Феноменологическая методология в познании социальной реальности

Феноменологическая парадигма, являясь разновидностью понимающей социологии, вносит существенный вклад в познание субъективного смысла социальной действительности. Объективный мир становится реальным для людей только в процессе осознания его объектов. Изучение роли знания в этом процессе, понимания социальных действий людей в ходе конструирования собственной реальности представляет особенность феноменологической методологии.

Феноменологическая социология уходит корнями в философию Э. Гуссерля, его учение о жизненном мире как мире субъективного повседневного опыта, который предшествует научной объективности. По его мнению, наука не дает нам возможности проникнуть в жизненный мир. Реальная картина последнего искажается в результате научных абстракций. Получая еще с детства научные знания о мире, люди воспринимают его как объективный и упорядоченный. Соответственно, социальный мир представляется им как хорошо организованный и структурированный. На самом деле в повседневной жизни они сталкиваются с другими реалиями. Упорядочивая их на основе собственного жизненного опыта, в индивидуальном сознании люди формируют субъективное представление о мире. Иначе говоря, происходит редукция объективной реальности, отраженной в научном знании, в субъективный жизненный мир. Как видим, пафос Гуссерля направлен не против науки, а против абстрактного познания, оторванного от непосредственной практической человеческой жизнедеятельности. Феноменология в его понимании призвана изучать, каким образом объективные реалии субъективно упорядочиваются людьми.

Феноменом, по Гуссерлю, может истолковываться любое явление, если в нем проявляется «природа являемой вещи». Значит, феномен близок к понятию «сущность». А явление есть то, как сущность проявляет себя вовне: во взаимодействии со всем иным, в том числе с нашими органами чувств (А. Г. Спиркин). Феномен — объект чувственного созерцания. В нем выражается осознание индивидом на основе внутреннего опыта сущности явления в чистом виде. То есть в феномене реализуется стремление увидеть в вещи — вещь, в Другом — Другого. По выражению И. И. Квасовой, «феноменология хочет оставить вещам право на собственное существование, оставить вещам возможность быть тем, что и как они есть»^[1]. Поэтому феномен понимается как «идеальная сущность» (С. А. Кравченко).

Анализируя «чистое сознание», Гуссерль выделил в нем несознаваемый фон интенциональных актов сознания, «нетематический горизонт», который дает «предварительное знание» об объекте (предобраз).

Под интенциональностью в феноменологии понимается направленность сознания на предмет. При этом интенциональность, согласно Гуссерлю, как бы конституирует сознание, наполняя его смыслом и значением. «Горизонты» отдельных предметов сливаются в единый «тотальный горизонт», названный Гуссерлем жизненным миром.

Философское учение Э. Гуссерля нашло применение в феноменологической социологии, основоположником которой стал А. Шюц. Ее теоретические основы получили развитие в социологии знания П. Бергера и Т. Лукмана, структурной социологии Э. Тириакьяна, этнометодологии Г. Гарфинкеля, когнитивной социологии А. Сику- рела, многочисленных версиях социологии повседневности. Общим в этих теоретических концепциях является стремление авторов определить различные подходы к изучению обыденного, повседневного знания; исследовать то, как эти знания распределяются в конкретных социальных группах в особой исторической и культурной ситуации; раскрыть механизм конструирования социальной реальности.

Для феноменологии Шюца также является базовым понятие «жизненный мир». Социолог определяет его как мир, в котором «мы, как человеческие существа среди себе подобных, переживаем культуру и общество, зависим от их объектов, которые воздействуют на нас и в свою очередь подвергаются нашему воздействию»^[2]. Это мир человеческого опыта, в котором Шюц видит основу для поиска смыслов. Понимание смысла составляет суть познания. Осознавая смысл собственных действий, направленных на познание объектов реальности, мы предполагаем, что и другие индивиды действуют целенаправленно, а не бессмысленно. Поэтому понимание смысла, в том числе социального, раскрывается в повседневном взаимодействии с другими людьми.

Адекватные коммуникация, понимание смыслов возникают благодаря взаимодействию в общем для индивидов интерсубъективном мире. Теория интерсубъективности в феноменологической социологии служит разрешению кардинальной проблемы — объяснению возможности познания субъективного смысла действия, т. е. процесса понимания. «Мир (и природный, и социальный), — пишет Шюц, — с самого начала является интерсубъективным... наше знание о нем так или иначе социализировано. Другой человек воспринимается не как организм, а как такой же человек, а его поведение воспринимается не как событие в пространстве и времени внешнего мира, а как действия такого же человека, как и мы. Мы, как правило, «знаем», что делает Другой, ради чего он это делает, почему он делает это именно в данное время и в данных конкретных обстоятельствах»¹. Отсюда следует, что Шюц исходит из жизненного мира, непосредственно данного, наблюдая Другого как феномен этого мира.

Взаимодействие с Другими происходит в пространстве и во времени. Взаимодействующие субъекты (в терминологии Шюца) — партнеры независимо от степени их близости. Люди включаются в биографическую ситуацию друг друга, «каждый партнер соучаствует в непосредственной жизни другого... может схватывать в живом настоящем мысли другого шаг за шагом, по мере их смены. Происходят события, строятся планы на будущее, возникают надежды, беспокойство... они живут в чистом Мы-отношении»^{[3] [4]}. Благодаря интерсубъективности повседневное знание и жизнь индивидов одной группы отличаются от знания и жизни других. Так возникают различия между Мы-группой, в которой индивид чувствует себя как дома, и Они-группой, которая является чуждой для него.

Интерсубъективный жизненный мир — это сфера непосредственно переживаемой деятельности. Его познание начинается прежде всего посредством органов чувств. Однако чувственного восприятия недостаточно для осмысления мира. Люди организуют чувственный опыт, классифицируя окружающий мир в виде вещей, явлений, обладающих типичными характеристиками. На основе типизаций люди вступают в отношения с другими людьми, будучи уверенными, что те видят мир таким же образом.

Во взаимодействии с другими постепенно накапливаются знания, которые Шюц называл знанием здравого смысла. Оно состоит из «конструктов первого порядка» (идеальных типов) — обыденных интерпретаций социальных реалий. Данный этап познания реальности представляет собой, по Шюцу, «низший, элементарный уровень конституирования значений в потоке опыта», когда значение рассматривается в контексте единичного акта рефлексии, отражающего элементарность переживания и направленной на него интенции.

На основе дальнейших интерпретаций и систематизаций этих конструктов формируются более высокие уровни познания реальности. Специфические устойчивые конфигурации значений, объединяясь в единстве интенционального акта, могут конституироваться в значимые объекты человеческого опыта (реальности). Объект социальной реальности в таком случае рассматривается как устойчивая совокупность элементарных актов рефлексии.

Шюц вычленяет еще один уровень — значимое действие, реализующее посредством «интенционального проекта» единство включенных в него низших уровней значения. В таком единстве они определяют, как говорит Шюц, «наличный запас знаний» и воспринимаются индивидом как целостный объект социальной реальности.

Анализ процесса конституирования значений «в потоке опыта» позволил Шюцу дать определение: «Субъективный смысл непосредственного переживания есть ни больше ни меньше, как самоинтерпретация этого переживания с точки зрения нового переживания»¹. Рефлексия, таким образом, в последовательности этапов познания интерсубъективного мира выполняет объективирующую функцию («объективирующая рефлексия»). Субъективный смысл приобретает для индивида объективный характер.

Полемизируя с Шюцем по поводу противопоставления в феноменологической парадигме интерсубъективного жизненного мира объективирующей рефлексии, Л. Г. Ионин уточняет это понятие. Он пишет: «Попробуем раскрыть это определение. В нем говорится: 1) переживание, имеющее для субъекта специфический смысл (или значение), — это прошлое, уже «пережитое», деактуализированное переживание, ибо акт рефлексии обращается не к тому, что только становится, но к тому, что уже есть; 2) интерпретирующий субъект обращается к этому прошлому переживанию с точки зрения нового, актуального переживания, которому предстоит, в свою очередь, стать объектом рефлексии в следующее мгновение; 3) переживание интерпретируется субъектом в терминах «наличного запаса знания», т. е. в терминах значений конституированных в ходе прошлого опыта. ...это определение позволяет утверждать, что рефлектирующий индивид тем не менее не может не быть в жизненном мире, являющемся постоянно и неизбежно фундаментом рефлектирующей деятельности»^{[5] [6]}.

Не углубляясь в детали данного противоречия, для целей нашего исследования важно отметить стремление феноменологов вычленить повседневный интерсубъективный жизненный мир индивида в целях его более углубленного изучения. Следует рассмотреть интерсубъективность жизненного мира в качестве важного смыслообразующего условия познания социальной реальности, а также выделить различные уровни рефлексии в процессе познания.

Низший уровень конституирования смыслов, которые образуют первооснову отношения к объектам действительности, связан с единичным актом рефлексии, отражающим элементарность переживания. Ограниченность интерсубъективных взаимодействий на этом уровне предполагает познание лишь отдельных сторон объекта. Далее, объединяясь в единстве интенционального процесса познания, совокупность элементарных актов рефлексии, приобретая устойчивый характер, может конституироваться в значимые объекты социальной реальности, т. е. в более широком пространстве интерсубъективных взаимодействий обретать особый смысл для познающего субъекта. Познание объекта на этом уровне сопряжено с переживаниями более высокого порядка.

На следующем уровне на основе рефлексии результатов значимых действий, объединяющих различные объекты, достигаются их единство и целостное познание реальности.

Задаваясь вопросом о том, как возможно понимание, Шюц видит ответ в повседневном обыденном мышлении. «Решение этой очень трудной проблемы философской интерпретации, — пишет социолог, — связано как раз с тем, что в первую очередь воспринимается на веру в нашем обыденном сознании и практически решается без каких-либо затруднений в каждом из наших повседневных действий»¹. Следовательно, проблема понимания в феноменологии непосредственно связывается с повседневностью. Понимание как метод познания объектов социальной реальности возникает посредством обыденных знаний, осмысленных в процессе повседневных действий по овладению опытом близкого окружения, именуемого Шюцем домашней группой. Повседневность, таким образом, является, по словам Л. Ю. Бранзино, «возможностью для социальных наук, наконец, разрешить свои методологические недоразумения, ориентируясь на те мыслительные процессы, которые осуществляет обыденное мышление»^{[7] [8]}.

Обыденное мышление, называемое в феноменологии естественной установкой, связано с конкретной ситуацией. Повторяемость социальных действий в одинаковых ситуациях является формой типизации, используемой индивидом при вступлении в контакты с другими людьми в расчете на то, что смысл их действий им ясен. Однако в реальной жизни полной адекватности во взаимодействиях достигнуть невозможно. Причина кроется в несовпадении индивидуальных перспектив, разнице личных биографических ситуаций. Преодоление этих противоречий объясняется Шюцем «взаимозаменяемостью перспектив», возникающей в связи с типизацией явлений и объектов, принадлежащих к общей для взаимодействующих индивидов среде. Для такого типа отношений (Мы-отношения) характерно понимание Другого в его типичности. Таким образом, возникает особый тип — «типизирующее понимание». Примером может служить взаимопонимание людей, принадлежащих к одному кругу. Мы-отно- шения, образующиеся в таком окружении (в типичной ситуации), формируют определенный тип реальности, разделяемый окружающими.

Каждый живет в определенной ситуации, которую Шюц называет биографической. Биографическая ситуация уникальна. Также уникален имеющийся у каждого опыт взаимодействия с объектами социальной реальности. Люди интерпретируют эти объекты на основе предыдущих переживаний — собственных или унаследованных от предков. Подчеркивая в качестве основы интерпретации предыдущие переживания, Шюц поясняет, что значимо лишь то переживание, которое «схвачено в рефлексии», а в рефлексии «схватывается не настоящее, но прошлое переживание». Рефлексия предполагает осмысление индивидом социальных реалий на основе накопленного жизненного опыта. Итак, в процессе взаимодействия между людьми объекты реальности наделяются смыслом, понимаемым как значение, которое имеет данный объект для конкретного человека. «Значение, — пишет Шюц, — это способ, которым Эго рассматривает свое переживание»^[9]. Так на основе личного или исторического опыта формируется осмысленное отношение людей к различным объектам социальной реальности.

Данное отношение всегда активно. Оценка значимости отдельных сторон объекта социальной реальности активизирует потребность в действии. Феноменологическая социология позволяет по-новому взглянуть на социальное действие, структура которого детерминируется типизирующей активностью субъекта и идеализацией обыденного опыта. Типизация представляет собой обобщение и упрощение того индивидуального многообразия, с которым сталкивается человек в повседневной жизни. Посредством типизации происходит упорядочение явлений и объектов реальности. Причем чем меньше мы знаем об объекте, тем больше типизация его реального содержания. Ограниченные субъективные представления о характеристиках объектов заменяются для нас объективными типами действия. Мы действуем, основываясь на имеющемся опыте, представляя, как примерно нужно действовать. Называя это идеализацией, Шюц пишет: «...в типически сходных обстоятельствах я могу действовать в сущности так же, как я действовал и раньше для достижения типически сходного результата»¹. Типизация и идеализация, таким образом, являются в феноменологии инструментами объективации отношения к реальности от индивидуального к универсальному.

Более широкое толкование данный подход получил в исследованиях П. Бергера и Т. Лукмана. Эти авторы, опираясь на труды основоположников социологии знания М. Шелера и К. Маннгейма, связывают конструирование реальности с методологией социологии знания. Не случайно их книга «Социальное конструирование реальности» имеет подзаголовок: «Трактат по социологии знания».

П. Бергер и Т. Лукман исходили из того, что классическая социология, игнорировавшая субъективный фактор, не давала модели анализа действующих субъектов, не показывала их способность конструировать социальную реальность, оказывать обратное влияние на общество и его институциональные структуры (С. А. Кравченко). Человек — это не сверхсоциализированное существо, пассивно переходящее из одной ситуации в другую, от одной роли к другой в соответствии с «велениями» социальной структуры, а личность, осуществляющая сознательный выбор действий. Социологи утверждают, что социальный мир выступает перед человеком как постоянно меняющееся сочетание различных сфер реальности, которые могут быть не связаны друг с другом. «Различные объекты, — пишут П. Бергер и Т. Лукман, — представляются сознанию как отдельные составляющие различных сфер реальности... Иными словами, я осознаю мир как состоящий из множества реальностей»^{[10] [11]}. То есть мир дискретен. «Среди множества реальностей существует одна, которая представляет собой реальность par excellence. Это реальность повседневной жизни», — подчеркивают социологи. Повседневная действительность выступает по отношению к отдельному человеку как объективная. Ее явления исторически предустановлены в схемах действий и значений, которые для представителей последующего поколения выступают как независимые от их восприятия. Отправной точкой их подхода является феноменологический анализ знания, характерного для повседневной жизни. Повседневное знание, творчески производимое индивидами во взаимодействии с другими людьми, составляет основу конструирования ими социальной реальности.

Развивая идею типизации Шюца, Бергер и Лукман представляют феноменологическую интерпретацию социального взаимодействия. Для этого они рассматривают степень близости индивидов в их взаимодействиях в повседневной жизни. Наиболее важное взаимодействие — непосредственное, лицом к лицу. «Можно сказать, — утверждают авторы, — что в ситуации лицом-к-лицу Другой гораздо более реален для меня, чем я сам»¹. Это объясняется тем, что познание себя осуществляется через рефлексию, Другого же мы познаем «в спонтанном потоке переживания и сопереживания». Поэтому уровень познания социальной реальности варьирует от непосредственного взаимодействия в ситуации «лицом-к-лицу» в первичной социальной группе до взаимодействий с обществом в целом. Соответственно различаются и типизации. Они усиливаются от ограниченных при непосредственном взаимодействии, когда реальность означает дорефлек- сивное знание того, каков Другой есть на самом деле, до максимально общих, когда Другой воспринимается в соответствии с неким обобщенным образом. «Итак, — делают вывод авторы, — социальную реальность повседневной жизни можно понять в континууме типизаций, анонимность которых возрастает по мере их удаления от здесь-и-сейчас к ситуации лицом-к-лицу. На одном полюсе континуума находятся те другие, с которыми я часто и интенсивно взаимодействую в ситуациях лицом-к-лицу. Это, так сказать, «мой круг». На другом полюсе — крайне анонимные абстракции, которые по самой своей природе никогда не могут стать доступными взаимодействию лицом-к-лицу. Социальная структура — это вся сумма типизаций и созданных с их помощью повторяющихся образцов взаимодействия. В качестве таковой социальная структура является существенным элементом реальности повседневной жизни»^{[12] [13]}. Подобным образом конструирование индивидами объектов социальной действительности оказывает влияние на общество и его институциональные структуры.

В феноменологической концепции Бергера и Лукмана рассматривается механизм объективации субъективной реальности в процессе ее конструирования. Составляющими этого механизма выступают: различные знаковые системы, являющиеся способами объективаций; ха- битулизация (опривычивание деятельности) как процесс институционализации; социализация — освоение социального опыта, превращение индивида в действующего субъекта конструирования социальной реальности.

В качестве способов объективаций в данном механизме рассматриваются различные системы знаков, опосредующих переход от субъективной к объективной реальности. Чтобы стать объективным, всякий продукт человеческой деятельности должен проявиться, предстать как предмет, доступный восприятию другими людьми. Проявление предмета в повседневной жизни происходит в символической, знаковой форме. К знаковым системам относятся: язык, жесты, стандартные телесные движения, материальные артефакты, культурные символы, любые объекты, выступающие в качестве знака чего-то иного. Ведущую роль в объективации субъективности играет язык. «Я могу говорить о бесчисленных материях, которые никогда не были даны мне в ситуации лицом-к-лицу, включая и те, которые я никогда не переживал и не буду переживать непосредственно. Так что язык может стать объективным хранилищем огромного разнообразия накопленных значений, жизненного опыта, которые можно сохранить во времени и передать последующим поколениям»¹. Посредством языка и других символов объекта достигается понимание субъективности друг друга и происходит формирование интерсубъективности. Подчеркивая связь понимания с ментальностью, В. В. Колесов пишет: «Единство слов-образов и словесных корней создает сегодня столь важную для творческого общения людей возможность взаимопонимания и всеучастия в общем деле. Мало только понимать, т. е. по исконному смыслу слова понятие всего лишь схватывать в сознании значения слов; нужно еще осознавать глубинные смыслы таких корней»^{[14] [15]}.

Объективация субъективных значений рассматривается Бергером и Лукманом в более широком социальном контексте как процесс упорядочения социальной деятельности, конструирования социальной организации. «Социальный порядок — это человеческий продукт или, точнее, непрерывное человеческое производство. Он создается человеком в процессе постоянной экстернализации»¹. Экстернализация как установка индивида на внешние формы контроля является частью более общего процесса, называемого в феноменологии хабитулизаци- ей. В рассматриваемой концепции хабитулизация выполняет важную функцию в институционализации социальной реальности. В процессе объективации возникают стереотипные реакции на повторяющиеся ситуации. Постепенно вырабатывается упрощенный, схематизированный образ социальных реалий, обладающий значительной устойчивостью. Одновременно формируется система установок на действия в повторяющихся ситуациях. Взаимная хабитулизация всех субъектов объективации становится предпосылкой формирования социального института. «Институционализация имеет место везде, где осуществляется взаимная типизация опривыченных действий деятелями разного рода... Что здесь следует подчеркнуть, так это взаимность институциональных типизаций и типичность не только действий, но и деятелей в институтах»^{[16] [17]}.

Подчеркивая важность институционализации в конструировании реальности, Бергер и Лукман выделяют основные признаки социального института, в том числе: историческую обусловленность выработки универсальных правил поведения; контроль поведения человека; институционализацию не всех действий индивидов, а только тех, которые «релевантны и для А, и для В в рамках их общей ситуации»^[18]; нормативный характер институциональных правил, который они приобретают при передаче от поколения к поколению. Регулируя взаимодействия индивидов во всех сферах жизнедеятельности, институты становятся необходимым условием объективации отношения к различным объектам социальной реальности.

Конструирование социальной реальности — сложный и многоступенчатый процесс. «Отправной пункт этого процесса — интернализация; непосредственное постижение или интерпретация объективного факта как определенного значения, то есть проявления субъективных процессов, происходящих с другими, благодаря чему этот факт становится субъективно значимым для меня самого»^[19]. Речь идет о первичном этапе развития социальности индивида, на котором формируются первоначальные представления об объектах реальности. Подчеркивается, что постижение объективного мира осуществляется посредством усвоения субъективного опыта других. Этим отличается феноменологическое понимание социализации от других определений, основанных на теории отражения.

Бергер и Лукман используют существующее в социологии разделение на первичную и вторичную социализацию.

В процессе первичной социализации, которая происходит преимущественно в семье и школе, ребенок усваивает опыт не просто Других, а значимых Других. При этом их субъективный опыт становится для него объективным. Благодаря этому индивид становится социализированным, что позволяет ему войти в объективный мир общества, «устанавливается симметричная связь между объективной и субъективной реальностью. То, что реально «извне», соответствует тому, что реально «внутри»¹. Таким образом, уже на этапе первичной социализации индивидом осваивается мир в его целостности, он определяет свое место в нем и отношение к его объектам.

В процессе вторичной социализации происходит дальнейшее освоение уже социализированных индивидом знаний, требующих выполнения более сложных и многообразных ролей. «Вторичная социализация есть приобретение специфически ролевого знания...»^{[20] [21]}. Поэтому на данном этапе индивид имеет дело лишь с частью реальности, обусловленной его социальным положением. В зависимости от ролевого статуса человека конкретизируется его отношение к различным объектам социальной действительности.

Созданный в процессе социализации интерсубъективный мир нуждается в постоянном поддержании, особенно в маргинальных, по выражению Бергера и Лукмана, ситуациях. Главным способом поддержания первичной и вторичной реальности является рутинизация повседневности, типизация всего, что человек совершает постоянно. Главным агентом поддержания реальности выступают значимые Другие.

В определенных условиях могут происходить трансформация и даже крушение субъективной реальности. Этому могут способствовать фундаментальные социальные, экономические, политические изменения в обществе, разного рода жизненные коллизии, которые приводят к прекращению контактов с теми, кто разделяет соответствующую реальность, или к возникновению новых альтернативных контактов со значимыми Другими. Это подразумевает реинтерпретацию субъективной реальности, наделение прошлого и настоящего другим смыслом. Данный процесс называется ресоциализацией. «В ресоциализации прошлое перетолковывается для того, чтобы оно соответствовало нынешней реальности»^[22]. Хотя подобные ситуации возникают нечасто, через ресоциализацию феноменологи объясняют трансформацию субъективной действительности и особенности ее объективации в переходных условиях.

Итак, проделанный анализ способствует теоретическому обоснованию механизма формирования отношения к объектам социальной реальности. С позиций феноменологического подхода конкретизируется понятие отношения к объектам социальной реальности как понимания ее субъективного смысла; обосновывается роль рефлексии в познании социальной реальности; раскрывается процесс конструирования социальной реальности; благодаря теории интерсубъективности решается проблема адекватности понимания смыслов; на основе интерпретационной методологии выявляются смыслообразующие основания социальных действий; концептуализируются понятие «хаби- тулизация» и ее роль в институционализации социальной реальности; обосновываются способы объективизации субъективной действительности. Это особенно важно для понимания исторических процессов, их роли в формировании отношения к различным объектам социальной реальности. Мыслительное конструирование прошлого, нереального события в сравнении с его существующим состоянием позволяет понять, насколько сильным было влияние различных исторически обусловленных факторов на формирование и изменение социальной реальности.

• [1] Квасова И. И. Указ. соч. С. 73.
• [2] SchutzA. Collected Papers. Vol. III. P. 116.
• [3] Шюц Л. Формирование понятий и теории в общественных науках. С. 488.
• [4] Шюц А. Структура повседневного мышления. С. 133.
• [5] SchutzA. The Phenomenology of the Social World. L., 1972. P. 78.
• [6] Ионин Л. Г. Феноменологическая социология // Критика современной буржуазной теоретической социологии. М., 1977. С. 106.
• [7] Шюц А. Формирование понятий и теории в общественных науках. С. 534.
• [8] Бранзино Л. Ю. Указ. соч. С. 126.
• [9] SchutzA. The Phenomenology of the Social World. P. 64.
• [10] Шюц А. Структура повседневного мышления. С. 135.
• [11] Berger Р., Lucman Т. The Social Construction of Reality. N. Y., 1967. P. 21.
• [12] Бергер П., Лукман Т. Указ. соч. С. 53.
• [13] Там же. С. 59.
• [14] Бергер П., Лукман Т. Указ. соч. С. 65—66.
• [15] Колесов В. В. Язык и ментальность. СПб., 2004. С. 101.
• [16] Колесов В. В. Указ. соч. С. 88.
• [17] Там же. С. 92.
• [18] Там же. С. 97.
• [19] Там же. С. 211.
• [20] Колесов В. В. Указ. соч. С. 217—218.
• [21] Там же. С. 213.
• [22] Колесов В. В. Указ. соч. С. 263.