями для владения землей становятся пожалование, наследование, купля. Если в начальный период существенное значение имел захват пустующих и населенных земель, то позднее формирование правящего класса приводит к появлению сложных отношений «сюзеренитета—вассалитета», т.е. феодальной зависимости. Дружина князя дифференцируется на «старшую» и «младшую» (и по возрасту, и по социальному положению). Бояре из боевых соратников князя превращаются в землевладельцев, его вассалов, вотчинников. В XI—XII вв. происходит оформление боярства как особого сословия и закрепление его правового статуса. Формируется вассалитет как система отношений с князем-сюзереном. Его характерными признаками становятся специализация вассальной службы, договорный характер отношений и экономическая самостоятельность вассала. В феодальном договоре о службе соединились два начала: более древнее и личное, служебное (дружинник) и более позднее — зависимость по земле, служба, строго обусловленная землевладением.
В качестве объектов управления выступали власть, собственность (главным образом, земля), статусы социальных групп и индивидов, определявшие их привилегии, права, обязанности и, в конечном счете, их положение в обществе относительно друг друга. Значение их было велико, поскольку эти объекты обусловили социальный порядок феодального, буржуазного и даже социалистического обществ.
Например, социальный порядок феодального российского общества был основан на двух видах иерархий: 1) властной — политическом неравенстве, отношениях господства и подчинения, обусловленных соединением политической власти с земельной собственностью (порядок силы); 2) статусно-функциональной (порядок дела), согласно которой каждый индивид от рождения предназначен к одному из занятий: молитве, военному делу или физическому труду, что и определяет его права, привилегии и обязанности. За пределами «порядка силы» и «порядка дела» оставались только рабы, нищие и бродяги. Раз и навсегда установленные отношения между людьми не менялись, они лишь шлифовались и совершенствовались из века в век. Порядок, навязанный «сверху», под страхом наказания приучал людей к беспрекословной дисциплине общественного поведения. Этот порядок нельзя было не соблюдать, потому что другого попросту не было.
3. Антагонизм власти и общества, власти и личности, который проявляется в критике власти, с одной стороны, и сусальной жалости к личности — с другой. Полоса отчуждения власти от человека оказалась настолько глубока, что каждый из институтов государства (монарх, президент, правительство) превращается в самодовлеющую силу. В условиях автократии власть существует для самой себя, а человек, предоставленный самому себе, теряет навыки социальной коллективистской психологии, морально-нравственные начала общежития, начинает приспосабливаться к теневым, коррупционным методам существования, что имеет разрушительные и катастрофические последствия. Исторический опыт показывает, что без изменения отношения человека к институтам государства, публичным механизмам упорядочивания общественного бытия при общем согласии не удастся найти баланс интересов и поддерживать управляющее воздействие государства. По мнению русского философа И.А. Ильина (1883—1954), это является следствием крайне низкого уровня государственного правосознания как правителей, так и подданных. Ученый полагал, что «человек, таящий в себе политическое слабоумие — не знающий о своем гражданстве или не понимающий его природы, — имеет только видимости разумного существа; и всякая политическая организация, рассчитывающая на его разум и на его волю, обречена на печальный конец. Однако этого мало: необходимо признавать свою принадлежность к определенному государству, т.е. понимать ее волею и чувством, дорожить ею и культивировать. Политическая принадлежность должна быть сознательно принята каждым отдельным гражданином и признана им в нестесненном свободном решении, и это решение должно привести каждого к духовному акту добровольного самообя-зывания, или, что то же, к акту духовного вменения себе публичноправовых полномочий, обязанностей и запретностей. Вне этого государству неизбежно предстоит разложение»[1] (курсив наш. — Р.М.).
Государственный образ мыслей есть разновидность правосознания, касающийся как управляющих, так и управляемых. Государственное правосознание является определяющей характеристикой властного человека, которому вверено право выражать волю демократического большинства. Выражаясь словами философа, факт политического слабоумия — достаточно атрибутивная черта корпуса государственной администрации, как сегодня, так и в прошлом. Он проявляется в атавистическом стремлении к «власти» и ее использованию в личных, групповых целях, в целях реализации методов коррумпированного элитарного меньшинства. На этом фоне правовой и государственный нигилизм, относящийся не к институтам вообще, а реальностям, которые формируются на уровне официальной власти или в ее окружении, выглядит довольно безобидно. Однако следствием его является разрушение государства. Всякий раз, когда угроза коррупции и злоупотребления институтами исполнительной власти чрезвычайно возрастает, государственный аппарат, превращаясь в силу администрирующую, усиливающую принудительные механизмы, мечтающую о полицейском государстве, является авангардом в разрушительном процессе. Именно на этом уровне происходит смыкание власти, не способной услышать обывателя, с глубоким противостоянием гражданина государству, которое призвано обеспечить его права и интересы.
4. Подданнический тип политической культуры. В значительной мере конкретные пути формирования российского государства, структура и способы властвования государственных органов, система российского права и формы законодательства были заданы культурной традицией, развивавшейся в недрах российской цивилизации. В ее рамках были выработаны и сформулированы главные жизненные принципы, наиболее общие ценностные ориентации, основные формы социальной и государственной организации. В цивилизационном плане русская культура, по замечанию А. Тойнби, является «дочерней» по отношению к византийской. Византийская традиция стала в России одним из системообразующих факторов государственности. При своем крещении в 988 г. Россия заимствовала у Византии православную культурную традицию. Культурная преемственность обнаружилась прежде всего в наследовании специфической имперской государственной идеи. Как писал Л.Н. Тихомиров, византийская государственная идея основывалась на сочетании староримского абсолютизма, неизбежно рождающего централизацию и бюрократию, с христианством. Среди унаследованных от Византии (Восточной Римской империи) особенностей находится надэтнический, наднациональный характер власти и государственности, своеобразный космополитизм. Эту особенность политического развития «восточнохристианской цивилизации»
А. Тойнби определял как стремление к созданию и сочетанию универсального государства и универсальной церкви. Судьба отдельно взятого человека универсальное государство не интересует[2].
Интегрировать атомизированное, расколотое на автономные общины, корпорации, союзы традиционное общество в России могли лишь сильное государство, христианская (православная) религия и тотальная идеология. Государство понималось как священная постройка, задуманная Богом в качестве механизма, предохраняющего людей от порчи и разрушения. Православная церковь учила, что государство позволяет человеку реализовать свою потребность в служении, препятствует его уклонению от данного пути. В марксизме государство — инструмент классового господства, позволяющий уничтожить эксплуататорские классы и построить «светлое» будущее. Поэтому авторитет, власть и принуждение — это инструменты, компенсирующие человеческую слабость, неспособность к добровольному подчинению тому, что заведомо выше и лучше человека. Индивид обретает смысл существования, лишь подчиняясь государству, Церкви, Богу и властвующей партии с ее монопольной идеологией.
