Исторические предпосылки формирования прецедента и развития судейского права (на примере древнеримского преторского права)

В отечественной и зарубежной юридической литературе традиционно отдавалось должное величию римского права и его огромному влиянию на развитие правовых систем, возникших в разное время не только на территории бывшей Римской империи, но и далеко за ее пределами^[1].

Так, в конце XIX в. юридическая наука в лице таких именитых представителей, как Р. Иеринг, возвещала всему просвещенному миру о том, что «всемирно-историческое значение и призвание Рима, схваченные одним словом, составляют преодоление принципа национальности идеей всеобщности». Тяжело гибли народы «под гнетом внешних и духовных оков, в которых держал их Рим, — повествовал автор в широко известной работе «Дух римского права на различных ступенях его развития», — тяжелых битв стоило им достигнуть свержения ига. Но польза, полученная от этого историей и ими самими, превышает страдания, которые они должны были вытерпеть»^[2].

Суть этой пользы, по мнению Р. Иеринга, заключалась прежде всего в том, что на ранних стадиях развития римского общества было достигнуто благотворное «единство всего древнего мира», а на более поздних стадиях плодом всемирного владычества Рима оказалось «религиозное и нравственное воспитание новых народов»^[3]. Что касается Нового и Новейшего времени, то польза римского права на этом этапе развития мирового сообщества состояла в том, что «оно произвело полный внутренний переворот, преобразовало все наше юридическое мышление. Римское право сделалось, так же как христианство, культурным элементом нового мира»^[4].

Своеобразная традиция возвеличивания римского права, его вполне оправданного в силу его положительного воздействия на процесс формирования и развития правовых систем многих стран восхваления продолжала существовать на всем протяжении XX в.^[5] Продолжает она существовать, как об этом свидетельствуют многочисленные публикации, и в начале XXI в.

Подчеркивая огромную роль римского права в становлении и развитии современного западноевропейского права и отмечая тот «непререкаемый авторитет, которым обладало римское законодательство во всем средиземноморском регионе на протяжении многих столетий»^[6], специалисты в области римского права обращают внимание на самые разные — общие и частные пути его воздействия на все следующие за ним правовые системы, включая современное право.

При этом неизменно из внимания исследователей упускается тот факт, что римское право в значительной своей части послужило поучительным примером для всех последующих поколений правовых систем и аналогом того, что в более поздний период было названо судейским, или прецедентным, правом.

Справедливости ради следует сказать, что некоторыми авторами обращалось внимание на прецедентный характер определенной части римского права, в частности указывалось на то, что «классическое римское право было прецедентным, ибо римские юристы не хотели связывать себя неподвижными нормами, предпочитая развивать свое право от одного права к другому»^[7]. Подчеркивалось, что «прецедентное право возникает в Древнем Риме как преторское право»^{[8] [9]}.

Однако в подавляющем большинстве случаев все ограничивалось лишь констатацией прецедентного характера римского права; рассмотрением данного вопроса лишь в связи с другими, основными вопросами; упоминанием о том, что родиной прецедента является не Англия, как обычно принято считать, а Древний, республиканский Рим*.

Именно в этом очаге мировой культуры и именно в этот период впервые в истории развития человеческого общества возникло и получило первоначальное оформление то правовое, точнее политикоправовое, явление, которое в юридической науке и практике спустя столетия стало называться прецедентом, а возникшее на его основе право — прецедентным правом, доминирующим в системе общего права.

Первоначально же его названием было преторское право, которое представляло собой систему норм, или правил поведения, исходящих от римского должностного лица, осуществлявшего руководство судопроизводством, — претора.

Согласно исследованиям историков — специалистов в области римского права институт преторов («претура») «в его особом значении судебной по преимуществу магистратуры» впервые появился в 366 г. до н. э.^[10]

Занимая весьма важное место в иерархии должностей республиканского Рима и обладая наряду с другими должностными лицами особой государственной властью, именуемой «imperium», претор, помимо иных принадлежавших ему функций, осуществлял прежде всего руководство судебной деятельностью и «в этом порядке, — как отмечал известный отечественный романист И. Б. Новицкий, — давал защиту новым отношениям, нуждавшимся в защите и заслужившим ее»^[11].

Будучи неотъемлемой частью государственного механизма республиканского Рима, претор, как и все другие должностные лица (магистраты), обладавшие imperium (консулы, диктаторы, триумвиры и др.), отличался наряду с ними такими способствовавшими повышению эффективности его деятельности чертами, как: 1) выборность (избирался центуриатными собраниями — комициями, обеспечивавшими благодаря своей структуре и порядку принятия решений интересы аристократических и богатых кругов рабовладельцев)^[12]; 2) безвозмездность (занимал должность претора, равно как и ряд других государственных должностей, что считалось весьма почетным и было несовместимо с получением жалованья)^[13]; 3) временность (избирался, как и многие другие должностные лица республиканского Рима, на один год); 4) ответственность за свои должностные поступки (наступала после отправления претором должностных обязанностей — магистратуры)^[14]; 5) право издавать общеобязательные акты — эдикты; 6) коллегиальность (в отличие от других, коллегиальных по своей природе магистратур претура стала коллегиальным органом лишь спустя длительный период времени с момента своего учреждения — с 242 г. до н. э., когда стал избираться второй претор)^[15].

Первые преторы появились в республиканском Риме в 366 г. до н. э. в качестве помощников высших должностных лиц — консулов. Но поскольку последние, как свидетельствуют историки, командуя в соответствии со своими полномочиями армиями, часто отсутствовали в Риме, то «к преторам перешло управление городом и, что особенно важно, руководство судопроизводством, позволявшее в силу имевшегося у них imperium издавать общеобязательные постановления и тем самым создавать новые нормы права»^[16]. Первый претор именовался городским претором.

Со временем первые преторы наряду с выполнением своих основных функций как высших руководителей судопроизводства добились возможности совершать так называемое спорное правосудие (jurisdictio contensiosa), тогда как консулы отправляли неоспоримое правосудие (jurisdictio voluntaria)^[15].

Осуществляя в рамках предоставленной им высшей административной власти руководство судопроизводством, первые преторы в гражданских делах определяли, какие притязания сторон могут получить защиту от государства; решали вопрос о допуске сторон к процессу; устанавливали, в каких случаях давать иск, а в каких не давать («я дам иск» («actionem dabo») — эта формула выступала в качестве основного метода создания претором частноправовых норм), при этом «не справляясь о том, имеется ли норма закона или обычая, обосновывающая данное притязание»^[18]; назначали судей и давали им указания — формулы по существу рассмотрения дел и принятия по ним соответствующих решений.

При рассмотрении уголовных дел первые преторы председательствовали в так называемых судебных комиссиях^[19].

В процессе осуществления своих функций, включая непосредственное отправление правосудия, первый претор всегда имел дело только с римскими гражданами. Соответственно, все издаваемые им акты — эдикты касались лишь римских граждан и только тех общеобязательных норм — норм цивильного права, которые на них распространялась.

По мере развития римского общества и расширения римского государства, сопровождавшихся втягиванием Рима в мировой торговый оборот и, как следствие, сосредоточением в нем огромной массы иностранцев — Перегринов, не пользовавшихся правами римских граждан, возникла необходимость в создании особой магистратуры — института претора перегринов. Это был второй претор или, как его еще называли, «иногородний» претор^[20].

Он, так же как и первый претор, издавал общеобязательные акты — эдикты, в которых содержались нормы, устанавливающие рамки соответствующей судебной деятельности^[21]. Однако в отличие от городского претора, ведавшего гражданской юрисдикцией в отношениях между римскими гражданами, эдикты второго, перегринского претора касались лишь споров, возникающих между Перегринами, а также между Перегринами и римскими гражданами. Второй претор ведал, таким образом, гражданской юрисдикцией лишь в отношениях между данными категориями лиц.

Создание института второго претора, несомненно, способствовало дальнейшему развитию и совершенствованию как государственного механизма республиканского Рима, так и его позитивного по своим природе и характеру права^[22].

Следует отметить, что расширение института преторов и увеличение объема их правотворческой деятельности не ограничилось учреждением городского и иногороднего преторов и соответствующей их активностью. Оно продолжалось и в дальнейшем.

В Дигестах Юстиниана (книга первая, титул II «О происхождении права и всех должностных лиц и о преемственности мудрецов») по этому поводу говорится следующее: «После завоевания Сардинии, а вскоре Сицилии, Испании и затем Нарбонской провинции, было создано столько преторов, сколько было подчинено провинции, для заведования частью городскими делами, частью провинциальными. Потом Корнелий Сулла установил государственное расследование дел о подлогах, об убийстве родичей (parricidium), о бандитизме (sicarius) и добавил четырех преторов. Затем Гай Юлий Цезарь добавил двух преторов и двух эдилов... Итак, было установлено двенадцать преторов и шесть эдилов»^[23]. И далее: «Затем божественный Август установил шестнадцать преторов, потом божественный Клавдий прибавил двух преторов по делам о фидейкоммиссах... Таким образом, в государстве выносят решение восемнадцать преторов»^[24].

Развитие института преторов активно продолжалось и оказывало огромное влияние на римское право на протяжении всей эпохи существования республики в Древнем Риме, вплоть до вступления Рима в период кризиса, который, как свидетельствуют источники, коснулся прежде всего существующих политических учреждений, включая институт претора, «устаревшей полисной формы государственного устройства, аристократического политического режима правления нобилей, замаскированного республиканской формой правления, создавшей видимость власти римского народа»^[25].

Падение в результате наступившего кризиса республиканского строя в Риме и переход к империи с неизбежностью повлекли сначала резкое ослабление, а затем и уничтожение одного из атрибутов республиканского Рима — преторства. Правотворчество претора и других судебных магистратов, отмечается в связи с этим в специальной литературе, «не могло сохранить своего былого значения по мере того, как усиливалась власть императоров, которые стремились наложить свою руку и на деятельность судебных органов»^[26].

Институт преторства как выражение идей судебного правотворчества в республиканском Риме изжил себя вместе с другими правовыми и политическими институтами, поскольку в изменившихся условиях управление судопроизводством, равно как и само судопроизводство, по мере укрепления императорской власти все в большей степени переходило в руки императора.

С установлением империи, констатируется исследователями римского государства и права, постепенно изменилось положение преторов в политической системе Рима. Формально преторы по-прежнему сохраняли право на издание общеобязательных юридических актов. Однако их правотворчество все более приходило в противоречие с растущим самовластием императоров. Поэтому преторы во избежание столкновений с императорской властью взяли за правило не создавать новых норм, а полностью копировать эдикты своих предшественников.

Последовавшая затем (во II в. н. э.) кодификация преторского права по решению императора Адриана и придание кодифицированному акту («вечному эдикту») обязательного для всех последующих магистратов, включая претора, характера свела по сути юридическую силу актов претора к нулю и исключила их из числа источников римского права^[27].

Говоря об ослаблении юридической силы преторских эдиктов и об уменьшении объема правотворческой деятельности преторов, необходимо заметить, что для этого были свои весьма важные не только субъективные, связанные с усилением императорской власти, но и объективные причины.

Одна из них заключалась в том, что к моменту наступления политического кризиса и падения республики римское право в своем прежнем, соответствующем республиканскому строю виде достигло апогея и практически перестало нуждаться в преторских постановлениях — эдиктах, преодолевавших его изначальный консерватизм, придававших ему гибкость и устойчивость и в конечном счете выведших его на долговременную «классическую» стезю.

В научной литературе по этому поводу совершенно справедливо отмечалось, что развитие преторского права и «рост преторского воздействия на право шли в зависимости не от каких-либо предоставляемых ему новых полномочий, а от роста потребностей гражданской жизни»^[28]. Верно подмечалось также, что преторское правотворчество было вызвано к жизни «развитием экономики, ростом рабовладения, сосредоточением в руках господствующей верхушки рабовладельческого класса торгового и ростовщического капитала и крупной земельной собственности» и что «все эти новые социально-экономические условия делали старые постановления цивильного права недостаточными и с количественной, и с качественной стороны»^[29].

Эти «постановления» нуждались в существенном дополнении и даже исправлении. Основная тяжесть такого рода работы легла на судебных магистров, главным образом преторов, вносивших с помощью актов «внепарламентского» правотворчества, выражаясь современным языком, существенные коррективы в действующее законодательство.

В результате данной проводившейся в течение весьма длительного времени постепенной работы сложился, как свидетельствуют источники, ряд правовых институтов, «разработанных преторами преимущественно путем эдиктов и снабженных созданными ими новыми средствами защиты»^[24]. Параллельно существовавшему в рассматриваемый период в Риме цивильному праву благодаря правотворческой деятельности преторов, корректировавших и дополнявших его, складывалась своеобразная условно выделяемая и относительно обособленная от цивильного права система преторского права — предтеча современного прецедентного права.

Говоря о благотворном воздействии преторского права (которое называлось в Институциях Юстиниана, как и сами эдикты преторов, содержащие нормы этого права, не иначе как «почетным правом, потому что значение этому праву дали мужи, занимающие почетные должности»^[31]) на цивильное право, следует заметить, что последнее вовсе не отождествлялось, как иногда представляется в современной литературе, с отраслью гражданского права.

Проводя различие между данными правовыми явлениями и понятиями, И. Б. Новицкий писал, что если термином «гражданское право» в современных системах права «обозначают в основном ту область права, которая регулирует имущественные отношения в данном обществе», то в римском праве терминам «гражданский» («civilis»), «гражданское право» («jus civile») предавался несколько иной, более емкий смысл. Термином «jus civile» в римском праве обозначалось «прежде всего исконное национальное древнеримское право, распространяющее свое действие исключительно на римских граждан — квиритов; поэтому оно и именуется также квиритским правом»^[32].

Цивильное право, отмечалось в Институциях Юстиниана, получает свое название «от каждого государства; например, право Афинское; поэтому, если кто захочет назвать законы Солона или Драконта правом афинского народа, то он не ошибется». Таким образом, делался вывод, «право, которым пользуется римский народ, мы называем цивильным правом римлян, или право, которым пользуются квириты, называется квиритским, а называются римляне квиритами от Квирина»^[33].

Аналогичное представление о цивильном праве содержится также в Дигестах Юстиниана, в которых, в частности, говорится, что «то право, которое каждый народ установил для себя, является собственным правом государства и называется цивильным правом»^[32]. И далее: «Право — это то, что полезно всем или многим в каждом государстве, — таково цивильное право». «Цивильное право — это то, которое происходит из законов, плебисцитов, сенатусконсультов, декретов принцепсов, мнений мудрецов»^[24].

В отличие от него преторское право — это то, которое ввели преторы для содействия цивильному праву или для его дополнения либо исправления в целях общественной пользы; оно называется также в честь преторов «jus honorarium»^[36], т. е. правом, исходящим от почетных, выполняющих свои должностные обязанности безвозмездно лиц.

Исходя из более широкого и емкого понимания цивильного права по сравнению с гражданским правом в современном о нем представлении следует сделать логический вывод о том, что объектом воздействия со стороны преторского права были не только имущественные отношения, урегулированные с помощью норм цивильного права, но и многие другие опосредуемые им отношения.

Иными словами, будучи «живым голосом цивильного права», согласно определению, которое дается в Дигестах Юстиниана^[37], преторское право как выражение идеи судебного правотворчества в республиканском Риме «дополняло и исправляло в целях общественной пользы» не только ту часть римского права, посредством которой регулировались в основном имущественные и иные неразрывно связанные с ними неимущественные отношения, но и более значительный массив правовых норм, с помощью которых опосредовались все остальные возникающие между римскими гражданами отношения.

Основу этих отношений, по свидетельству многочисленных источников, когда вследствие завоевательных войн и изменившихся социальных отношений в гражданский оборот стало поступать огромное количество ценностей, с неизбежностью составляли регулируемые с помощью норм цивильного права имущественные и иные им подобные частноправовые отношения^[38].

При этом и другие отношения, возникающие в повседневной жизни между римскими гражданами, и, соответственно, регулирующие их нормы цивильного права играли немаловажную роль. Последние также дополнялись и исправлялись как часть цивильного права с помощью содержащихся в эдиктах городского претора общеобязательных норм^[39].

Наряду с цивильным правом преторское право оказало огромное влияние на развитие права народов — jus gentium, или, как оно еще называлось в Институциях Юстиниана, общенародное право.

Цивильное и общенародное право, говорится в данном документе, «разделяются так: все народы, которые управляются законами и обычаями, пользуются частью своим собственным правом, частью — правом, общим всем людям, именно: право, которое установил у себя каждый народ сам, есть его собственное право и называется цивильным, как право свойственное обществу граждан; право же, которое между всеми людьми установил естественный разум, оберегается у всех народов во все времена и называется общенародным, как право, которым пользуются все народы». Таким образом, констатируется в Институциях Юстиниана, римский народ, как и все другие народы, пользуется, с одной стороны, собственным правом, с другой — правом, которое является общим для всех людей^[40].

Право народов (jus gentium), констатируется в Дигестах Юстиниана, — это то право, «которым пользуются народы человечества»^[41], «которое естественный разум установил между всеми людьми», «которым пользуются все народы» и которое «соблюдается у всех одинаково»^[36].

Право народов, как и цивильное право, имело сложный, нередко внутренне противоречивый характер. По свидетельству специалистов в области римского права, оно складывалось из весьма разнообразных элементов.

В частности, к нему относилось древнее право, регулировавшее договоры римлян с иностранными общинами по установлению взаимного права вступления в брак (conubium) и права торговли (commer- cium).

Значительной частью общенародного права было обычное право, применявшееся в практике торговых отношений и «имевшее общий характер благодаря племенному родству и тесным экономическим связям членов латинского союза»^[29].

Наконец, к элементам системы общенародного права относились правовые институты (в основном торговые), заимствованные в период распространения римского господства на провинции в различных частях империи.

Будучи выработанным в основе своей на базе обычаев международного оборота, складывавшихся по мере развития торговых связей Рима с различными странами и народами, общенародное право, подобно цивильному, подвергалось глубокому воздействию со стороны преторского, судейского права.

Принципиальная разница заключалась в том, что если на развитие цивильного права оказывали влияние нормы преторского права, содержащиеся в эдиктах первого, городского претора, то на процесс формирования и развития общенародного права воздействовали в основном нормы, составляющие содержание эдиктов второго, иностранного, перегринского претора^[44].

Благодаря этому воздействию, как отмечается в специальной литературе, «образовалось право, всецело приноровленное к жизни; оно разрабатывалось практикой судебных магистратов и нередко выражалось в торговых обычаях»^[45]. В противоположность цивильному праву, «строго оформленному и мало подвижному», общенародное право эффективнее и быстрее приспосабливалось к развивающимся потребностям римского общества. Выросшее в основном на базе экономических, а точнее, торговых отношений, в которых участвовали не только римляне, но и представители других стран и народностей, свободное от традиций глубокой старины общенародное право со временем стало своего рода универсальным правом «в том смысле, что оно применялось ко всем участникам торгового оборота, независимо от их гражданства»^[24]. Не в последнюю очередь оно стало таковым благодаря правотворческой деятельности второго, иногороднего претора.

Второй претор — претор перегринов, будучи одной из частей государственного механизма республиканского Рима, в процессе формирования и фиксации норм общенародного права находился в постоянной связи и взаимодействии с другими частями этого механизма, в том числе и с городским претором. Более того, в ряде случаев последний, призванный разрешать споры между римскими гражданами на основе норм цивильного права, вынужден был обращаться в своей деятельности и к jus gentium — отдельным нормам общенародного права. Это происходило, в частности, при возникновении споров между римскими гражданами на коммерческой основе, когда признаваемое претором притязание одной стороны к другой не могло быть удовлетворено в пределах цивильного права. В этих случаях первый претор, имевший дело исключительно с цивильным правом, обращался к jus gentium, давал формулы исков, основанных на фактах (factum conceptae), в которых основные положения заимствовались из общенародного права.

Кроме того, как свидетельствуют научные источники, в силу более высокого уровня развития судебной практики городского магистрата по сравнению с другими магистратами и вследствие их огромного влияния на государственно-правовую жизнь республиканского Рима нередко обязанности перегринского претора передавались городскому претору. Об этом, в частности, свидетельствуют отдельные фрагменты из работ Тита Ливия: «Судебные обязанности Марка Эмилия, претора по делам чужеземцев, передаются городскому претору М. Атилию, его коллеге» (Liv. XXIV. 44. 2)^[47].

Процесс воздействия преторского права на цивильное и общенародное право, а вместе с тем практика «заимствования» институтов и норм одной системы права от другой, несомненно, способствовали их постепенному сближению и в конечном счете слиянию. Как отмечал Ульпиан в отношении цивильного и общенародного права, «цивильное право не отделяется всецело от естественного права и от права народов», хотя «и не во всем придерживается его; если мы что-либо прибавляем к общему праву или что-нибудь из него исключаем, то мы создаем собственное, т. е. цивильное, право»^[48].

К аналогичному выводу приходили исследователи и в более поздний период, включая наших современников.

Обращая внимание прежде всего на то, что в свое время цивильное право «противополагалось» не только преторскому праву, но и праву народов, они вместе с тем подчеркивали: «...дуализм противоположных укладов — цивильного права и права народов — мог не привести к их взаимному слиянию»^[45]. Дело в том, что этому процессу способствовал в первую очередь собственный интерес господствующего класса в развитии гражданского и торгового оборота, а также в укреплении торговых сношений во всех областях покоренного мира. Унификация права всемерно способствовала этому развитию.

Далее процессу слияния укладов цивильного права и права народов, несомненно, способствовало предоставление перегринам прав римского гражданства. Радикальное изменение статуса последних с неизбежностью вело к соответствующему изменению их прежнего права — jus gentium и сближению ряда его институтов, принципов и норм с соотносящимися с ними элементами цивильного права.

Наконец, процессу формирования единой системы римского права в огромной степени способствовала активная интегративная роль преторского права, которое, по справедливому замечанию авторов — специалистов в области римского права, «поддерживая и развивая jus civile, реально проводило принципы jus gentium»^[50].

Преторское право как выражение идеи судебного правотворчества оказало, таким образом, большое влияние не только на развитие цивильного и общенародного права, но и на формирование на их основе единой системы римского права.

• [1] См.: Галанза П. Н. Государство и право Древнего Рима. М., 1963; Косарев А. И.Римское право. М., 1994; Хвостов В. М. Указ, соч.; Скрипилев Е. А. Основы римскогоправа. М., 2000; Чезаре С. Указ, соч.; и др.
• [2] Иеринг Р. Дух римского права на различных ступенях его развития. Ч. I. С. 1.
• [3] Там же. С. 1,2.
• [4] Там же. С. 2.
• [5] См.: Покровский И. А. История римского права. СПб., 1915; Моммзен Т. ИсторияРима. М., 1936; Савельев В. А. История римского частного права. М., 1986; Салогубо-ва Е. В. Римский гражданский процесс. М., 1997; Омельченко О. А. Римское право. М.,2000;и др.
• [6] Жреческие коллегии в Раннем Риме. К вопросу о становлении римского сакрального и публичного права / отв. ред. Л. Л. Кофанов. С. 299.
• [7] Хаусманингер Г. О современном значении римского права // Советское государство и право. 1991. № 5. С. 101.
• [8] Червонюк В. И. Теория государства и права. М., 2003. С. 117.
• [9] См.: Schulz F. Geschichte der Romischen Rechtswissenschaft. Bonn, 1961. S. 112—117;Monair A. Roman Law and Common Law. L., 1965. P. 3—18; Kasers M. Romisches Privat-recht. Berlin, 1990. S. 1—6; etc.
• [10] См.: Ковалеве. И. История Рима. Л., 1948. С. 103.
• [11] Новицкий И. Б. Указ. соч. С. 20.
• [12] См.: История государства и права зарубежных стран. Ч. I / под общ. ред.О. Л. Жидкова, Н. А. Крашенинниковой. С. 131.
• [13] См.: Ковалеве. И. Указ. соч. С. 101.
• [14] Там же. С. 102.
• [15] См.: Пухан И., Поленак-Акимовская М. Указ. соч. С. 18.
• [16] История государства и права зарубежных стран. Ч. I / под общ. ред. О. А. Жидкова, Н. А. Крашенинниковой. С. 133.
• [17] См.: Пухан И., Поленак-Акимовская М. Указ. соч. С. 18.
• [18] Римское частное право / под ред. И. Б. Новицкого, И. С. Перетерского. С. 8.
• [19] См.: Ковалеве. И. Указ. соч. С. 103.
• [20] См.: Галанза П. Н. Указ. соч. С. 70, 71; Ковалев С. И. Указ. соч. С. 103.
• [21] См.: Hausmaninger Н. Casebook zum Romischen Sachenrecht. Berlin, 1990. S. 35—72.
• [22] См.: Машкин Н. А. История Древнего Рима. М., 1948. С. 351—353.
• [23] Памятники Римского права. Законы XII таблиц. Институции Гая. Дигесты Юстиниана. М., 1997. С. 163.
• [24] Там же.
• [25] История государства и права зарубежных стран Ч. I / под общ. ред. О. А. Жидкова,Н. А. Крашенинниковой. С. 136.
• [26] Новицкий И. Б. Указ. соч. С. 22.
• [27] См.: История государства и права зарубежных стран. Ч. I / под общ. ред.О. А. Жидкова, Н. А. Крашенинниковой. С. 156.
• [28] Седаков С. Ю. Роль квиритского претора в создании норм римского частного права предклассического периода //Древнее право. 1996. № 1. С. 128.
• [29] Римское частное право / под ред. И. Б. Новицкого, И. С. Перетерского. С. 18.
• [30] Там же.
• [31] Памятники римского права. Институции Юстиниана. С. 19.
• [32] Памятники римского права. Законы XII таблиц. Институции Гая. Дигесты Юстиниана. С. 159.
• [33] Памятники римского права. Институции Юстиниана. С. 17.
• [34] Памятники римского права. Законы XII таблиц. Институции Гая. Дигесты Юстиниана. С. 159.
• [35] Там же.
• [36] Там же. С. 158.
• [37] См.: Памятники римского права. Законы XII таблиц. Институции Гая. ДигестыЮстиниана. С. 158.
• [38] См.: Civil Law in the Modern World / ed. by N. Viannopoutus. L., P. 18—33; Mayer-Maly T., Honsell H., Selb W. Romisches Rccht. Berlin, 1987. S. 3—26.
• [39] См.: Черниловскии 3. M. Лекции по римскому частному праву. M., 1991; Скрипи-лев Е. А. Основы римского права. М., 2000; и др.
• [40] См.: Памятники римского права. Институции Юстиниана. С. 17.
• [41] См.: Памятники римского права. Законы XII таблиц. Институции Гая. ДигестыЮстиниана. С. 157.
• [42] Там же. С. 158.
• [43] Римское частное право / под ред. И. Б. Новицкого, И. С. Перетерского. С. 18.
• [44] См.: Галанза П. Н. Государство и право Древнего Рима. М., 1963. С. 70, 71.
• [45] Римское частное право / под ред. И. Б. Новицкого, И. С. Перетерского. С. 19.
• [46] Там же.
• [47] Цит. по: Седаков С. Ю. Указ. соч. С. 126.
• [48] Памятники римского права. Законы XII таблиц. Институции Гая. Дигесты Юстиниана. С.158.
• [49] Римское частное право / под ред. И. Б. Новицкого, И. С. Перетерского. С. 19.
• [50] Там же. С. 19.