Роль общества в применении новых мер борьбы с преступностью

Главная роль общества в борьбе с преступностью — в области превентивных мер, о которых говорится в следующем отделе. В этом отделе рассматриваются меры по отношению к личности, уже дошедшей до совершения преступления; здесь дело идет уже не о предупреждении, а о возрождении павшей личности при посредстве опеки общества.

Опека — понятие и очень широкое, и очень древнее. В нем содержатся два элемента: с одной стороны, элементы попечения об интересах опекаемого, момент помощи, благотворительности, а с другой — элемент зависимости опекаемого от опекающего, момент известного воздействия личного со стороны последнего на первого. Опека в разных видах главным образом на экономической почве существовала во все времена, то принимая более грубые и даже суровые, подчас жестокие, формы рабства или крепостничества, то более мягкие формы клиентелы и т.д. В Средние века мы можем отметить церковный и монастырский патронат над всеми обездоленными, больными, увечными, прибегавшими под защиту церкви. Опеку знает давно и гражданское право как институт попечения и восполнения сил недееспособных лиц — умалишенных, расточителей, малолетних, в области главным образом права распоряжения имуществом опекаемых.

Но идея опеки общества над преступниками, над лицами павшими или находящимися в таком положении заброшенности (деградации, деклассации), при котором совершение преступления может стать естественным, обыденным явлением, — это идея новая, и притом новая во всех отношениях — и по лицам опекаемого и опекуна, и по содержанию, по правам, обязанностям и задачам. Я даже затруднился бы, как это делает профессор Гурлянд^[1], усматривать какую-либо генетическую связь между опекой и патронатом прежних времен и современными.

Современная идея опеки над преступниками зародилась не ранее конца XVIII в., да и то далеко не в том смысле, как она понимается ныне; она находится именно в тесной связи с окончательной переменой во взглядах культурного общества на цели наказания, на средства борьбы с преступностью.

Впервые эта перемена произошла в XVI в., когда, с одной стороны, проявилось более гуманное отношение к преступнику, а с другой — ввиду чрезвычайного усиления бродяжничества и мелких краж (усиления, вызванного войнами, освобождением крестьян и т.д.) оказалось невозможным по-прежнему казнить без числа и без меры. Движение это, как известно, не дало, однако, прочных результатов, и через два столетия Говард констатировал полное неустройство европейских тюрем и полное отсутствие какой-либо разумной, целесообразной деятельности государства в борьбе с преступностью.

В выставленных им требованиях мы видим оба течения, которые проявились впервые в XVI столетии, — более гуманного отношения к преступнику и сознания необходимости выставить новые цели для наказания.

По мнению Говарда, надо оставить политику простой ссылки или заключения в тюрьму без обеспечения в таком заключении известных постоянных занятий для арестантов. Такими мерами достигается, как он говорит, один захват преступника, одно лишение его свободы.

Но что же нужно больше? Чего еще требует жизнь? В этом-то и корень всех перемен, что жизнь стала требовать другого. Не в одном смягчении нравов, отвращении к средневековым жестокостям выразилась перемена в жизненных требованиях. Эта жизнь поставила дело борьбы с преступниками, и помимо гуманитарных учений Бек- кариа, Говарда и др., в совершенно новые условия. Если гуманисты учили, что мстить жестоко и бесцельно, потому что деяние, как говорит Беккариа, не сделаешь не бывшим, потому что не тяжестью наказания, а его неизбежностью можно удержать от совершения преступления, то жизнь, делая невозможной ссылку просто по неимению у большинства государств соответственных мест для ссылки, в самой сильной степени влияла на постановку дела. Если принципом карательной системы прошлых веков было выбрасывание преступника из рядов нормального общества раз навсегда, путем ли лишения его жизни, искалечения и высылки, то при новых условиях — нравственной невозможности истребления и искалечения и физической невозможности высылки — приходилось подумать о возвращении преступников по отбытии наказания в ряды нормального общества. Цели истребления были заменены целями обезврежения, исправление и затем, как необходимое дополнение для полного осуществления вновь намеченных целей, оказания отбывшему наказание содействия к действительному возвращению в ряды нормального общества. Это содействие было названо патронатом, и здесь впервые общество было призвано к участию в борьбе с преступностью наряду с репрессией, которая, разумеется, всецело осталась в руках правительства.

Но это выступление общества в новой роли было очень скромным. Новые задачи репрессии невыбрасывания и даже не столько устрашения, сколько исправления, привлекли к себе внимание лучших умов. В Америке возникли новые системы тюремного устройства и, что важнее, тюремного режима. Этим новым мерам придавали громадное значение, на них возлагали огромные надежды.

Европа пожелала следовать примеру Америки, и уже в 1846 г. во Франкфурте-на-Майне по инициативе тюремного врача Варентрапа, Миттермайера, Деметца и др. собрался первый международный конгресс «тюремной реформы». Хотя в пунктах 21 и 22 программы конгресса и предположено было обсудить вопрос о патронате над освобождаемыми из мест заключения взрослыми и малолетними и об исправительных заведениях для малолетних, но, в сущности, из отчета о заседаниях не видно, чтобы эти вопросы подвергались обсуждению. Состоялось только единогласное постановление в самых общих выражениях, которое гласит, что реформа уголовного законодательства, введение законодательным путем инспекции и наблюдательных за тюрьмами комитетов и образование попечения (ОЬзогяе) над освобожденными преступниками должны быть признаны необходимым дополнением пенитенциарной системы^[2].

Этот характер дополнения, хотя и необходимого, патронат и на деле, и в мыслях главнейших пенитенциарных деятелей сохранял долгое время, не сходя, однако, с программ всех последующих международных тюремных конгрессов.

Так, на последовавшем в следующем году за первым конгрессом конгрессе в Брюсселе¹ был поднят тот же вопрос, что и на франкфуртском конгрессе, о патронате и изменении уголовного законодательства и также, в сущности, остался и вовсе не выясненным и не разрешенным.

Конгрессу в Лондоне в 1872 г. предшествовал, как известно, чисто американский конгресс в Цинцинати. Хотя лондонский конгресс благодаря большому числу официальных представителей, впервые появившихся на нем, принявший тот пиршественно-официальный характер, который носят эти конгрессы в последующее время, и повторил, в сущности, резолюции конгресса в Цинцинати, но постановления о патронате последнего все-таки ярче. Здесь уже прямо было сказано^{[3] [4]}, что напрасны все старания по исправлению преступников в местах заключения, если при выходе из тюрьмы он будет встречать общество во всеоружии против него и не будет никого, чтобы ему помочь в приискании честного заработка.

Стокгольмский конгресс 1878 г., посвятив много времени обсуждению принципиального вопроса о необходимости патроната, не пошел дальше предшествующих, и авторы сочинения о стокгольмском конгрессе F. Desportes и Leon Lefebure^[5] отмечают, что постановления стокгольмского конгресса «блестяще» (?) подтвердили постановления всех предыдущих конгрессов начиная с 1846 г., смотревших на патронат, как на необходимое дополнение действительно исправительной тюремной системы.

Патронатом занимались последующие конгрессы, значение которых, а главное, широта взглядов, все уменьшались.

В трудах петербургского конгресса 1890 г. мы находим^[6] доклады Вуазена и Фойницкого о необходимости установления известной связи между деятельностью патроната и полиции, о возможном устранении вмешательства полиции. Обсуждались вопросы о международном единении обществ патроната и т.д. Но, повторяю, вера в возможность установления такого тюремного режима, который действительно исправляй бы преступников, по крайней мере среди членов тюремных конгрессов, в составе которых все меньше оказывалось ученых и в которых все больше устанавливалась официальная ложь, доходившая до того, что государства, в которых, например, трудом была занята ¹/₅ арестантов, показывали весь состав занятыми, — не ослабевала, и взгляд на патронат как на дополнение пенитенциарной системы по-прежнему господствовал.

Только мало-помалу, когда все больше и больше стали убеждаться в том, что действительно совершенного тюремного режима установить нельзя и что даже самый совершенный тюремный режим приводит не к исправлению преступников, а или к их развращенно, или в самом лучшем случае, к полному отучению от той реальной, практической жизни, для которой они и без того были негодны, — только тогда стало выясняться действительное значение патроната. Я не буду повторять здесь того, что мной уже было сказано выше в подтверждение несостоятельности тюремного заключения как меры исправительной, но отмечу лишь, что именно лишь по мере того, как выяснились совершенно отрицательные результаты тюремного режима, обнаружилось, что тюрьма не только не содействует патронату в его основной задаче по водворению лиц, совершивших преступление, вновь в ряды нормальной жизни, но, наоборот, крайне затрудняет, и если патронат и достигает некоторых результатов, то именно несмотря на вредное, предыдущее влияние тюрьмы, на клеймо тюремного сидельца, которое является крайне трудно преодолимым препятствием при приеме бывшего преступника на честный заработок. Но и при всем том патронаты все более и более решительно вынуждены отказываться от рецидивистов, так как их положительно невозможно поместить.

Только с этого времени, когда в обществе проявилось сознание, что патронат вовсе не дополнение пенитенциарной системы, а самостоятельное средство в борьбе с преступностью, что это — именно дело общества наряду с деятельностью правительства, выражающейся пока исключительно в репрессии, только с тех пор и началось быстрое развитие обществ патроната и в смысле их числа, и в смысле разнообразия их деятельности и решительное изменение в отношениях к обществам патроната администрации и суда. А это все случилось, в сущности, в последние десятилетия XIX в. А между тем первые общества патроната возникли давно — ровно за 100 лет до того. О времени возникновения первых обществ патроната можно привести следующие даты: в Филадельфии — 1776 г., в Дании — 1797 г., в Англии — 1816 г., во Франции — 1819 г., в Германии — 1826 г. (в Берлине¹). Одно число обществ патроната в Европе указывает уже с несомненностью на громадное развитие этого дела;

я буду цитировать только общества, посвящающие свои силы попечению об освобождаемых из мест заключения, не касаясь обществ, преследующих родственные цели борьбы с бродяжничеством, заброшенностью и преступностью детей.

И таких обществ в Пруссии насчитывалось в 1898 г., по сведениям Фукса¹, 231, в Баварии — 144, в Бадене — 60 и т.д. И здесь применено начало объединения в провинциальные союзы, а затем и в народные — государственные. Но особенно это начало объединения способствовало развитию обществ патронатства во Франции, Бельгии, Дании и т.д. В Бельгии Federation des soci?t?s belges de patronage возникла в 1889 г., во Франции Union des soci?t?s de patronage en France образовалась в 1893 г.; такие же объединения имеются в Швейцарии, Голландии и других странах, и всюду результаты оказались блестящие. Так, во Франции ко времени образования Union в 1893 г. было всего 51 общество, через 7 лет, в 1900 г., уже насчитывалось 101 общество, которые патронировались более чем 20 тыс. лиц и получили только от правительства субсидии около 140 тыс. франков^{[7] [8]}.

Понятна роль таких объединений: их ближайшая и главнейшая задача — поддерживать ту частную инициативу, которая составляет главную пружину всего дела и которая тем не менее выступает очень нерешительно вначале. Не следует забывать, что дело очень скромное — непосредственное устройство (приискание мест, надзор и т.д.) бывших преступников, что для успешности дела к нему необходимо привлечь самые разнообразные силы общества; здесь нужны не выдающиеся умы, не люди с выдающимся общественным положением, а люди простые, близкие к той среде, из которой вышли бывшие преступники и куда их опять надо водворить. Но, несомненно, дело патроната — такое же social work, как и современные начинания в области благотворительности, столь же демократическое, в такой же степени нуждающееся в содействии массы добровольных деятелей.

В Бельгии^[9] образовалась даже особая Commissiou royale des patronages из самых известных юристов и тюрьмоведов, которая как бы является академией патроната по всем вопросам — общим, законодательным и т.д.

Но и этим дело не ограничилось, и с 1890 г. собираются международные конгрессы патроната; первые три собирались в Антверпене, четвертый в Льеже^[10]. Цель этих конгрессов уже очень широкая — подготавливать разрешение тех вопросов, которые имеют отношение к борьбе с преступностью (не только взрослых, но и детей) при помощи различных видов патроната.

Виды эти действительно весьма разнообразны; прежде чем перейти к установлению двух главных видов, я не могу не упомянуть хотя бы вкратце, что ближайшая помощь патроната выражается прежде всего в приискании места выпущенному — честного и постоянного занятия у него ли на родине, в другом ли месте его отечества или даже на чужбине (этому последнему и служат всевозможные междукантональные союзы Швейцарии и другие международные союзы). Как средства для этой ближайшей цели — оказание временного приюта, выдача пособий платьем, обувью, инструментами, денежными пособиями на проезд, на содержание семьи ит.Д.

В каких размерах оказывается эта помощь — лучше всего показывает пример английских патронатов, действующих прекрасно. В Англии всего с 1900 г. было 56 местных тюрем и 5 каторжных, а обществ патроната более чем вдвое^[11], но согласно циркуляру главного тюремного инспектора 12 октября 1897 г. при каждой тюрьме только одно общество было официально признано, а другие оказывают содействие признанному. И вот в течение 1898 г., как свидетельствует Report. Commis. Pris. (1899), была оказана помощь 32 038 лицам: из них 1747 возвращены на прежнее место работы, 2720 определены на новое место работы, 2060 переданы друзьям и т.п.

Все это, в сущности, может быть названо простой благотворительностью, пусть будет даже современной филантропией, по отношению к известному роду лиц. Но как я уже сказал выше, патронат есть один из видов опеки, а в опеке заключаются два элемента: с одной стороны, элемент благотворительности, о котором я только что говорил, а с другой — элемент зависимости опекаемого от опекуна, от воздействия последнего на первого. И этот элемент, несомненно, широко представлен в патронате. Уже в силу необходимости патронат не может ограничиваться этой материальной стороной дела, ибо главная его задача — возвращение бывших преступников в ряды честных тружеников — требует для своего разрешения возможности победить естественное существующее в обществе предубеждение против лица, во-первых, совершившего преступление, а во-вторых, побывавшего в тюрьме. Для того чтобы победить это предубеждение общества, патронату приходится брать на себя ручательство перед теми, которые принимают его клиентов на работу, что они будут вести себя честно. Но возможно ли такое ручательство прежде всего без подробного ознакомления с личностью опекаемого, а потом, в большинстве случаев, и без известного воздействия на него, без известного руководства его и в стенах тюрьмы, и в особенности первое время после освобождения. И ни одно сколько- нибудь правильно и успешно действующее общество патроната не может, разумеется, отказаться от этих функций. Таким образом, на патронате и лежат две обязанности: рядом с обязанностью, так сказать, материального восстановления совершившего преступление в рядах честных тружеников обязанность нравственного, духовного его восстановления в число этих честных людей. Но теперь мы понимаем, почему патронат является не дополнением к той репрессивной системе, которая не облегчает, а затрудняет его дело, а самостоятельной и новой мерой борьбы с преступностью в виде опеки общества над нравственно павшим его членом.

И если мы вдумаемся внимательно в эту деятельность общества, то найдем, что тут ее характер тот же, какой имеет эта деятельность в деле удержания здоровых членов общества от преступления и в деле поддержания падших материально и нравственно членов (филантропии). И здесь и там общество стремится поддержать человеческое достоинство отдельной личности, старается возбудить в личности желание собственными усилиями поддержать это достоинство, оказывая ему при этом и материальную помощь, давая ему возможность поддержать свое достоинство. И здесь и там у общества главным образом то же средство воздействия — психологическое принуждение, принуждение угрозой будущего полного материального и нравственного падения. Конечно, постановка дела, когда идет вопрос уже о павших, труднее: психологическое принуждение действует слабее, чем на лиц, близких к падению, и еще слабее, разумеется, чем на лиц, здоровых экономически и нравственно. С одной стороны, само совершение преступления указывает, что человек в большинстве случаев или уже совсем упал нравственно, или же является жертвой особо несчастного стечения обстоятельств. Если он дошел до полного падения, то вместе с тем им утеряна и честь, и чувство чести, и собственного достоинства. И угроза потерей этих благ уже может действовать весьма слабо, ему терять нечего, и он дошел до такого состояния, при котором честью не дорожат. Следовательно, обществу приходится восстанавливать не только честь, но и само значение этого блага в глазах бывшего преступника. Конечно, улучшение материального благосостояния, возвращение надежды жить по-человечески до известной степени может содействовать тому, что человек вновь станет придавать известную цену чести и собственному достоинству, но, конечно, этого одного вполне недостаточно. Несомненно, человек нуждается в руководстве и совете, а следовательно, и надзоре, по крайней мере на первых порах свободной жизни после освобождения из тюрьмы, пока на него не перестанут смотреть как на выпущенника, преступника, пока общество не восстановит ему своего доверия и его общественной чести. Понятно поэтому, что обществу приходится деятельнее, чем в других родах своей деятельности, проявлять свой надзор, свое вмешательство и воздействие, ставить своего клиента — по крайней мере временно — в положение опекаемого. Отсюда вытекает ряд положений, характеризующих проявление деятельности общества и его опеки.

В самом деле, пока не выяснилась вполне роль общества в борьбе с преступностью, пока ей придавали исключительно благотворительный характер, деятельность общества проявлялась в скромной форме патроната над заключенными, который выражался в снабжении провизией арестантов в тюрьме, приискании им мест и заработка по выходе, т.е. скорее в чисто материальной помощи. Но когда если не в науке, то в самом обществе среди и правителей, и законодателей всех культурных стран скорее инстинктивно, чем сознательно, составилось убеждение в негодности репрессии в борьбе с преступностью, то были созданы новые меры борьбы с преступностью — и осуществление этих мер сразу же было передано в ведение общества.

Остановимся прежде всего на условном досрочном освобождении как одной из самых ранних новых мер.

Условное досрочное освобождение требует возрождения личности и чести преступника, а способствовать этому — и даже до известной, возможной степени обеспечить — может, очевидно, только то общество, которое так многообразно, так успешно работает в деле поддержания чести здоровых и близких к падению членов общества. И это так и происходит. Если мы обратимся к указанному сочинению профессора Пионтковского, то оказывается^[12], что в Англии, швейцарских кантонах Ааргау, Люцерн, Цуге, во Франции, Мексике надзор и попечение за условно освобожденными вверяются не органам полиции, а обществам патроната. Кроме того, из сопоставления ст. 38,45 и 46 уголовного кодекса кантона Невшатель (12 февраля 1891 г.) явствует, мне кажется, с несомненностью, что и здесь надзор и попечение за условно освобожденными вверяются обществам патроната.

Далее, фактически во Фрейбурге (в Бадене)¹ общества патроната заменили собой надзор полиции над условно освобожденными и поставленными под надзор полиции с прекрасным успехом. Я не сомневаюсь, что фактически этот надзор в большинстве государств, которые ввели условное освобождение, и ныне осуществляется обществами патроната, а не полицией. За это высказываются и научные авторитеты, и законодательные проекты. Научные авторитеты видят вполне основательно в полицейском надзоре — по крайней мере в той грубой форме, в которой он проявляется во всех, даже самых культурных, государствах — не помощь, а препятствие к возрождению и реклассированию бывшего преступника. Эту точку зрения защищает, например, Герзе в своем основательном труде, посвященном патронату^{[13] [14]}. Правда, имеется учение Карла Фура, создавшего целую теорию опеки над преступниками при помощи полицейского надзора^[15], но не следует забывать, что все соображения Фура основаны на английских порядках; между тем в Англии надзор полиции осуществляется, по свидетельству самого же Фура (над отбывшими наказание), в таких формах, что этот надзор совершенно теряет свой характер и все неблагоприятные особенности, столь сильно присущие ему в других странах. В Англии, помимо особенно удачно подобранного состава чинов, полиция старается всеми силами избежать всякого оглашения судимости находящихся под ее надзором лиц. Фактически она является не более как хорошо дисциплинированным агентом обществ патроната, и даже те чины полиции, на которых возложено осуществление функций надзора, не носят форменной одежды.

В пользу замены полицейского надзора над условно освобожденными высказалось единогласно и такое авторитетное собрание, как Первый международный конгресс патроната в Антверпене, состоявшийся в 1890 г.

В пользу такой же замены говорит и проект швейцарского уголовного уложения, столь чутко относящийся ко всем современным жизненным течениям.

Общества патроната, широко понимая свои истинные задачи, действительно стремятся к возрождению вверенных их опеке, устраняя все препятствия на этом пути. Некоторые из них, например, берут на себя обязанности и расходы, сопряженные с ходатайством о реабилитировании своих клиентов^[16]. Понимая, в какое положение попадает человек со времени привлечения его к суду, хотя бы потом он и был оправдан, общества патроната распространяют свое покровительство и попечение и на оправданных судебными приговорами¹. Это — мысль, несомненно, глубокая. Привлечение к суду, за исключением сравнительно редких случаев действительной судебной ошибки, указывает большей частью на то, что человек находился в положении, внушающем подозрение, что положение его шаткое и он на границе преступления.

Патронат — хотя и не везде — простирает свое покровительство и попечение и на условно осужденных. Как и положение привлеченных и оправданных, их положение должно быть признано шатким, непрочным, они сами находятся, очевидно, в крайней опасности. Закон и суд, осуждая их, условно выражают надежду, что они еще не окончательно пали, что если они и деклассировались экономически и нравственно, то эта деклассация еще не пустила глубоких корней; если потеряна честь, то не утрачено окончательно чувство чести, сознание ценности этого блага. Институт условного осуждения взывает к этому чувству, надеясь, что это чувство и психологическое принуждение путем угрозы потерять эту честь окончательно заставят и помогут им возродиться. Конечно, это уже заблудившиеся путники, и, конечно, они в большинстве случаев нуждаются в помощи; но так как они не подверглись позорящему наказанию, то их реклассация легче, от них не отказываются часто и бывшие хозяева, и бывшие друзья. Но разумеется, что помощь, а часто и руководство, опека патронатов весьма уместны. На родине условного осуждения в Северной Америке они прямо ставятся под надзор probation officers — учреждения, о котором я буду говорить ниже, как имеющем особое громадное значение. Но и в Англии, по свидетельству Ашротта^{[17] [18]}, само ходатайство об отсрочке наказания — условного осуждения — возбуждается филантропическими обществами, принимающими, однако, при этом на себя перед судом обязательство надзора за условно осужденным.

Согласно ст. 400 и 401 невшательского уголовного уложения условно осужденные подчиняются тому же надзору и попечению обществ патроната, как и условно освобожденные. На Четвертом конгрессе германских обществ патроната, проходившем в 1898 г. под председательством известного тюрьмоведа Фукса, было высказано пожелание о введении в Германии условного осуждения в качестве судебного института, но с тем чтобы условно осужденные вверялись опеке обществ патроната¹.

Я думаю, что уже и из того, что приведено до сих пор, можно прийти к несомненному заключению, что патронат, выступив в скромной роли необходимого дополнения к карательной системе, постепенно расширял область своего влияния и деятельности и в случаях попечения над условно освобожденными, условно осужденными, оправданными проявил действительную свою природу как органа опеки общества над деклассированными членами, дошедшими до полного, если не окончательного падения, до состояния заброшенности, о котором пока говорят только в отношении детей. И вот здесь наступило время указать на основное разделение патроната на отдельные виды. Начав с опеки над наказанными, патронат, как я только что говорил, развился в самостоятельный орган опеки общества над преступными и заброшенными элементами; по силе неизбежного, последовательного развития он должен был окончательно освободиться от характера дополнительной меры, исправляющей грехи карательной системы, и явился мерой, заменяющей кару; одним словом, появился новый вид патроната, который французы называют le patronage pr?ventif.

Этот превентивный патронат — я имею пока в виду все только взрослых — в сущности, сводится не к превенции, а к замене репрессивных мер опекой патроната, которая прямо и непосредственно следует вслед за решением суда и в силу такового. Пока законодатели прибегают к этой мере относительно одной категории преступников — бродяг и нищих.

В силу закона 27 ноября 1891 г. в Бельгии за бродяжничество и профессиональное нищенство может быть назначено заключение до семи лет. Но тот мировой судья, к которому приводят задержанных бродяг и нищих, убедившись, что поступок совершен впервые, что вообще совершивший подает надежду при обеспечении благоприятных условий на исправление, может передать задержанного без всякого наказания на попечение обществ патроната^{[19] [20]}.

Приблизительно такой же порядок мы встречаем и в некоторых местностях Франции. Так, Бертелеми, давая отчет о патронате в Лионе, отмечает, что вследствие особого соглашения общества патроната с прокуратурой бродяги и нищие в Лионе вместо суда передаются полицией непосредственно обществам патроната^[21].

К такому же приблизительно приему, как удостоверяет Гендер- сон, прибегают и в Массачусетсе, где бродяг и нищих приводят в суд и здесь отпускают на испытание под надзор и руководство probation officers.

Нельзя не согласиться с мнением Батарди, что предупредительный патронат представляется лучшим и наиболее обеспечивающим успех, ибо он устраняет то клеймо, которое накладывается на преступника при прохождение через какой-либо вид репрессивного учреждения.

Я сказал уже выше, что в отношении взрослых превентивный патронат применяется только к выше указанной категории преступников. Но я оговариваюсь, насколько мне известно. А жизнь идет столь быстрыми шагами вперед, что поручиться за то, что не только в близком будущем, но уже и в настоящем не прибегают в каком- либо из передовых государств к тому же порядку и по другим преступлениям, совершенно невозможно. Но важно, что сделан первый шаг, который в связи с другими, прежде указанными, выясняет громадное значение патроната как опеки в настоящем и ближайшем будущем.

Как справедливо указал знаменитый бельгийский юрист Лежен, открывая Третий международный конгресс патроната в Антверпене (1898 г.), идея патроната 40 лет тому назад была совсем неизвестна, а теперь она занимает умы всех, которые интересуются вопросом об улучшении положения человечества. В век замечательных открытий это — несомненно, по словам Лежена, замечательное нравственное открытие.

Такое громадное значение приобрел патронат, конечно, не как дополнение к вымирающей репрессивной системе, а как новая мера, построенная на новых, более правильных началах. Эта мера, как говорит г. Миролюбов, потому и имеет значение, что она отвечает более верному современному взгляду на преступление и борется не с преступлениями как явлениями, а непосредственно с факторами этих явлений^[22].

Способом осуществления задач патроната является опека союза общественных сил, организованных и приспособленных, над натурами неприспособившимися или недостаточно приспособившимися. И эта опека кроме всех тех проявлений попечения и забот, о которых я говорил выше, выражается, как и следовало ожидать от опеки, в непосредственном воздействии более уравновешенных, нравственных личностей на пошатнувшиеся или расшатанные натуры. Это личное воздействие, с которым мы встречаемся в отделе филантропии, еще более нужно здесь, но для этого у обществ патроната должны быть органы. Такими органами являются наиболее деятельные члены обществ патроната; нередко при весьма малых денежных средствах эти общества умеют объединять большое число деятелей, принадлежащих к самым разнообразным классам общества. Эти члены посещают в тюрьме заключенных и знакомятся с ними до освобождения, знакомятся с семьями заключенных, посещают освобожденных и руководят ими. Но руководство в жизни гораздо сложнее, чем в тюремной клетке, требует много времени, а, с другой стороны, и известных прав на стороне руководящего, поэтому понятно указание профессора Бертелеми, что как слабому растению нужна подпорка, так ослабевшему экономически и нравственно человеку — руководитель-опекун¹. В том же смысле высказываются и немецкие юристы — Миттермайер, Герзе и др., требуя для выходящих из тюрьмы — не только малолетних, но и взрослых, назначения опекуна. Такие опекуны, по свидетельству Герзе^{[23] [24]}, уже существуют в Невшателе, Бадене, Гессен-Дармштадте, Вюртемберге. В обязанности такого опекуна входят и совет, и надзор, и своевременное принятие мер; это, конечно, особенно важно по отношению к тем, которым недостает твердости характера, энергии, самостоятельности. Разумеется, подобные опекуны сами стоят под надзором и руководством обществ патроната. Таким образом осуществляется опека общества над своими ослабевшими экономически и нравственно и дошедшими до падения членами. Эта опека есть, конечно, совершенно новый институт, она возвещает и указывает даже уже на совершающийся перелом, переворот в деле борьбы с преступностью, выражающийся в переходе от репрессии и возмездия, осуществляемых органами правительства, к превенции и опеке, выполняемым обществом, общественными союзами и их органами.

Патронат в России крайне мало развит. Всего у нас имеется 18 обществ патроната, а мест заключения (каторжные тюрьмы, исправительные арестантские отделения, губернские и уездные тюрьмы) — 769, тогда как, не говоря уже об Англии и Бельгии, в большинстве культурных государств общество патроната имеется почти при всякой тюрьме^[25].

Печальна и история нашего патроната. В 1819 г. у нас возникло по примеру других европейских государств попечительное общество о тюрьмах, отвечавшее по своим задачам первому периоду в истории патроната, т.е. бывшее чисто благотворительно-нравственного характера. Тем не менее оно занялось и некоторыми задачами патроната; почти во всех губернских городах дети арестантов, содержащиеся при родителях до 14 лет только потому, что их некуда девать, были размещены в особых приютах или при богадельнях. Петербургский комитет открыл приют для призрения освобожденных и оправданных всякого звания, просуществовавший 10 лет. Были и другие начинания. Но общество по своим широким задачам, имевшее притом право вмешиваться в управление и внутренний строй тюрьмы, слишком не соответствовало глубоко бюрократическому строю того времени, и 7 ноября 1851 г. обществу был дан новый действующий и доныне устав, коим оно было превращено в простое бюрократическое учреждение, пополняемое членами по назначению, по представлениям губернаторов. В качестве непременных членов в губернские и уездные комитеты введены различные должностные лица, и без того крайне обремененные своими служебными занятиями. Дело было убито, и патронат наш постигла та же участь, которая постигла патронат в Бельгии в 1835 г., когда его вздумали превратить в правительственное учреждение: и тут и там патронат умер и стал существовать только на бумаге.

Патронат — дело слишком общественное, слишком живое, требующее слишком большой индивидуализации, чтобы его функции могли исполняться бюрократическими учреждениями, действующими медленно и по шаблонам. Но в Бельгии этот бюрократический патронат был упразднен, и с 1888 г., со времени введения новых мер борьбы с преступностью, быстро стал развиваться новый патронат, чисто частно-общественный. А у нас все осталось по-прежнему: все место занято существующими номинально, на бумаге, учреждениями, никогда даже не собирающимися. По официальным сведениям (представление министра юстиции), из 81 тюремного комитета (губернские города) и 522 тюремных отделений (уездные города) занимаются патронатом не более 12 комитетов и 12 отделений, уделяя на это дело все вместе 1500 руб. в год. ШвШИе сНсШ.

Некоторое движение вопросу о патронате было дано Третьим съездом криминалистов в Москве в 1901 г.

Съезду были представлены мной два доклада: 1) о развитии и должной постановке патроната в России и 2) об удалении невинных детей из тюрем.

К первому докладу были присоединены проект нормального устава обществ патроната и проект устава главного общества патроната.

Издание нормального устава патроната являлось необходимым для облегчения частной инициативе образования таких обществ. Дело это — очень скромное, и местным скромным деятелям, которые сочувствуют делу (а такие, как я убедился на практике, имеются почти во всяком уездном городе), совершенно не по силам разрабатывать свои уставы патроната, с одной стороны, для чего все- таки необходимы некоторые теоретические познания, и, с другой — проводить их через все административные инстанции вплоть до министров. Не надо забывать, что в то время еще не было нового закона об обществах; но, во всяком случае, и первая часть представляла затруднение. Это первое мое требование было принято съездом единогласно, и затем, на основании моего проекта и проекта профессора В.В. Миклашевского, с некоторыми изменениями, проект нормального устава патроната в том же 1901 г. был представлен министру юстиции с ходатайством об утверждении.

В 1908 г. Комиссия по судебным реформам Третьей Государственной Думы, рассматривая законопроект об условном досрочном освобождении, представила Думе в своем докладе о необходимости поручить министру юстиции разработать и утвердить нормальный устав патроната до времени утверждения закона об условном досрочном освобождении. Это поручение было министром исполнено, и 10 сентября 1908 г. им утвержден, а затем опубликован нормальный устав общества покровительства лицам, освобождаемым из мест заключения (патроната).

В силу ст. 53 этого устава общества патроната открываются общим явочным порядком (ст. 20—29 приложения к ст. 118 уст. о пред, и пресеч. преступл. по прод. 1906 г.): когда с этой целью соединятся в губернском городе не менее 30 лиц, имеющих право быть членами таких обществ, и соберут не менее 100 руб. наличными деньгами, а в уездном городе — не менее 20 лиц, при сборе не менее 50 руб. Не имеют права быть членами общества в силу ст. 14 лишь несовершеннолетние, учащиеся, состоящие под гласным надзором полиции и осужденные или состоящие под следствием за преступления, за которые в законе назначено наказание не менее тюремного заключения с лишением прав. Избранные обществом члены, в числе не более пяти, с разрешения губернатора допускаются к посещению тюрьмы для предварительного ознакомления с заключенными и подготовки их для жизни на свободе (ст. 39). В круг деятельности общества входят все меры попечения об освобождаемых из мест заключения условно или безусловно и их семействах, в том числе и ходатайства перед подлежащими властями о разрешении освобожденным льгот в отношении избрания и перемены места жительства, об исключении из видов на жительство отметок о судимости и о разрешении следовать на место назначения по проходному свидетельству, а не по этапу (ст. 5 и 6). Выражение ст. 3, что означенные лица поступают под покровительство общества, при сопоставлении с соответствующей статьей закона об условном досрочном освобождении (ст. 15), в коей сказано, что условно досрочно освобождаемые поставляются под наблюдение обществ патроната на весь срок испытания, не оставляет сомнений в важной роли обществ патроната в деле возрождения наших преступников.

Второе мое положение на съезде криминалистов 1901 г. об образовании главного общества патроната исходило из мысли о необходимости создать силу, поощряющую, помогающую отдельной частной инициативе в провинции и деньгами, и советом. Это, конечно, должно было быть тоже чисто частным обществом, которое, однако, могло бы служить центром объединения для возникающих отдельных обществ. Такое общество по примеру других европейских обществ могло бы получать и субсидию от правительства.

И это положение было встречено сочувственно съездом, но в последнюю минуту, по предложению лиц несочувствовавших, было поставлено на голосование в виде поправки предположение образовать не самостоятельное общество, а какой-то комитет при комитете русской группы союза криминалистов. Конечно, это было соединение двух разного типа объединений — ученого, теоретического, и практического. Ничего из этого не вышло — ни комитета, ни главного общества патроната нет до сих пор, и делу патроната нанесен громадный ущерб.

Наконец, третье мое предложение (по особому докладу) об удалении невинных детей из тюрем вызывалось именно чисто русской нуждой. Благодаря отсутствию обществ патроната и вообще малому развитию у нас благотворительности, по приблизительным моим подсчетам, не менее 3000 детей содержались в тюрьмах только потому, что с заключением их родителей в тюрьму их некуда было поместить. И такие дети содержались и содержатся в тюрьмах до 14 лет. Это, конечно, не что иное, как содержание на государственный счет рассадника преступности: ведь заключение у нас общее — совместное с взрослыми. Таких детей — по крайней мере на время содержания родителей в тюрьме — надо помещать в общие или специальные благотворительные приюты, конечно, вне тюрьмы. Съезд отнесся к этому предложению сочувственно, а представитель Ведомства учреждений Императрицы Марии разослал мой доклад в провинциальные учреждения и общества ведомства, из которых более 100 в разных городах выразили согласие на принятие таких детей на время содержания родителей в тюрьме.

Кроме того, следует отметить, что между министром юстиции и Попечительством о трудовой помощи состоялось соглашение о принятии освобождаемых из мест заключения в дома трудолюбия, а детей арестантов на время содержания родителей — в Ольгинские приюты попечительства.

Такова в общих чертах деятельность патроната, а следовательно, и общества вообще по реализации новых мер борьбы с преступностью в отношении ко взрослым.

Для того чтобы выяснить, как в действительности, а не только по закону поставлена в культурных государствах борьба с детской преступностью, надо тоже очертить роль общества в этом деле, ибо не только в Америке, но и в других странах деятельность общества и его органов и является краеугольным камнем всей новой постановки дела: без ознакомления с этой деятельностью общества даже не вполне понятна и сама постановка. Законодательные постановления сами по себе есть не более как архитектурный план, контур, содержание которого всецело наполняется деятельностью общества. И это, в сущности, совершенно понятно, если не упускать из виду основного принципа новых мер борьбы с детской преступностью — личного воздействия и руководства опекаемого. Конечно, всякое выполнение таких обязанностей органами администрации будет только чисто формальное, в виде общих административных мер, иначе пришлось бы содержать невероятную армию чиновников. Таким образом, требования совершенно необходимой индивидуализации и дешевизна (в Северо-Американских штатах производили вычисления сберегаемых таким путем сумм, и они оказались громадными) говорят в пользу участия общества. Но разнообразие сил, социальных положений деятелей и выбор мер имеют не меньшее значение. И наконец, прежде всего это лишь одно из проявлений общей деятельности общества. Даже в тех странах, где, по-видимому, это менее сознается, как в Германии, и тут выработались те же органы.

В Пруссии, как я указал выше, исполнителем решения опекунского суда является Kommunalverband; он решает, следует ли ребенка поместить в воспитательное заведение, и тогда начальство этого заведения является уже естественным опекуном ребенка на время его пребывания в заведении, или следует его поместить в чужую семью — то, что англичане называют boarding out.

Что касается воспитательных заведений для заброшенных детей, то, по вычислениям Рейхера^[26], таковых в Германии 898; приблизительно около ³/₄ этих заведений содержится на частные средства конфессиональных и неконфессиональных союзов¹. Это одно уже показывает, какую роль играют в этом деле частная инициатива и общество — ведь все выполнение опеки и воспитание лежат на школьном начальстве этих заведений.

В тех же случаях, когда ребенок помещается в семью, местным органом, исполняющим решение опекунского суда (исполнителями являются в разных германских государствах разные органы), избирается или, правильнее сказать, приглашается для каждого ребенка особый опекун, попечитель, Ейгзо^ег^{[27] [28]}. Институт Ейгео^ег’ов, в сущности, получил начало в Бадене, но затем нужды самого дела, вызвавшие образование подобных же органов во всех государствах Европы и Америки, пошедших по новому пути, побудили и все другие германские государства учредить таких же Ригео^ег’ов. Должность попечителя — почетная, отправляемая безвозмездно; на эту должность приглашаются преимущественно настоятели местных церквей, учителя, члены всяких воспитательных союзов и т.д. Необходимым условием ставится, чтобы попечитель жил по близости от той семьи, в которую помещен ребенок. Обязанности попечителя сводятся не только к возможно частым посещениям семьи, в которую помещен ребенок, но к надзору и руководству всей жизнью ребенка, его физическим, нравственным и умственными воспитанием, к обращению внимания органа, исполняющего решения опекунского суда, на необходимость поставить ребенка в другие условия, если в том представляется надобность. И как показывают данные хотя бы прусской статистики, для этого плодотворного дела нашлись тысячи деятелей; конечно, они являются не чем иным, как органами общества, представителями общественной деятельности в борьбе с преступностью.

Я мимоходом должен в заключение упомянуть, что когда в 1892 г. германский юрист Аппелиус^[29] по поручению немецкой группы международного союза криминалистов представил свои соображения о том, как надо организовать на местах попечение о преступных и заброшенных детях, и предложил разбить всю страну на бесчисленный ряд участков (приблизительно система Эльберфельда) и поставить во главе этих участков лиц, облеченных общественным доверием, которые безвозмездно, конечно, руководили бы воспитанием и подыскивали подходящие семьи для помещения в них подобных детей, то предположения Аппелиуса казались чересчур грандиозными, едва ли осуществимыми. Но жизнь и сознание действительных потребностей дела борьбы с преступностью развиваются так быстро, что предположения Аппелиуса могут считаться почти в полной мере осуществленными, за исключением разве его мысли об учреждении особых Erzihehungs?mter, которые бы руководили попечителями. Вверение этого дела Kommunnalverb?nde, конечно, экономнее; насколько это удобно и правильно — покажет опыт.

В соседней с Германией Франции вся постановка дела попечения о заброшенных и преступных детях как будто вовсе не оставляет места для частной инициативы. Но, конечно, это только кажется. Французы пошли другим путем, но, однако, только пока, ибо есть основание предполагать, что и у них установится порядок, схожий с германским^[30].

В 1890 г. Адольф Гильо, судебный следователь и член института, основал в Париже Le comit? de defense des enfants truduits en justice. Задачей комитета (ст. 1 и 2 устава) было поставлено содействие улучшению карательных постановлений, касающихся детей, организация практической, при участии членов адвокатуры и содействии правительственных властей, защиты арестованных детей, борьба против системы наказания краткосрочным тюремным заключением. С 1903 г. образовался особый souscomit?, члены которого посещают семьи арестованных детей, выясняют положение ребенка, причины, вызвавшие совершение им преступления, и затем являются на суде не защитниками, а сотрудниками судьи. Много весьма благоприятных и желательных изменений в процессе и ведении дел о малолетних преступниках введено благодаря деятельности комитета и его отделений. Избегается предварительный арест до суда, дети помещаются в семьи или особые asyles, содержащиеся комитетом; судебное следствие вполне выясняет личность молодого преступника и его социальную обстановку. При таких условиях вопрос о discernement является пустой формальностью. Конечно, заботы не прекращаются и после; наоборот, весьма часто ребенок вверяется судом представителю комитета, который или устраивает судьбу ребенка в одном из воспитательных учреждений самого комитета, или передает на попечение тех многочисленных французских обществ, специально преследующих задачи попечения о заброшенных детях, о которых я скажу ниже. Такие же comit?s de defense обняли целой сетью в настоящее время всю Францию.

Совершенно аналогичную организацию и под тем же названием мы встречаем в Бельгии. Здесь тоже установилась постоянная совместная деятельность суда и общества на пользу общего дела и с возможным устранением репрессии; расследования адвокатуры даже прямо сообщаются прокурорскому надзору для соответственного направления дела, и на суде член комитета защиты является истинным сотрудником — collaborateur судьи, предлагающим те меры, которые желательно в данном случае принять для защиты ребенка. Нельзя также не отметить, что патронатство теперь очень развито и общества патроната, принимающие на свое попечение детей, помещенных в ?coles de bienfaisance, пользуются почти официальным положением. Но конечно, такая организация опеки во Франции все же, если не считать деятельности почти правительственного учреждения Assistance publique, не вполне достаточна. Поэтому во Франции возникают предположения об известной организации дела общественной опеки. Так, в 1896 г. soci?t? generale des prisons¹ обсуждала предположения об устройстве особого выборного от общины совета при мировом судье, который способствовал бы или образованию conseils de famille или, в случае невозможности образования такого семейного совета, заменял таковой. На обязанности мэра при таких условиях лежало бы при составлении списка детей школьного возраста отмечать тех детей, которые являются заброшенными, и сообщать о них совету. Дальнейших последствий пока обсуждение этих предположений не имело.

Если обратиться от этих скорее начинаний в области образования органов общественной опеки над заброшенными детьми к вполне развившимся и проявляющим блестящую плодотворную деятельность в этой области органам общественной опеки в Америке в лице так называемых probation officers, то надо заметить, что собственно законодательные постановления, в силу коих образованы эти органы, дают лишь абрис, более чем смутное представление о значении этого института. Если мы остановимся хотя бы на законах Массачусетса (1878 г., гл. 198, § 1; 1879 г., гл. 118; 1880 г., гл. 129, 221; 1881 г., гл. 34, 118) и подобных же законах других штатов, Новой Зеландии и др.^{[31] [32]}, то мы можем себе составить представление о probation officer как о полицейском чиновнике, назначаемом губернатором или городским управлением, получающем жалованье, не носящем, правда, служебного одеяния, исследующем условия совершения и личность отдельных преступников и докладывающем об этом суду. Вот и все. Допуская, что это чиновник даже более развитой, чем чины английской полиции, стоящей на высоте своего дела, мы, однако, не составим себе верного представления о том, что в действительности представляет собой probation officer.

Прежде всего понятие о probation officer как об административном, а тем более полицейском чиновнике весьма далеко от действительности. Probation officers теперь назначаются судом и остаются в этой должности during the pleasure of the court. Таким образом достигнуто освобождение этих лиц от влияния перемены господствующих парий на состав администрации; они являются судебными деятелями, остающимися на своих должностях пожизненно. Но и этого мало. Сам характер и обширность этого дела, если оно в действительности должно быть выполнено во всем объеме и для всех «случаев», указывает на совершенную невозможность ограничиться платными чиновниками. Так, для новых детских судов положено иметь по два платных probation officers на каждые 100 тыс. населения. Очевидно, эти лица совершенно не в состоянии были бы исполнить своего дела; поэтому допускаются законом volunteer probation officers, которых в одном Индианаполисе, как сообщает местный судья Стеббс, на статьи которого я уже ссылался, состоит 200. Они имеют все права и обязанности probation officer, но не получают содержания. Они же являются действительными органами общественной опеки.

Обязанности probation officer очень многообразны и охватывают все стадии процесса. До суда он исследует семейное положение ребенка, его репутацию, общее поведение вне данного случая, привычки, знакомства, отзывы школьного начальства о нем. На суде он является и докладчиком судьи, и тем collaborateur, которым является член comit? de defense; он предлагает судье те или другие меры, которые по обстоятельствам дела представляются наиболее целесообразными. После решения суда он наблюдает и руководит отпущенным на испытание, как настоящий опекун, духовный отец, заботясь о всех потребностях опекаемого, докладывает о ходе испытания судье, является по несколько раз, иногда вместе с опекаемым, к судье.

Не надо забывать, что система Probation применяется в Америке не к только малолетним, а и ко взрослым. А при таких условиях будут понятны слова Бернрейтера, знатока американского строя, в которых он дает общую оценку испытательной системы^[33]. «Здесь идет дело, — говорит Бернрейтер, — вовсе не о каком-либо только новом процессуальном институте, а о совершенно новом взгляде на отношения общества к тем отдельным личностям, которые поставили себя в противоречие с нравственным и социальным строем. В этом новом институте проявилось сознание до сих пор не признававшейся обязанности, долга общества в отношении к своим заброшенным и преступным членам. Это попытка в тех случаях, когда вообще есть надежда на успех, заменить наказание дополнительным воспитанием и нравственным обновлением. Центр тяжести всего института — в испытательном сроке, в том, какое впечатление на обвиняемого произвел разбор дела в суде, в том, какое влияние будет в состоянии оказать на обвиняемого то лицо, попечению которого он вверяется». Цель — бороться с преступностью и преступными наклонностями, и когда эта цель достигнута, — отказ от наказания.

Probation officers объединяются в местных Boards of charity and correction, но, кроме того, существует особый союз этих деятелей, который устанавливает и намечает общие начала деятельности. Мы поймем теперь, почему детский судья Тетхиль назвал probation officers тем краеугольным камнем, на котором держится свод всего судебного здания. Среди probation officers мы встречаем женщин, представителей религиозных обществ. Законом 21 августа 1907 г. (?dw. 7, ch. 17) институт probation officers приблизительно на тех же основаниях, что и в Америке, введен в Англии, но пока только платных, — о почетных не говорится. В каждом округе малых сессий самими мировыми судьями назначается несколько наблюдательных чиновников, обязанности которых состоят, таким образом, в надзоре за поведением лиц в возрасте до 16 лет, коим наказание отсрочено. (Текст закона напечатан в Журнале Министерства юстиции, 1909, февраль.) Кроме того, не следует забывать, что при широкой постановке английских и американских судов судьи прямо и непосредственно входят в сношения и приглашают к участию общество. Так, английские судьи назначают для каждого данного ребенка воспитательное заведение не иначе как по совещании с представителями Reformatory and Refuge Union. Так, далее, французские судьи при выполнении требований законов 1889 и 1898 гг. встречают содействие в таких могущественных, быстро развившихся союзах, как Union fran?aise pour le sauvetage de l’enfance ( 1888 r.), Soci?t? g?n?rale de protection de l’enfanance abandonn?e ou coupable, Soci?t? de patronage des orphelins. Все эти общества, заседая в Париже, имеют многочисленные отделения в провинции.

Во главе подобных обществ-великанов, как одно из старейших, должно быть поставлено возникшее в 1856 г. Reformatory and Refuge Union в Лондоне. Общество это, собственно, в настоящее время объединилось с целым рядом других родственных обществ в одно громадное общество, носящее название The National association of certified reformatories and industrial schools. Более 1000 обществ в разных пунктах Англии входят в его состав. В обществе восемь центральных комитетов; перечисление компетенции этих комитетов лучше всего дает надлежащее представление о громадности того дела, которое ведет это общество. Комитеты по порядку заведывают: первый — помощью детям, второй — реформаториями и индустриальными школами (бывшая Reformatory and refuge Union), третий — эмиграцией, четвертый — патронатом над освобождаемыми из мест заключения, пятый — женскими миссиями, т.е. заботится о женщинах, освобожденных из тюрем и падших, шестой — комитет пособий и пенсий служащим в обществе центральном и объединенных, седьмой — отчетность, издания, восьмой — убежища для пьяниц. Конечно, громадный бюджет — свыше 1 млн руб. Девиз общества: «Побеждай добром». Прежний девиз Reformatory and Refuge Union: «Разыскивать и спасать то, что потеряно». Общество издает свой журнал «Seeking and Saving». В моем распоряжении имеется этот журнал за 1904 г. Здесь наряду с подробным обсуждением вопроса о ведении той или другой отрасли громадного дела этого общества, со статьями о детском суде в Америке мы находим и статьи популя- ристического содержания, в которых передаются, так сказать, отдельные случаи спасения.

Если остановиться только на первом отделе общества, который является, так сказать, самостоятельным обществом, Children aid Society, то этот отдел имеет своих boy’s beadles, которые заняты задержанием детей, бродяжничающих и нищенствующих на улицах, имея на то равное с чинами полиции право. Это общество имеет своих rescue officers, которые сопровождают детей в суд, когда последние привлекаются туда, и исполняют отчасти обязанности членов comit?s de defense. Наконец, общество имеет своего solicitor’a, возбуждающего преследование против нарушителей интересов детства.

Не менее интересны организация и порядок действий и другого английского общества — The National Society for the Prevention of Cruelty to Children. Общество это, собственно, образовалось в 1882 г., но получило хартию в 1895 г., через год после издания Prevention of Cruelty to Children Act 1894, о котором я говорил выше. Не следует забывать, что понятие «cruelty» в английском законе понимается широко: это не только жестокость или грубое обращение, это всякое действие или влияние, могущие представить опасность для физического или нравственного здоровья детей. Уже из этого одного видно, как широк круг деятельности общества. И действительно, общество имеет ряд отделений по всей Великобритании (Англии, Шотландии, Ирландии) с правильным разделением страны на участки: с населением в городах — в 100 тыс. человек и вне городов — в 80 тыс. Все жалобы и заявления проверяются особыми состоящими на жалованьи инспекторами, которые производят расследования о заброшенных детях. Они имеют все права полицейских офицеров, а в обществе называются childern’s men. Таких офицеров, по отчету за 1903—1904 г., имеющемуся у меня, числилось 201.

Интересные данные о порядке и результатах деятельности этого общества сообщает Рейхер^[34]. Благодаря своим обширным сведениям общество своевременно узнает о заброшенности ребенка. Узнав об этом, однако, оно не возбуждает преследования немедленно, а посылает сначала предупреждение warning, адресованное на имя родителей, в котором прямо говорится: «ваше поведение в отношении вашего ребенка было предметом расследования нашего общества, и мы вам делаем предостережение, чтобы предупредить дальнейшие преследования с нашей стороны». Если предостережение не оказывает должного влияния, то возбуждается преследование. Но в громадном большинстве случаев предостережение достигает цели. Так, как видно из отчета 1903-1904 гг., было произведено за год 37 490 расследований, в 30 035 оказалось достаточно предостережения, и только в 2748 было возбуждено преследование. Общество до суда изымает детей, находящихся в опасности, и помещает их в place of safety.

В Америке столь же многочисленный Childern’s Aid Societies, societies for the prevention of cruelty to children и т.д. В имеющемся у меня Gerry’s Manuel of the New-York society for the Prevention of Cruelty to children за 1901 г. (с. 8 ^приведена следующая статья из уголовного кодекса штата Нью-Йорка (1668): офицеры и агенты всех законным образом инкорпорированных обществ, преследующих цели предупреждения жестокости в отношении детей и животных, объявляются сим peace officers в смысле ст. 154 устава уголовного процесса. Судья прямо может поручить опеку над детьми такой корпорации, и все власти должны оказывать содействие агентам общества при взятии ребенка и т.д.

Я, конечно, не предполагаю давать сколько-нибудь исчерпывающий перечень подобных обществ; мне важно лишь указать, какие чисто судебные права по объявлению предостережений, преследованию, возбуждению и ведению дел в суде, по исполнению решений суда присваиваются подобным обществам в Англии и Америке.

Павел Нуррисон в своем сочинении «L’association contre le crime» (1901) приводит ряд примеров из английского общественного строя, характеризующих особые права и функции обществ, защищающих женщин, детей, преследующих нищенство и общественный разврат. Общества эти, столь же развитые, как английские, встречаются и во Франции: L’union fran?aise pour le sauvetage de l’enfance, Patronage familial и т.д. Но этим обществам не достает тех прав, которыми располагают английские и американские. Во Франции все еще в полной целости монополия обвинения за прокурорским надзором, даже по частноуголовным делам. Поэтому вполне прав Павел Нур- риссон, когда он в только что указанном сочинении и в вышедшем гораздо ранее, в 1894 г., «De la participation des particuliers dans la lutte contre le crime» подробно доказывает весь вред для дела борьбы с преступностью, происходящий от присвоенного французской прокуратуре исключительного права обвинения. Это отражается даже на количестве возбуждаемых преследований; прокуратура не в состоянии справиться с делом во всем объеме, она находится в полном подчинении министров и политических партий, и с точки зрения интересов данной господствующей политической партии многое оставляется без преследования.

Взгляды Нурриссона встретили полное сочувствие парижского Soci?t? g?n?rale des prisons¹, но пока устои французского судебного строя остаются нетронутыми. А между тем общее движение в развитии судебного строя идет именно в том направлении, которое указывает Нурриссон. Даже в таких странах, как Германия и Австрия, где частная инициатива и ограждение ее законом далеко не так развиты, как здесь, мы встречаемся с Nebenkl?ger и с Subsidi?r Ankl?ger рядом с официальным обвинителем. Даже в России частный обвинитель имеет видную роль в большой группе частноуголовных дел и публичных дел в мировой юстиции.

Останавливаясь на положении дела борьбы с детской преступностью в России, я должен отметить, как и в предыдущих отделах, что у нас можно разве видеть только предположения, но даже не начинания лучшего будущего. Если верить данным русской статистики, то и у нас детская преступность растет быстро^{[35] [36]}.

Положение заброшенных детей и у нас обсуждалось на втором съезде русской группы Международного союза криминалистов, происходившем в 1900 г., и решено было идти по тому же пути, который уже избран иностранным законодательством.

В докладе этому съезду покойного Обнинского^[37] сделаны указания на существующие и в действующем законе ограничения родительской власти: когда родители лишаются всех прав состояния, они лишаются и родительской власти; когда они осуждены за умышленное развращение нравственности детей, а также за намеренное потворство таковому (ст. 1588 уложения о наказаниях), то они лишаются права надзора за воспитанием детей.

Я могу далее указать, что ст. 26 проекта опекунского устава, пока (?) безнадежно сданного в архив, предполагает предоставить опекунским учреждениям право, подобно прусскому ландрехту (зачем торопиться?), за счет родителей отдавать заброшенных детей на воспитание.

А пока два (насколько мне известно) общества защиты детей в Петербурге и Одессе страдают от отсутствия всякой легальной защиты в борьбе с произволом родителей.

• [1] Временник Демидовского юридического лицея. 1897. Кн. 72—74: Идеи патронатакак идея внутреннего управления.
• [2] Verhandlungen der ersten Versammlung fur Gefangnissreform zusammengetreten inSeptember 1846, in Frankfurt am Main, 1847. P. 273.
• [3] D?bats du Congr. p?nit. de Bruxelles de 1847, sessions 20—28 Sept.
• [4] Wines. The state of prisons etc., 1880. P. 53.
• [5] La science p?nitentiare au congr?s de Stockholm, 1880. P. 217.
• [6] Bulletins de la Commiss. p?nit. Intern., 1889. Livre III et IV.
• [7] Fuchs A. Die Gefangenenschutzth?tigkeit und die Verbrechensprophylaxe.
• [8] Revue p?nit. 1900. P. 939.
• [9] Cp.: Revue p?nit. 1896. P. 1386.
• [10] Постановления приведены у Малинина. Вып. II. С. 109.
• [11] Ср. ссылки на английские blue-book в моей работе о патронате. С. 9 и 10.
• [12] Указ. соч. С. 7, 22, 28, 32, 38, 59, 107.
• [13] Revue p?nit. 1891. P. 987.
• [14] Scgriften des deutschen Vereins f. Armenpflege und Wohlth?tigkeit, 1892.17 Heft. Herse. Die F?rsorge fur entlassene Str?flinge.
• [15] Dr. FubrK. Strafrechtspflege und Socialpolitik, 1892. S. 110.
• [16] Cp.: Revue p?nit. 1881. P. 455.
• [17] Cp. : Hanp., L’oeuvre du patronage des pr?venus acquit?s de la Seine // Revue p?nit. 1890.P. 16.
• [18] Dr. Aschrott P. Strafen und Gefangnisswesen in England. Eine Erg?nzung, 1896. S. 31.
• [19] Revue p?nit. 1899. P. 615.
• [20] Ср. подробнее: L. Rivi?re, Bull, de la Commiss. p?nitent internat. 3 livre, Avril 1895.P. 178.
• [21] Revue p?nit. 1891. P. 322.
• [22] Журнал Министерства юстиции. 1905. № 2: Тюремный патронат.
• [23] Revue p?nit. 1893. P. 341.
• [24] Указ. соч. С. 126.
• [25] Подробные данные о положении патроната за границей и у нас содержатся в моемдокладе третьему съезду русских криминалистов в Москве в 1901 г. См. собраниемоих исследований, с. 605—632.
• [26] Reicher. 1 Th., 1 Abt. S. 175.
• [27] Ср.: ЯекИег. 1Ыс1. Б. 132; Ргегш. 51аШНк. Рйгеощс. 1УПпс1сг]а11п§ег. Р. XXII.
• [28] Ср.: АвсИгоН. Р. 267; ЯекИег. Р. 87 и т.д.
• [29] Эг. АрреНия Н. 01е ВеЬапс11ип§ ^епсШсИег УегЬгесИег ипс1 уетаЫс^еп Клпс1ег,1892.
• [30] Ср. подробнее: Tuscher Р. Op. cit. Р. 47.
• [31] Revue p?nit. 1896. P. 765.
• [32] Cp.: Свод иностранных законов об условном осуждении. Изд. Гос. канцелярии,1900.
• [33] Указ. соч. С. 123.
• [34] I B.,2Abt.S. 160.
• [35] Revue p?nit. 1896. P. 660.
• [36] Тарновский//Журнал Министерства юстиции. 1899. Кн. 9.
• [37] Журнал Министерства юстиции. 1900. Кн. I. С. 296.