Криминологический анализ социальной среды разного уровня

При криминологическом изучении социальной среды разграничиваются метасреда, макросреда, среда среднего уровня (региональная, социально-групповая) и микросреда.

Метасреда — конкретное своеобразие комплекса общественных отношений на данном этапе существования человеческого общества в целом. Это социальная среда на Земле в единстве ее материальных и духовных компонентов, во взаимодействии социальной среды разных государств, народов, рас с материальными условиями их существования и культурой. В работах криминологов 1960—1980-х гг. в числе коренных причин преступности отмечался такой фактор, как наличие в мире двух систем: социалистической и капиталистической и их конфронтация. Гонка вооружений, изматывающая государства, в конечном счете привела к поражению более экономически слабой социалистической системы, которую в последнее время более точно называли реальным социализмом. Конфронтация отражалась на разных сторонах жизни общества, в том числе и на преступности. Наиболее очевидно это проявлялось в фактах шпионажа, измены Родине, других особо опасных государственных преступлениях, делах так называемых врагов народа в 1930—1950-х гг., диссидентов — в 1960—1980-х гг. Но рассматриваемое обстоятельство отражалось и на состоянии иных преступлений: в России, например, не развивалась в должной мере, не модернизировалась промышленность, обеспечивавшая мирные нужды населения. Следствием был дефицит нужных, высококачественных товаров, их «доставание» любым путем, в том числе за счет преступных махинаций; выпуск недоброкачественных товаров, спекуляция.

В результате перестройки и реформ в России рухнул «железный занавес». Но Россия стала государством без надлежащим образом защищенных государственных и таможенных границ. Получали все большее распространение контрабанда, нарушение таможенных правил, валютные преступные махинации. Россия стала огромным полем отмывания преступных доходов, включая так называемые наркодоллары. В то же время организованная преступность из России вышла на международную арену.

Что касается макросреды, то раньше о ней говорили как о совокупности конкретных общественных отношений в рамках существования определенной общественноэкономической формации. Позднее стали говорить о развитых (цивилизованных), развивающихся странах и т. п.

Особую группу в конце 1980—1990-х гг. представляли общества переходного типа, переходного от так называемого реального социализма к рыночной экономике, а может быть, и к смешанной экономике. В зарубежных капиталистических, развитых странах принято говорить именно о смешанной экономике либо социально ориентированной рыночной экономике.

Выделение группы стран переходной экономики необходимо сочетать с учетом специфики каждой из них. До перестройки и реформ в таких странах заметно различались экономическая, социальная, политическая и духовная ситуации.

Общим для стран бывшего социалистического лагеря было безраздельное господство государственной собственности или иначе, как говорилось в Конституции СССР, общенародной; признание личного труда как единственного источника личных доходов взрослых трудоспособных лиц; удовлетворение многих важных нужд населения за счет общественных фондов. Это являлось основой провозглашения примата общественного, государственного интереса над интересом личности, а также практически тотального государственного, общественного контроля за разными сферами жизнедеятельности и поведения личности.

Для капиталистического общества характерны господство частной собственности, ставка на свободное частное предпринимательство, конкуренцию. Благосостояние личности в нем связано почти полностью с этими моментами. Отсюда провозглашение высшей ценностью интересов личности, ее прав и свобод, ограничение вмешательства государства в сферу частной деятельности, подконтрольность власти той части населения, которая владеет внушительной собственностью.

Фактически речь шла о двух линиях развития цивилизации. Не дело криминолога оценивать, какая из двух линий лучше в широком историческом и социальном аспектах.

Однако история показала, что в социалистических странах зарегистрированная преступность была намного ниже, чем в капиталистических или странах со смешанной, рыночной экономикой. Например, если в СССР коэффициент К_ф (число зарегистрированных фактов преступлений на 100 тыс. всего населения) составлял в 1985 г. 752, в том числе в РСФСР — 988, в ГДР — 681, то в ФРГ он был 6909, во Франции — 6507, Англии и Уэльсе — 7258. И только в Японии этот коэффициент был сравнительно небольшим — 1328.

Указанные различия нельзя полностью объяснить разной степенью латентности преступности. С точным отражением статистикой реальной преступности везде существуют серьезные проблемы. Различия интенсивности преступности в 9—10 раз образовывались в основном за счет имущественных преступлений.

Здесь надо учитывать особенности сути общества. В социалистическом обществе при отсутствии официально признаваемой оппозиции меньше возможности разоблачения преступлений властей предержащих и их наказания в уголовном порядке. Подавление оппозиции в истории социализма было связано с массовыми политическими внесудебными репрессиями, и такого рода по сути преступные действия представителей власти фактически не регистрировались. Такого размаха массовых репрессий не знало общество рыночной экономики.

Необходимо помнить и о том, что социалистическое общество в его реальном воплощении далеко не соответствовало тем высоким идеалам, во имя которых оно создавалось. Обобществив все средства производства, идеологи социалистической революции не решили практически проблему эффективного управления этой собственностью, особенно в условиях нарастания ее объемов.

Государство объявлялось только управляющим общенародной собственностью, но так и не было найдено оптимального решения вопроса о том, какими же должны были быть отношения правительства, министерств и конкретных государственных предприятий, взаимоотношения разных государственных предприятий.

Заметим, что надлежащего опыта управления гигантским хозяйством ранее не было. Командно-административные методы, которые казались наиболее быстро дающими результаты, оправдывавшие себя в экстремальных ситуациях (война), в стратегическом плане оказались неэффективными. Новых решений найдено не было, и начались застойные явления: социалистическая система в экономическом отношении стала все очевиднее проигрывать рыночной.

Социалистическая собственность не имела надлежащего учета и контроля, руководители предприятий, министерств и страны в целом, разваливавшие экономику, не несли никакой материальной или иной ответственности.

Существенно и другое: был провозглашен принцип «от каждого — по способности, каждому — по труду». Но как оценивать труд? До сих пор оптимальных методик, кроме его рыночной оценки, в мире не существует. Со временем при социализме появилась оплата на основе оценки труда государственной (нормировщики и т. п.) и рыночной (« шабашники »).

Обобществление средств производства, общественный характер труда сочетались с личной формой присвоения. Это отражалось на реальной системе приоритетов людей: обеспечении личного благосостояния за счет общественных фондов, государственной и общественной собственности, нарушения законов. Особенно в условиях должностных злоупотреблений тех, кто управлял этой собственностью, установления ими для себя особого режима материального благополучия и доступа к социальным благам.

Существовала основа для сохранения социального типа личности, ориентированного на свободную конкуренцию, достижения личного благополучия любым путем.

Введение «потолков» фонда заработной платы сочеталось с фактическим неравенством физических, интеллектуальных и других возможностей людей, их положения. Все это служило предпосылкой расширения теневой, или параллельной, экономики. Последняя же практически все больше размывала официальные социалистические отношения. Усиливалась дифференциация населения по уровню реальных доходов, расширялись социальные слои, которым становилось «тесно» в рамках социалистических отношений.

Нарастал кризис социалистической системы в том виде, как она существовала в СССР и ряде других стран. Криминологи, проводившие исследования, это отчетливо видели и писали об этом.

Такие преимущества социализма, как сильные социальные программы, более низкая преступность, в противостоянии с рыночным обществом не оказались решающими. Основным оставался экономический фактор. Ослабление экономического потенциала начинало сказываться на всех сферах жизни общества, в том числе на преступности, которая характеризовалась последовательным ростом.

С другой стороны, и общество рыночной экономики, господство капитала — это совсем не «рай» в криминологическом отношении. Оно характеризуется резкими экономическими контрастами, психологией крайнего индивидуализма. Это — общество господства частной собственности, идей свободной конкуренции. А преступность, по образному выражению Ф. Энгельса, «лишь последовательное осуществление принципа, заложенного уже в свободной конкуренции». Для такого общества характерны внушительные размеры бедности, безработицы и бездомности.

То, что рыночное общество обладает сильным криминальным потенциалом, высокой криминогенностью, убедительно показывают многие зарубежные криминологи, изучая это общество изнутри. Бывший министр юстиции США Рамсей Кларк, например, пишет: «В условиях массового общества, где все зависят друг от друга, государственное вспомоществование — существенно важное условие, позволяющее выжить; однако действующая в США система социального обеспечения лишь увеличивает неспособность этих людей покончить с бедностью и часто подавляет инициативу, столь необходимую для того, чтобы это сделать»¹.

Американский социолог Э. М. Шур, говоря о том, что американское общество преступно, отмечал, что оно преступно, поскольку является обществом неравноправных, и здесь в первую очередь важны проблемы нищеты и отсутствия благоприятных экономических возможностей. Далее, оно участвует в массовых насилиях за рубежом; в американских культурных ценностях есть порождающие преступность элементы^{[1] [2]}.

Не вдаваясь в вопрос о том, по какому пути должна идти Россия: выбирать ли ей рыночную, плановую или смешанную экономику, отметим только, что рынок, свобод-нал конкуренция, частная собственность с ее господством органически связаны с преступностью. В капиталистических государствах длительное время отрабатывались способы противостояния высокому уровню преступности, недопущения ее роста, смягчения социально-экономических контрастов. Но при проведении реформ последние обстоятельства практически или не учитывались, или учитывались крайне слабо.

Общество переходного типа имеет свои специфические проблемы, не существующие ни при реальном социализме, ни при развитой экономике. В частности, на быстрый рост преступности влияет, как показывают криминологические исследования, несистемный характер преобразований. Например, с 1992 г. в России «открытие шлюзов» для развития предпринимательства, приватизация проходили одновременно с обесцениванием трудовых сбережений граждан в Сберегательном банке РФ. Затем рост безработицы взаимодействовал с резким повышением уровня жизни и падением объемов производства, отсутствием действенной социальной поддержки молодежи. В этих условиях заработали преступные капиталы, и практически криминальный путь решения проблем стал реальным ориентиром для многих граждан. При этом резкий рост безработицы, снижение внутреннего валового продукта и ряд других крайне негативных изменений отмечался в России и во всех бывших социалистических странах Восточной Европы.

В начале XXI в. в России стало многое меняться к лучшему, но на криминальную и криминогенную ситуации продолжали оказывать влияние следующие процессы:

• 1) тотальное введение рыночных механизмов практически во всех сферах жизнедеятельности без необходимых сдержек и использования эффективных компенсационных механизмов. В том числе в области социализации личности, даже на ее самом необходимом, обязательном для всех детей этапе получения образования; в области гуманного отношения к больным людям, оказания необходимой им медицинской помощи при отсутствии денежных средств; при обеспечении надежной безопасности граждан;
• 2) несистемное преобразование общественных отношений. Влияние экономики на другие сферы жизни трактовалось односторонне и механистически, не учитывался духовный фактор и закономерности преступности. Образовался внушительный криминальный рынок, предметом оборота стали люди, органы и ткани человека, должности, служебные полномочия, секреты, уникальное национальное достояние, многое другое;
• 3) отношение идеологов реформ к населению как к пассивному объекту, а не активному субъекту, способному внести существенные коррективы в планы реформаторов, своеобразно отреагировать на изменения привычного образа жизни и отношений. В частности, не просчитывалась возможность криминального реагирования на криминальные явления, защиты населением своих гражданских прав путем нарушения уголовно-правового запрета, выхода за рамки правового поля, избрания экстремистской модели поведения;
• 4) игнорирование исторических традиций народов России, их ценностно-нормативных ориентаций, нравственных и иных установок; отсечение подрастающего поколения от лучших достижений западной, восточной и других культур; активное внедрение в молодежную среду образцов поведения, которые бы пресекали духовную связь поколений и тем самым препятствовали влиянию духовного потенциала нации. В то же время высокая духовность, нравственность — важные антикриминогенные факторы;
• 5) крайне низкий уровень образования или даже его отсутствие у значительной части подрастающего поколения, а в субъектах РФ нередко и плохое владение русским языком, даже его незнание, отсутствие доступа к произведениям российской и мировой культуры, что в сочетании с нахождением указанных несовершеннолетних и молодых людей в криминальной или маргинальной среде приводило к осознанному выбору ими в качестве форм достижения жизненного успеха противоправной деятельности, в том числе экстремистского, сепаратистского характера;
• 6) размывание идеалов, моральных представлений, принципов, искажение системы, иерархии ценностей. В результате на вершине такой иерархии оказались исключительно материальные блага. Реальная социальная практика подтверждала их торжество и зависимость от них социального положения человека, отношения к нему, его оценки;
• 7) коммерциализация духовной практической деятельности, в том числе образовательной, культурологической, религиозной;
• 8) агрессивное влияние внешнего фактора, связанного в том числе со стремлением к разрушению российской государственности и завладению ее природными ресурсами; многочисленность разного рода объединений, фондов, групп граждан, сект и т. д., которые фактически являются проводниками враждебной России геополитики;
• 9) снижение потенциала возможностей широкого наступления на организованную преступность. В ее обслуживание оказалась вовлеченной, за ее счет жила все еще значительная часть населения;
• 10) самодетерминация организованной преступности и криминализация все более широкого спектра общественных отношений. Все более отчетливо проявляла себя полимотивация лидеров организованных преступных формирований — их стремление и к сверхдоходам, и к политической власти, а также использование ими в этих целях аморальных и криминальных способов. Соответственно происходило увеличение удельного веса политических в широком смысле слова преступлений, преступлений против демократических начал жизни общества^[3]. В результате идеологической и психологической обработки у многих граждан терялись четкие ориентиры в оценках нарушения законов и субъектов таких нарушений.

Борьба с организованной преступностью продолжала растворяться в общей борьбе с наиболее опасными преступлениями. Во многих отношениях игнорировался лучший отечественный и зарубежный опыт. Действующее уголовное законодательство России оставалось на уровне прежних концепции о преступлении как отдельном деянии (действии или бездействии). Между тем все более часто правоохранительные органы и суды встречаются с системной, масштабной преступной деятельностью (рейдерство, терроризм и др.).

Отсутствие в 1990-х гг. действенной борьбы с организованной экономической преступностью, создание условий для легализации криминальных капиталов породили парадоксальную и высококриминогенную ситуацию. В прессе отмечалось: «...не секрет, что некоторые из наших так называемых олигархов, живущие ныне в старинных европейских замках, еще недавно были фарцовщиками, спекулянтами или комсомольскими секретарями по особым поручениям. А также не требуется большого ума, чтобы признать: олигархическая элита в стране, занимающей 105-е место в мире по качеству жизни и второе — по числу долларовых миллиардеров, ощутимо припахивает жульничеством и криминалом»^[4].

Все эти криминологически значимые особенности макросреды разного типа важно учитывать при анализе причин преступности и ее изменений в России.

Социально-государственная среда — особый феномен, зависящий и от состояния мета-, макросреды, и от исторических особенностей развития данного государства, его экономики, политики, духовной основы, даже его геополитического положения.

Процессы перестройки и реформ, например, имели особенности в разных государствах. В частности, в новых восточных землях Германии (бывшей ГДР) процессы приватизации происходили иначе, чем в России, были приняты радикальные меры по борьбе с легализацией преступных доходов. В России же за пять лет реформ такие меры практически не принимались.

В результате реально проводившейся политики Россия стала быстро обгонять государства рыночного типа по дифференциации материальной обеспеченности населения, пропаганде идей крайнего эгоизма и оправдания любой ценой сверхдоходов. Страны рыночной экономики воспринимали (разумеется, в допустимых для них пределах) социальные программы предупреждения преступности в условиях социализма, а власти России в период реформ практически полностью от них отказались. Там развивали институты участия населения в борьбе с преступностью, а граждане России все больше отчуждались от сотрудничества с государством, в том числе в области борьбы с преступностью (из-за того, что многие из них были брошены на произвол судьбы в период перехода к рынку и лишены многолетних трудовых накоплений, из-за своей незащищенности от мести преступников, боязни коррумпированности сотрудников правоохранительных органов, низкой оценки профессиональных качеств государственных служащих и др.).

Средой среднего уровня может быть региональная среда, т. е. социальная среда определенной территории со своеобразием комплекса ее экономических, политических, социальных и духовных характеристик.

Содержание территориального (регионального) фактора далеко не исчерпывается географическими особенностями того или иного региона, даже в единстве с социальными последствиями этих особенностей. Здесь криминолог встречается с одним из основных уровней совместной деятельности людей, который характеризуется общностью территории, экономической жизни, языка, социальных условий, ряда черт культуры, социальной психологии и т. п. Общность территории диалектически взаимосвязана со многими аспектами совместной деятельности граждан.

Наиболее обширное криминологическое изучение территориальных различий преступности в России и их причин было проведено в 1984—1985 гг. на базе семи регионов: Тувы, Башкирии, Московской, Ленинградской, Курской, Ростовской и Свердловской областей. Были отмечены общие тенденции преступности в этих регионах: увеличение ее распространенности, превышение удельного веса корыстной преступности над насильственной, изменения общих характеристик зарегистрированной общеуголовной преступности, высокая латентность хозяйственно-корыстной (экономической) преступности и ряд других.

Различия преступности на протяжении 15 лет, данные о которых исследовались, носили устойчивый характер при одной и той же иерархии коэффициентов преступности, выстроенной на основе коэффициентов по фактам и лицам. Эта иерархия сохранялась и при сравнении регионов по сопоставимому массиву преступлений. Оказалось, что различия в регистрируемой картине преступности в основном происходили за счет преступлений, вероятность совершения которых могла быть, в принципе, равной. На нее не влияли, например, разная численность автомототранспорта, влияющая на «автомототранспортные» преступления, разная структура производства.

В процессе исследования проверялось, не связаны ли различия в интенсивности преступности с различиями в характере населенных пунктов, в том числе с разным этническим, социальным составом населения. Например, не скрываются ли за высокими средними коэффициентами преступности в области, автономной республике только очень высокие коэффициенты в некоторых городах или районах либо, наоборот, не определялись ли общие низкие коэффициенты преступности большим числом населенных пунктов с очень низкой интенсивностью преступности, существовавших наряду с населенными пунктами, где преступность была высокой. Это предположение не подтвердилось. В автономных республиках и областях с более высокими коэффициентами преступности все города и районы оказались сдвинутыми по шкале в сторону высоких коэффициентов. Противоположное положение отмечалось в регионах с низкой интенсивностью преступности. Следовательно, в целом на картину преступности в регионе влияли какие-то общие для него социально-экономические и иные факторы, в том числе, как показало исследование, региональные особенности борьбы с преступностью. Это закономерное явление при отсутствии жесткой централизованной политики в разных бывших автономных республиках, краях, областях, крайне ограниченных полномочий органов местного самоуправления.

Различия общих коэффициентов преступности отражали также различия не столько в половозрастной структуре населения, сколько в степени криминальной активности одних и тех же социальных групп.

Судя по полученным данным, половозрастная структура населения определяет не столько интенсивность фактической преступности, сколько ее структуру. Где выше коэффициенты преступности несовершеннолетних и молодежи, там выше коэффициенты общеуголовной преступности, как корыстной, так и насильственной.

Исследование не подтвердило ранее излагавшееся в литературе мнение о том, что более высоким или низким коэффициентам преступности соответствуют более высокие или низкие коэффициенты всех ее видов. В ряде регионов за более низкими, чем в других, общими коэффициентами преступности скрывались более высокие коэффициенты хозяйственно-корыстной (экономической) преступности, позднее — коррупционных, террористических и экстремистских деяний.

Территориальные различия преступности определяются особенностями целостных процессов, происходящих в регионах. Они являются итогом, во-первых, региональной специфики явлений социально-экономического, социально-культурного, организационно-управленческого, правового характера; во-вторых, особенностей динамики этих явлений в регионах; в-третьих, специфики взаимодействия разных явлений в одном и том же регионе, разных характеристиках условий этого взаимодействия — состояния внешнего социального контроля, предупредительной и правоохранительной деятельности.

Базовыми, определяющими территориальные различия преступности являются социально-экономические явления и процессы. Причем социально-экономические изменения влияют на преступность не сразу, а через определенный период, поскольку, во-первых, механизм этого влияния опосредуется характеристиками населения, субъективным фактором; во-вторых, преступность порождают не сами по себе экономические процессы, пусть даже неблагоприятные, а отрицательные последствия недостаточного учета или игнорирования этих процессов в управленческой деятельности, предупреждении преступности.

Не было установлено однозначной, автоматической детерминации региональных различий преступности экономическим фактором. Он действовал во взаимосвязи с управленческим.

Выявилось и влияние географического фактора на преступность, но оно имеет место в условиях его взаимодействия с другими обстоятельствами, в том числе особенностями управления социальными процессами. В частности, в России в 1985 г. выделилось два криминологических типа регионов:

• 1) северный тип с особо неблагоприятными характеристиками общеуголовной преступности, существовавшей на фоне явного и острого рассогласования экономического и социального развития регионов, трудовой недостаточности, высокой «криминальной зараженности» населения, значительной доли в нем деморализованного контингента, распространения традиций злоупотребления спиртными напитками;
• 2) южный тип, отличавшийся неблагоприятными характеристиками хозяйственно-корыстной или экономической преступности и той части общеуголовной корыстной, в основе которой лежало стяжательство, погоня за сверхдоходами. Он существовал на фоне получения частью населения доходов в результате деятельности вне сферы общественного производства; превращения личного подсобного хозяйства в товарное; необеспеченности новых потребностей населения в развитии инфраструктуры; стихийно складывающегося широкого рынка товаров и услуг; решения проблем несбалансированного планирования, просчетов в социальном управлении за счет взяток и поборов с использованием преступных и иных теневых доходов; усиления различий в материальной обеспеченности разных социальных групп населения; расширения ориентации населения на частнопредпринимательскую деятельность; усиления частнособственнических настроений.

Были регионы и переходного типа. Но можно полагать, что в южных регионах благоприятные природные условия, позволяющие получать большие доходы от личных подсобных хозяйств, сдачи внаем помещений, обслуживания отдыхающих, при просчетах налоговой политики и попустительском отношении органов управления к данным явлениям приводили к указанным процессам. В южных регионах у определенного контингента населения оседала часть «северных» денег, вырученных от продажи сельскохозяйственной продукции, сдачи внаем помещений, со всеми вытекавшими социально-экономическими и социально-психологическими последствиями.

Данные процессы касались не южных регионов в целом, а отдельных контингентов проживающего там населения. В результате именно там была более ощутима напряженность во взаимоотношениях между группами, живущими исключительно на доходы, полученные на основе закона, и деятелями теневой экономики. Характерно, что именно в южных регионах начали получать распространение акции бандитизма, вымогательства, совершавшиеся в отношении владельцев крупных теневых, криминальных капиталов, т. е. уже тогда началось криминальное перераспределение криминальных доходов.

Характерная для южных регионов криминологическая картина отмечается также в столичных городах, где сосредоточены органы государственной власти, банковские и другие учреждения, проживают многие владельцы крупных состояний.

Чем более централизовано управление государством, тем в большей степени криминальная ситуация в регионах определяется центром и тем менее разнообразны ее региональные характеристики.

Среда среднего уровня — это и социально-групповая среда. Представители разных социальных групп характеризуются различной криминальной активностью, очень высока она среди лиц без определенных занятий (доходов) и места жительства.

Социально-классовые, социально-групповые различия, основанные на социально-экономических критериях, всегда были важны для криминологов. При криминологической классификации регионов выделяли регионы повышенной делинквентности, которые оказывались районами бедности и нищеты. Там были распространены общеуголовные преступления или обычные, по классификации некоторых зарубежных криминологов.

Однако это не означало меньшей криминогенности особо обеспеченных слоев, получивших доступ к власти. Для них, по замечанию все большего числа авторов, характерно совершение должностных, экологических преступлений, такого масштаба экономических преступных махинаций, разоблачение и наказание которых не обеспечивается обществом, в котором получают власть эти лица.

«Беловоротничковой» преступностью Э. Сазерленд назвал преступления лиц, занимающих высокое общественное положение и совершающих их в процессе своей профессиональной деятельности¹. Э. М. Шур пишет: «Бизнес как бизнес, без сомнения, скрывает в себе широчайший спектр укоренившихся “беловоротничковых” преступлений»^{[5] [6]}.

В отечественной криминологии исследовались социально-демографические аспекты преступности (М. М. Бабаев и др.). Наиболее глубокое криминологическое исследование социально-группового фактора было предпринято В. П. Мурашовым. Этот автор выделяет так называемые криминогенные группы, которые, по его мнению, относятся к «условным социальным группам» подобно, например, группе мигрантов и других лиц, между которыми нет непосредственных взаимосвязей. Эти группы выделяются по определенной направленности их деятельности, уже допущенным нарушениям закона и грубым нарушениям моральных норм^[7].

Криминогенные группы не совпадают с группами, выделяемыми на основании социально-экономических, социально-демографических и других критериев.

Связь таких криминогенных групп и указанных выше если и обнаруживается, то имеет, как правило, не причинный, а функциональный или иной характер. Например, в основе крайней нищеты и преступного поведения некоторых групп населения лежит крайняя деморализация личности, связанная с пьянством. Нежелание работать, конфликты между собутыльниками находятся между собой не в причинной, а в иной зависимости. Но аморальный образ жизни и преступное поведение связаны причинно через определенные взаимодействия, в которых значимы состояние социального контроля в обществе, программы помощи алкоголикам, наркоманам и т. п.

Поэтому криминологами выделяются такие специфические характеристики населения, как степень его «криминальной зараженности» (распространенность в нем лиц, совершающих или ранее совершавших преступления) и «социальная запущенность» (распространенность лиц, допускающих иные отрицательные отклонения в поведении непреступного характера: наркомания, проституция, бродяжничество, нищенство и другие формы социального паразитизма).

Выделение таких групп в конце 1990-х гг. в России приобретало особую актуальность, так как среди выявлявшихся преступников нарастал удельный вес лиц без постоянного источника дохода, совершавших преступления в состоянии наркотического, токсического опьянения, ранее совершавших преступления (табл. 13).

Рост числа лиц, совершавших преступления в состоянии наркотического и токсического опьянения, происходил на фоне все большего вовлечения преступников в незаконный оборот наркотических средств, психотропных веществ и их аналогов, сильнодействующих веществ.

В 2007 г. было выявлено 96 738 таких лиц, в 2011 г. — 109 144, в 2013 г. — 117 912. Из них без постоянного источника дохода было в 2007 г. 69%, в 2011 г. — 73,4, в 2013 г. — 69,5; ранее совершавших преступления соответственно 37,5, 45,3 и 52%.

В общем числе выявлявшихся преступников в 1997— 2015 гг. более половины не имели легального постоянного источника дохода, причем их удельный вес среди всех выявлявшихся преступников увеличивался.

Надо учитывать, что речь идет только о выявленных, а не обо всех преступниках, среди которых все большую часть составляли «беловоротничковые».

При этом среди выявлявшихся преступников без определенного источника дохода обнаруживались не только деморализованные лица, совершавшие общеуголовные преступления. Гораздо больше было тех, кто имел значительные и постоянные доходы от организованной криминальной деятельности: незаконного оборота оружия или наркотиков, экономической преступности, браконьерства и т. п. Опросы осужденных также показывали, что многие из них имели постоянный источник дохода в «сером» секторе теневой экономики.

Криминальная и аморальная среда могут представлять собой специфическую социально-групповую среду, в кото-

Таблица 13

Динамика числа и удельного веса отдельных категорий выявленных преступников в общем числе всех выявленных в России в 1997—2015 гг.

рои существуют свои нормы, стандарты поведения, идеалы и т. п. Лиц, принадлежащих к этой среде, нельзя отнести к какой-то из традиционно выделяемых экономистами и социологами социально-экономической группе.

Речь идет о таком продукте функционирования общества, при котором оно порождает негативные социальные отклонения и в процессе движения к продуцированию преступности или преступности в более опасных проявлениях возникают специфические социальные группы. Их иногда называют маргинальными.

Криминологически значима и этническая среда, не совпадающая с региональной. Например, это могут быть русская, армянская, татарская, чеченская, еврейская и другие диаспоры. Отказ от реализации идеи культурно-национальной автономии и признание территориально-национальной автономии находились в русле решения вопроса, что считать первичным в конкуренции территории и этноса, народа, нации. Часть преступности как раз бывает связана с нерешенностью проблем учета характеристик населения, состоящего из представителей разных национальностей, но находящихся в условиях одного региона с его социально-экономическими и политическими условиями.

Этническая характеристика лиц, совершающих преступления, нуждается в более тщательном изучении, чем это было до сих пор^[8]. Расхожая громкая фраза «у преступника нет национальности» имеет не больше смысла, чем выражения «у преступника нет пола» или «у преступника нет возраста, социального положения». Выше уже приводились слова В. Тендрякова о том, что национальность — это стереотип поведения. Действительно, у каждой нации и народности есть свои обычаи, традиции. Особенно строго человек их соблюдает, находясь в сфере социального контроля соответствующей этнической среды. При совершении преступлений люди соответствующей национальности, если они сформировались в рамках этих обычаев, традиций и находятся в сфере их влияния, демонстрируют такие варианты криминального поведения, которые им диктует контактная среда и которые особенно строго не осуждались бы близкими им лицами и не были бы чреваты изгнанием из соответствующей среды. Здесь многое зависит от того, где сформировался и живет человек: в своей этнической среде либо вне ее? В последнем случае существенно то, является ли среда его жизнедеятельности этнически однородной (хотя бы она и состояла из лиц иной национальности).

Этнический фактор опосредуется всегда характером социальной среды, реальной либо референтной для людей и общностей, характером деятельности человека, социальными позициями и ролями, многими другими обстоятельствами.

Что касается вероисповедания, это тоже криминологически значимый фактор, хотя и он сказывается на преступном поведении во взаимодействии со многими обстоятельствами. Важно, во что верит человек и чего, по его мнению, от него требует или ожидает его Бог. Существенны не только конкретные требования, но и общие, касающиеся образа жизни, взаимоотношений с окружающими и т. п.

В России все большее внимание правоохранительных органов привлекает к себе деятельность некоторых тоталитарных сект, в которых совершаются уголовно наказуемые нарушения прав и свобод граждан¹. В последние годы в России тоталитарные секты проникают в разные социальные группы, в том числе в вузы, ночные элитные рестораны, клубы (в первую очередь секс-клубы) и кафе, их деятельность освещается в СМИ^{[9] [10]}.

В литературе отмечается, что сатанизм традиционно рассматривается как поклонение злу, как религия, основанная на принципах, противоположных христианству. Сатанистами совершаются: осквернение храмов и других культовых сооружений традиционных религий и конфессий; издевательства над животными, например, сдирание кожи с животного заживо и ритуальные убийства животных; растление малолетних; ритуальные убийства людей; похищения людей, в том числе детей; изнасилования; употребление и распространение наркотиков; сексуальные оргии и принуждение к гомосексуализму; совершение террористических актов. Данный перечень не является исчерпывающим. Существуют и другие крайне агрессивные, криминальные секты^[11].

Взаимодействия социально-групповой среды и региональной среды бывают весьма сложными. Например, различаются социальная среда Татарстана как субъекта РФ с ее многонациональным населением и социальная среда разных групп татар, многие из которых живут вне пределов Республики Татарстан.

Зарубежные криминологи, исследовавшие влияние на преступность расы, национальности, почти всегда приходили к выводу, что такое влияние опосредуется другими социально-экономическими факторами, например бедностью, миграцией. Японский криминолог Кан Уэда среди факторов сдерживания роста преступности в Японии выделяет так называемый естественный фактор: преимущественно однородную социальную структуру населения, островное положение государства, единство языка, недопущение в политических и экономических целях в течение длительного времени систематического притока представителей других народов.

Действительно, усиление миграции связано с повышением преступности, так как у мигрантов возникает немало социально-экономических, социально-психологических, организационных проблем, связанных с интеграцией в новую для них общность. Нельзя при этом игнорировать возможный конфликт традиций, ценностей национальнокультурной и социально-государственной среды. Кровная месть признается среди отдельных народов, но преследуется в уголовном порядке законами государства. Известен также конфликт между законом и обычаями многоженства, выкупа за невесту. В этих случаях, разумеется, существует проблема такого законодательства, которое бы не преследовало без достаточных оснований то, что укоренялось в традициях народа веками. Но в то же время трудно представить, чтобы государство не преследовало, например, каннибализм либо убийство человека на почве кровной мести.

Микросреда человека опосредует влияние более широкой социальной среды. Поведение личности, ее формирование весьма зависимы от семьи, среды ее непосредственного общения — друзей, товарищей, знакомых, соседей и т. п. Микросреда рассматривается во взаимосвязи с другими уровнями среды. Она может изолировать личность от влияния социально-государственной среды, способна своеобразно ретранслировать исходящую от нее информацию, бывает весьма противоречивой (семья требует одно, друзья — иное, сослуживцы — третье). Или бывает так, что пребывание в школе требует одного уровня доходов, семья имеет другой, более скромный, а друзья вообще ориентируют на расходы, обеспечиваемые только сверхдоходами.

Это значимо не только в плане выявления причин индивидуального преступного поведения, но и преступности. Досуговые группировки, в том числе криминогенные («гэнги» по терминологии американских авторов, «галери» по терминологии венгерских авторов), а также банды, преступные организации, преступные сообщества — это тоже варианты своеобразной микросреды со своей экономикой, социальной, духовной сферами. Какие типы микросреды распространены, как они взаимодействуют с другими — важные вопросы, влияющие на состояние преступности.

Характеристики социальной среды разного уровня диалектически взаимосвязаны и весьма специфичны в разных странах. Соответственно ни одна страна не может автоматически заимствовать у другой систему борьбы с преступностью. Такая система не может оставаться неизменной в условиях социальных реформ и катаклизмов.

• [1] Кларк Р. Преступность в США. М., 1975. С. 71.
• [2] См.: Шур Э. М. Указ. соч. С. 38.
• [3] См.: Преступность в России начала XXI века и реагирование на нее. М., 2004.
• [4] Каралис Д. Не надо путать элиту как группировку господствующего класса с гордостью и цветом нации // Литературная газета. 2008. 16 апр.
• [5] См.: Сазерленд Э. X. Являются ли преступления людей в белых воротничках преступлениями? // Социология преступности.
• [6] Шур Э. М. Указ. соч. С. 224.
• [7] См.: Мурашов В. П. Влияние некоторых криминологически значимых характеристик населения на территориальные различия преступности // Территориальные различия преступности и их причины. М., 1988. С. 73—83.
• [8] См.: Клейменов М. П. Введение в этнокриминологию. Омск, 2004.
• [9] См.: Безопасность и здоровье нации.
• [10] См.: Хвыля-Олинтер А. И. «Южный крест» завис над Арбатом // Рабочая трибуна. 1996. 20 авг.
• [11] См.: Бурмистров И. А. Криминологические аспекты деятельности религиозных сект в России // Организованная преступность, миграция, политика. М., 2002. С. 105—108; Николаев А. А. Религиозная ситуация в Республике Саха (Якутия) и проблемы взаимодействия органов государственной власти с религиозными объединениями // Криминальное насилие: общие проблемы и опыт борьбы в Республике Саха (Якутия); Преступность и духовность / отв. ред. А. И. Долгова. М., 2008.