Проявления мирового финансово-экономического кризиса
Условием понимания существа нынешнего мирового финансово- экономического кризиса является отказ от ряда неверных трактовок этого глобального феномена. К их числу следует, прежде всего, отнести включение переживаемого мировой экономикой кризиса в логические схемы циклических процессов.
Классические кризисы перепроизводства нужно рассматривать как цену, которую общество платит за использование самого ценового механизма. Рыночное регулирование совместимо с коренным фактором неопределенности, действие которого на некоторых этапах выражается в значительном расхождении суммарного предложения и совокупного спроса. Кризис вскрывает этот до времени неочевидный факт, и сами же рыночные механизмы приводят к устранению дисбаланса. Вмешательство государства в этой связи не является необходимым, у государственных органов имеются возможности «мягкой» коррекции ситуации, например, путем технического использования учетной ставки.
Однако не все кризисы преодолевались «сами по себе» или с минимальным вмешательством государства. Наиболее яркий пример из прошлого — Великая депрессия, потребовавшая от государства принятия на себя масштабных социальных обязательств, а в более широкой исторической перспективе — внесения в теорию и практику капитализма кейнсианской поправки.
Нынешний кризис пока еще не вызвал социальных последствий, сопоставимых с бедствиями Великой депрессии. Однако в нем различимы черты, свидетельствующие о его системном характере, затрагивающем глубинные структуры всего социально-экономического порядка. Во-первых, обращает на себя внимание беспрецедентный масштаб вмешательства государства в экономику. В экономически развитых странах Запада происходит фактическая национализация банковской сферы. Осуществляя финансовые вливания и возлагая на себя обязательства по гарантиям межбанковского кредитования, государство тем самым берет банки под свой контроль.
Значение этого обстоятельства тем более велико, что для экономической версии капитализма, реализуемой в последние десятилетия, абсолютный суверенитет финансовых институтов имел принципиальное значение.
Так называемая англосаксонская модель в качестве исключительного регулятора экономической динамики выдвигала фондовый рынок. Стратегия корпоративного управления ориентировалась, прежде всего, на рост капитализации компании. Распыление собственности между держателями малых пакетов акций позволяло значительным слоям общества включиться в круговорот финансовой спекуляции. Центр общенациональной деловой активности сдвигался к финансовому фокусу. Совокупный объем акций, опционов и деривативов разрастался без какого-либо ограничения, обусловленного потенциалом реального производства.
Стимулирование образования финансовых «пузырей» на определенных участках финансового рынков с последующим их «сдуванием» являлось важнейшим элементом тактической схемы, принятой со времен полномасштабного внедрения принципов «рейганомики». До некоторого момента применение этой схемы приносило вполне удовлетворительные результаты: рост ВВП, увеличение доходов населения, прогрессивное расширение передовых производств. Однако это не устраняло дефицита товарного покрытия наличного финансового капитала. Более того, разрыв между ними возрастал. Рост суммарной капитализации компаний далеко опережал рост производительности труда, что в нормальной ситуации должно бы приводить к отставанию уровня расходов домохозяйств от темпов роста капитала и, как следствие, к значительному ослаблению фактора внутреннего спроса, что, например, для американской экономики было бы фатальным. Чтобы предотвратить эту опасность, параллельно процессам «раздувания пузырей» и их «сдувания» была запущена беспрецедентная по своим масштабам программа потребительского и ипотечного кредитования.
Функционирование всей этой модели покоилось на почти мистической вере в эффективность финансового рынка как инструмента стабилизации растущего национального хозяйства. Полагалось, что изменение индикаторов фондового рынка несет в себе указание на степень перспективности конкретных направлений экономической деятельности. Как некий разумный индивид фондовый рынок путем игры индексов дает социальный запрос со стороны экономики на преобразование сбережений в необходимые инвестиции. В свою очередь, кредитный рынок и рынок капитала оптимизируют распределение суммарного риска и устанавливают баланс между совокупным спросом и совокупным предложением.
Однако построение такой идеальной конструкции наталкивается на очевидное возражение, что финансовый рынок во всех своих составляющих не функционирует сам по себе, как какой-то автономный разум. Деятельность финансовых агентов осуществляется людьми, а потому несет в себе следы частных и групповых интересов. Отдельному инвестору или финансовому институту ввиду сложности и запутанности экономических процессов далеко не всегда понятны как реальные стратегические намерения тех или иных экономических субъектов, так и фактические возможности их осуществления.
