А. ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ФАКТОРЫ
Как уже указано выше, индивидуальными факторами считаются те из причин, влияющих на поведение человека, которые находятся, так сказать, в нем самом. Но такое определение, конечно, недостаточно, — оно совершенно неопределенно.
Человек представляет собой сложный микрокосм — организм. Мы знаем, что уже догматическая школа уголовного права, выделив одну из способностей человека — его волю и придав ей эпитет злой, сделала из этой злой воли единственную причину всей человеческой преступности. С таким же правом другая школа, о которой сказано ниже, школа моралистов, выделила нравственность и заявляет, что испорченная нравственность есть причина всех преступлений. В первой половине XIX столетия существовала школа френологов, которая по устройству головы заключала о способностях человека, в том числе и о его наклонности к преступности; была и существует доныне школа, которая сводит индивидуальную преступность человека, т.е. его наклонность к совершению преступлений, к какому- либо из видов психического расстройства.
Не вдаваясь пока в оценку ни одной из этих школ, нельзя не остановиться на следующих соображениях.
Отрицать вполне значение индивидуальных факторов, заложенных в самой природе отдельного человека, совершенно невозможно, — в конце концов всякое преступление выполняется отдельным живым человеком; но признавать первенствующее значение за ними или даже считать их единственной причиной человеческой преступности — значит, в сущности, оперировать не человеком, а идеей, понятием человека или человеческим организмом как таковым, а не человеком как членом общества, признанным еще Аристотелем ^сооп яоХт/бг). Между тем мы уже видели выше, что, конечно, преступность мыслима лишь в обществе, и притом имеющем какую- либо организацию.
Далее, возможно ли выделять какую-либо из способностей человека, видеть в ней единственную причину преступности? Ведь человек, как уже указано выше, вкладывается весь в преступное деяние, ему принадлежит и мысль (умысел), воля как орудие приводить в действие его физическую силу, и получается деяние, реальное деяние, реальное изменение во внешнем мире. Можно ли сказать, что кроме ума, воли и рук, которые являются главным физическим исполнителем, на преступном деянии не отражается характер человека, его нравственность? Но не изменяется ли все это в зависимости от индивидуальных условий пола, возраста, внешних условий — временных и постоянных? С другой стороны, не находятся ли все эти физические и духовные силы и способности человека в неразрывной связи между собой, связи, выражающейся в зависимости от функционирования одного органа, одной способности, от функционирования других, выражающейся во взаимном влиянии состояния одного органа на состояние другого? Конечно, не может быть сомнений, что если брать весь организм человека, всего человека, да еще как члена социального единения, то задача определения степени значения сил и способностей этого человека для преступности значительно усложняется. И наоборот, задача крайне упрощается, если искусственно, мысленно выделить одну из способностей, дать ей общее определение и затем на этом фундаменте строить все учение о преступности. Так поступила догматическая школа уголовного права, так поступили и другие школы, хотя и не так последовательно. Логически такая система может быть и красива, но что она никуда не годится и преступности не объясняет, это тоже совершенно несомненно. Это несомненно, как в силу предыдущих соображений, так и ввиду следующего весьма важного соображения. Когда таким путем выделяется одна какая-либо способность, то, в сущности, о владельцах этой способности забывают, эта способность представляется как бы самостоятельно существующей и, конечно, всегда одной и той же, одинаковой. При таких условиях случается то, что и случилось с догматической школой: забывается живая жизнь со всем ее разнообразием, проявляющимся в бесконечном разнообразии сочетания различных способностей и сил человека, в бесконечном числе человеческих индивидуальностей. А ведь они только в действительности действуют как преступники, с ними только и надо и можно считаться и при изучении преступности, и при борьбе с нею.
Итак, для изучения надо брать человека всего целиком, и притом не как отдельную особь, где-то в пространстве существующую, а как члена организованного общения.
Задача очень сложная. Надо собирать еще много материалов, установить много наблюдений, пока удастся ее разрешить. Но пытливый человек не может так долго ждать, и нашелся мыслитель, создавший целую школу, которая попыталась теперь же, при нынешнем состоянии науки, разрешить этот вопрос и дать категорические выводы. Я говорю о Чезаре Ломброзо как основателе итальянской уголовно-антропологической школы.
