Предпосылки банковских технологий и правонарушения с их использованием на Руси

Следует отметить, что банковские технологии, а точнее их прообразы, появились значительно раньше, чем отечественные кредитные организации и, прежде всего, банки. На первоначальной стадии данные технологии были примитивны и обусловлены экономическими отношениями, складывающимися в обществе. Определять термином «технологии» тот порядок реализации товарно-денежных отношений, который впоследствии, в процессе отечественного исторического развития, «превратится» в банковские технологии возможно, в большей своей части, только условно. Но, как представляется, использовать данный термин правомерно хотя бы только потому, что реализация банковских технологий ко времени образования Киевской Руси осуществлялась с древних времен многочисленными кредитными организациями других государств. Так, Вавилонский банк уже в VIII в. д. н. э. реализовывал следующие банковские технологии: банковских вкладов, банковского кредитования и даже сопряженные с ценными бумагами («гуду»). В Греции в VI в. д. н. э. появляются банкиры, реализовавшие технологии: обменных операций (старые деньги, которые вследствие плохой чеканки или по иным причинам портились, обменивались на новые за известную плату), банковского кредитования и депозитных операций. В III в. д. н. э. в Риме, кроме перечисленных банковских технологий, банкиры осуществляли посреднические операции и даже устраивали аукционы. И хотя в средние века вследствие нашествия варваров уничтожается многое, в том числе и банковское дело (банковские технологии), тем не менее, уже в 1157 г. в Венеции появился первый правительственный банк. Затем банки стали открываться в других городах Италии (в Генуе — банк св. Георгия, во Флоренции — банк Медичи) и в других странах^[1].

В России экономические отношения исторически были связаны с сельским хозяйством, что и предопределило особенности развития банковских технологий и правонарушений, совершаемых с их использованием. Первые технологии, которые впоследствии будут именоваться банковскими, прежде всего, связаны с кредитными операциями.

Зарождение кредитных отношений (технологий — А. Ш.) в России, по мнению Ю. Трушина, относится ко времени распада Киевской Руси^[2], о чем свидетельствуют, как он полагает, историографические материалы (Русская Правда, хозяйственные книги монастырских вотчин и различные формы духовных грамот, Псковская Судная грамота и Новгородская Судная грамота), в которых дается упоминание о субъектах кредитных технологий (лицах и учреждениях древности, занимавшихся всевозможными ссудными операциями, а также излагаются условия и законодательные требования, в рамках которых происходила их реализация). Как представляется, точка зрения Ю. Трушина не бесспорна, в чем легко убедиться при исследовании положений Русской Правды.

Как известно, Русская Правда существует в трех редакциях: Краткая, Пространная и Сокращенная. В настоящее время не вызывает сомнений, что статьи 1—18 Краткой редакции Русской Правды содержат древнейшие по содержанию нормы. Этот комплекс статей условно назван Правдой Ярослава, или Древнейшей Правдой. Статьи 19—40 — Правдой Ярославичей, или домениальным уставом, так как служили охраной княжеского хозяйства. Пространная редакция Русской Правды содержит в себе как нормы Краткой редакции, так и ряд других правовых установлений. Историки рассматривают Русскую Правду как свод княжеских законов, источниками которых явились нормы обычного права, княжеские уставы и отдельные постановления. В то же время до настоящего времени мало изучен генезис Русской Правды — от племенных обычаев к феодальному праву, в связи с чем недостаточно исследованы такие вопросы как соотношения устного и письменного права в определении основных этапов в истории текста Русской Правды, а также возможности сравнительно-исторического метода в исследовании Русской Правды. Отсюда следует, что вопросы, связанные с адекватным отражением в нормах права (Русской Правде) сложившихся общественно-экономических отношений Древней Руси, до настоящего времени не могут быть признаны достаточно изученными.

Прежде всего, необходимо отметить, что обстоятельства происхождения Русской Правды до настоящего времени остаются дискуссионными, но, как подчеркивается историками, не поддается сомнению сама связь Закона Русского¹ с обычным правом и их последующее использование в качестве источников Русской Правды. Вероятно, по мнению М. Б. Свердлова, во второй половине X в. изменилось название Закона Русского. Из закона, как предполагает автор, которым руководствовались великие киевские князья, существовавшего наравне с Правдами других восточных племен, он становился Правдой Русской — основным сводом юридических норм Руси^{[3] [4]}. Новое название указывало на происхождение закона (из Правды восточнославянских племен Среднего Приднепровья) и на функцию — в качестве великокняжеского права, распространившегося на всю территорию государства.

Несмотря на то, что Правда Русская оказалась достаточно совершенной и подготовленной для решения самых различных задач, тем не менее, небольшое число правовых норм, записанных в этом источнике не отражало всего богатства общественных отношений и юридической практики, существовавших в это время на территории Древнерусского государства, и устная, вероятно, Правда Русская продолжала быть правовой основой, которой руководствовался княжеский суд^[5].

Первая известная попытка унифицировать нормы русского права была, как предполагают историки, сделана князем Владимиром, который заменил взимание вир за убийство смертной казнью, но затем был вынужден отказаться от этого решения, поскольку виры были одним из главнейших источников княжеских доходов. Вторая попытка была предпринята Ярославом Владимировичем в 30-х годах XI в., составившим Древнейшую Правду, или Правду Ярослава. Предполагается, что Ярослав издал после Древнейшей Правды ряд дополнительных постановлений, как, например, Покой вирный, Устав мостников и т.п. Эти постановления развивали основные принципы Древнейшей Правды или ее дополняли^[6].

Следующим этапом в развитии норм Русской Правды явилось окончательное оформление принципов феодального права. По предположению историков, в 1072 г. на съезде Ярославичей была принята Правда Ярославичей, которая также получала дальнейшее развитие в постановлениях Ярославичей.

Правда Ярослава вместе с новеллами Ярослава и Правда Яросла- вичей с новеллами Ярославичей существовали самостоятельно. Вероятно, наблюдались противоречия между их нормами или, во всяком случае, существовали различия в формулировках отдельных норм. Естественно, что в конце концов возникла необходимость в объединении этих двух пластов норм Русской Правды. Это объединение и было произведено в конце XI в. или в самом начале XII в., когда предположительно была составлена Краткая Правда¹. В указанных источниках права, как нетрудно заметить, преобладают нормы, направленные на защиту княжеской собственности. В связи с этим имеются еще большие основания полагать, что наряду с так называемым писаным правом действовали нормы обычного права или Закона Русского, которые и регулировали общественные отношения, как в сфере экономики, так и в сфере защиты экономических устоев.

По мере углубления и расширения общественных, как принято полагать — феодальных отношений, появилась необходимость законодательно защищать интересы не только княжеской жизни, ее хозяйства и ее слуг, но и других феодалов. Данная цель была достигнута с изданием так называемого памятника «Суд Ярославль Владимировича — Правды Русской», в котором преобладали уголовные и уголовно-процессуальные нормы.

В 1113г. был принят Устав князя Владимира Мономаха, который вместе с предыдущим памятником представлял собой русское право в период развития феодальных отношений (XII в.). В условиях распада древнерусского государства развитие норм Русской Правды, как полагают историки, прекратилось. Изменения текста Русской Правды, как правило, связывается деятельностью составителей, редакторами и переписчиками данного источника^{[7] [8]}.

В течение времени в правовом развитии русских земель в XIV— XV вв. стали наблюдаться различия, в зависимости от особенностей общественно-экономического развития. Стали создаваться несколько иные правовые нормы, находившиеся в некотором противоречии с нормами Русской Правды. В результате была предпринята попытка переработать последний источник права, причем были исключены те нормы, которые не могли в XV в. применяться. Так появилась Сокращенная редакция Русской Правды.

Следует отметить, что на всем протяжении развития норм Русской Правды определенное влияние на данный источник права имели княжеские церковные уставы. Последние не только определяли положение церкви, права и привилегии ее служителей, но и устанавливали пространство действия церковного суда в отношении дел, специально подсудных церкви, и в отношении лиц, которые подлежали по всем своим делам церковному суду.

Таким образом, уже на данной стадии исследования можно констатировать, что мнение Ю. Трушина о связи периода распада Древней Руси с зарождением кредитных отношений не вполне оправдано. Нормы Русской Правды, которые были связаны с кредитными отношениями (технологиями), бесспорно, появились до периода распада древнерусского государства. В то же время, следует иметь в виду, что первоначальная «кодификация» норм права имела целью, как было указано, прежде всего защиту княжеского хозяйства, поэтому нормы обычного права, которые без сомнения существовали, регулировали по всей видимости и кредитные отношения (технологии), не получая при этом письменного закрепления.

В Русской Правде, как было отмечено, содержатся сведения о займах (ссудах)¹ и процентах, об охране и порядке обеспечения имущественных интересов кредитора, об условиях, при которых требование о возврате займа имеет юридическую силу, о порядке взыскания долгов, об ответственности за нарушение кредитных (заемных) обязательств. В данный период отечественного исторического развития кредитные технологии были сопряжены как с устной, так и письменной формами.

Так, в соответствии со ст. 47 Пространной Правды для признания договора займа (кредита) достаточно было присяги двух свидетелей. Данная норма указывает не только на зачатки технологий кредитования в древней Руси, но и на правонарушения, связанные с ними, когда для восстановления нарушенных прав необходимо было обращаться за судебной защитой. В связи с этим представляется не совсем точным утверждение А. В. Щербакова о том, что невозвращение долга по ст. 47 Русской Правды являлось уголовно наказуемым деянием^{[9] [10]}. Скорее она свидетельствует о развитии гражданско-правовых мер защиты кредиторов.

Сами прообразы технологий кредитования характеризовались тем, что срок взимания процентов при даче в заем денег, меда, хлеба, исходя из смысла ст. 50 Пространной Правды, ничем не ограничивался («како ся будеть рядил, тако же ему имати»). При этом, как отмечается в литературе, Русская Правда дифференцирует заем (ссуды) в зависимости от срока предоставления займа: долгосрочные и краткосрочные, выделяя дачу в заем меду в «настав», жита в «присоп» и куны в «резъ». Первые две технологии были связаны с натуральным займом (ссудой), при этом способ расчета процентов заключался в том, что, например, кредитор ссужал хлеб, насыпая им меру не выше краев, а получал столько, сколько мера удерживала над краями. При годичном займе такая надсыпка обычно не превышала 10 %. Процент при займах, к примеру, на воск был еще ниже — не более 7,5 % годовых¹.

Одновременно следует отметить, что приближенной к банковским технологиям, в связи с чем наиболее значимой для целей настоящего исследования, является технология дачи кун в «резъ», то есть когда проценты собирались монетами — гривнами, величина которых подразделялась от вида «резь». Пространная Русская Правда выделяет годовой «резъ», третной «резъ» и месячный «резъ». При этом максимальный годовой «резъ» составлял 20 % годовых, если считать гривну равной 50 кунам^{[11] [12]}. Третной «резъ», по мнению

В. О. Ключевского, означал «получение процентов «на две третий», то есть на 100 % шло 50 %^[13]. Кратковременный месячный «резъ» был во времена «Пространной Русской Правды» самым тяжелым — «о месячный резъ, оже за мало, то имати ему; заидуть ли ся куны до того же года, то дадять ему куны в треть, а месячный резъ погре- нути» (ст.47). Поэтому если месячные проценты взимались в течение года, то их надо было делать третными^[14].

Такое разделение «резов» было связано с порядком взыскания долга. Так, если в срок деньги не возвращались, то отношения между кредитором и должником приобретали следующие правовые последствия:

• — кредитор обязан был без пени принять капитал и начисленные по нему проценты за время пользования ссудой, если просрочка составляла меньше месяца;
• — если просрочка по ссуде составляла месяц и более, то должник дополнительно платил ещё пеню из расчета третного «реза»;
• — кредитор мог только два раза получить третной «резъ», после этого должник обращался в холопы; если же кредитор третий раз взыскивал третной «резъ», то он лишался права на свой капитал, иначе «иста ему не взятии»^[15].

При этом, исходя из смысла ст. 51 Пространной Правды, ростовщики могли взимать высокий третной резь в 50 % в месяц, если должник нарушал срок выплаты занятых им денег, отмеченных в «ряде» — договоре. Но такая ответственность была ограничена ст. 53 Пространной Правды, из которой следует, что при взимании третного реза заимодавец мог рассчитывать лишь на получение 200 % с отданных под проценты денег (два раза, т.е. 50 % и 50 %, и «исто», т.е. данную под проценты сумму, 100 %). Если же он получил «три реза» (т.е. трижды по 50 %), то терял право на дальнейшее получение отданной им под проценты суммы. Как указывается в литературе, данная норма «лишь очень незначительно смягчила жесткие условия взимания процентов, установленные при князе Святополке Изяславиче — основной порядок (месячный рез) остался без изменений. Статья 53 была декларативной уступкой киевских властей после восстания 1113 г., направленного против усиления феодального гнета, закабаления разорившихся крестьян и горожан, опутав- шихся сетью ростовщических махинаций (курсив — А. Ш.)»¹.

В Пространной Правде нет указаний на то, чем обеспечивалась выплата занятых сумм (технологии кредитования). Судя по статьям 54—55 данного источника права, неплатежеспособный должник «продавался», обращался в закупа-рядовича до выплаты суммы взятого.

Анализ статей Пространной Правды позволяет сделать вывод о том, что существовала ответственность за так называемое незаконное получение кредита. Так, ст. 116 данного источника права предусматривает ответственность за незаконно (хитростью) полученные холопом деньги от какого-либо лица («куны вылжеть») без санкции его господина. При этом если «куны», незаконно полученные холопом, превышали реальную его стоимость, хозяину выгодней было отказаться от него (лишиться его), чем выкупать, т.е. заплатить вылганные холопом (вложенные) деньги. В то же время ст. 117 Пространной Правды предусматривала признание действительными сделок, в том числе и заемных (кредитных), совершенных холопом по поручению господина^{[16] [17]}.

Исследование древнерусских источников права затруднено, как отмечается в литературе, огромным количеством истребленных законодательных памятников в результате татаро-монгольского нашествия. Этим объясняется отсутствие документальных актов или их незначительное количество по истории Ростово-Суздальского, Киевского, Черниговского и других русских княжеств XII—XIII вв. В Юго-Западной Руси остававшиеся документы также истреблялись вместе с другими памятниками древнерусской культуры польско- литовскими панами и католическим духовенством. Поэтому дошедшие до нашего времени единичные документы Галицко- Волынского княжества указанного исторического периода Руси являются уникальными памятниками прошлого, помогающими изучить важные проблемы общественно-экономического и правового развития юго-западных древнерусских княжеств¹, в том числе и развитие прообразов банковских технологий. Так, из немногих уцелевших актов следует выделить духовную Климента, датированную, по сведениям историков, не позднее 1270 г. М. Н. Тихомиров и М. В. Щипкина, исследовав данный архивный источник, отмечали, что Климент был торговым человеком, он занимался скотоводством и пчеловодством. Часть вырученных от своих предприятий денег он пускал в займы, а порой и сам становился ссудозаемщиком. Так, за 20 гривен серебра, взятых им в монастыре св. Георгия он заплатил «два села с запасами и с лошадьми, и с бортью и с малыми селищами, и пень и колоду»^{[18] [19]}. В духовной Климента (или Климяты) можно насчитать 16 членов купеческой сотни, которые занимали у него деньги. Кроме того, часть связанных с Климентом по денежным операциям лиц, являлись его сотоварищами по торговым операциям. В результате чего Климент имел право получить от Хотвита гривну «соляных кун»^[20], а от Борки он имел доход 13 ногат^[21] и одну гривну «за поральское серебро»^[22].

Источники древнерусского права свидетельствуют о том, что на Руси существовали банкирские дома, которыми, как правило, служили монастыри и церкви^[23]. Хорошо известны монастырские хозяйственные книги (приходные и расходные, долговые и кабальные, вкладные и оброчные, хозяйственные и порядные), которые вели, например, новгородская церковь «Святого великого Иоанна на Петрятине дворище», Спасо-Прилуцкий монастырь, Иоси- фо-Волоколамский монастырь, Троице-Сергиевский монастырь, Владимирский Рождественский монастырь, Нижегородский Печерский Вознесенский монастырь, Соловецкий монастырь и Русский на Святом Афоне монастырь св. великомученика и целителя Пантелеймона¹. В новгородской церкви «Святого великого Иоанна на Петрятине дворище»^{[24] [25]} существовала особая торговая организация — община «иванских купцов», торговавших воском. Архивные источники (в частности, устав общины «иванских купцов») дают возможность сделать заключение о том, что иванская община была также и кредитной организацией. Во-первых, собственный капитал общины формировался за счет вступительных взносов самого купечества в размере 50 гривен серебром для каждого. При этом половина вносимых сумм поступала в храм св. Иоанна, чем и доставляла последнему новый источник дохода. Во-вторых, иванское купечество принимало вклады и выдавало ссуды «нуждающимся под залог их поземельных владений»^[26].

С появлением на русских землях во второй половине XII в. немецкого купечества кредитные технологии, опирающиеся на православные догматы, приобрели в стране значительную трансформацию. Русь вступила в период Балтийской торговли с немецкими городами, сначала с вестфальцами, которые успели пробиться через славян к южным берегам Балтийского моря и организовать в Любеке свою гавань.

Постепенно торговые отношения между русскими (Великий Новгород, Псков, Смоленск и т.п.) и немецкими (Гамбург, Любек, Рига, Нарва и т.п.) городами стали носить договорной и регулярный характер. Однако, хотя договоры и предполагали равноправный характер для обеих сторон, немцы все же не желали делиться с русскими теми выгодами, которые представляла торговля Европы с Востоком. Они всеми силами старались устранить русских купцов от всякой активной торговли и захватить в свои руки весь ввоз и вывоз товаров. Заключенный в 1241 г. северо-немецкими городами Гамбург и Люксембург союз, в который в течение этого же столетия вошли 85 городов на берегах Северного и Балтийского морей, Одера и

Эльбы, Ведера и Рейна, под единым названием «Ганза», запрещал немецким купцам вступать с русскими в компании, принимать их товары на свои суда и ссужать их капиталами¹.

Официальные запреты, с одной стороны, нарушали сами же немецкие купцы, видевшие несомненную выгоду от тесного сотрудничества с русскими, а с другой стороны, русские князья через договоры, например, со шведами (начало XIV в.) наносили немцам удар по их стремлению к монопольной торговле в первую очередь с Новгородом, Псковом и Смоленском.

В торговле с немецкими купцами реализовывались прообразы технологий кредитования, как в денежном выражении, так и по большей части в товарных формах. Последняя форма являлась единственной возможностью дешевого приобретения для немцев русских товаров в рассрочку. Так, за товары, взятые в Новгороде или в Пскове, оплата следовала обыкновенно в Дерпте или Нарве и притом через определенное (как правило, через год) время. Чтобы подорвать невыгодную для русских торговлю в кредит, в 1318 г. было установлено: в Новгороде не выдавать товары в кредит с условием оплаты их в Дерпте или каком-либо другом месте. В 1366 г. новгородская контора установила общее для всех купцов правило: «торговать не иначе как немедленно же производя уплату за взятые товары»^{[27] [28]}.

Однако интенсивные торговые отношения русских городов с немецкими, а затем и шведскими купцами привели к некоторой трансформации православных принципов в реализации прообразов кредитных технологий в стране. Прежде всего, это относится к вопросам, касающимся: обеспечения ссуды; правомочности требования денег, отданных на хранение или в торговые обороты под поручительство; процесса истребования уплаты долга до истечения срока предоставленного займа. Ответы на эти и аналогичные им вопросы вскоре нашли свое отражение в таких исторических документах как Псковская Судная грамота или Новгородская Судная грамота, отразивших систему правоотношений кредитор — дебитор в рамках римского права, привнесенного Западом в реализацию кредитных технологий Средневековой Руси с середины XII в.

Так, например, анализ статей 14—19 Псковской Судной грамоты, которые регулировали договор поклажи, позволяет автору настоящего исследования предположить о зарождении в рассматриваемый период исторического развития Руси (используя современную терминологию) прообразов технологий депозитных операций, так как переданное на сохранение могло быть как вещью, так и денежными средствами. При этом, как следует из смысла названных статей, основным доказательством приема на хранение имущества являлись заверенные по форме доски (частный акт, расписка, обычно о долговых обязательствах).

О развитии прообразов технологий кредитования свидетельствуют статьи 28—33 Псковской Судной грамоты. Так, ст. 28 говорит о взыскании долга, отданного под заклад и зафиксированного в «досках». Данная статья недвусмысленно отражает интересы верхов псковского общества, обладающих достаточными денежными средствами для предоставления их в ссуду. Без записи и заклада иски признавались, в соответствии со статьей 30, только до одного рубля (по предъявлении «досок»). При ссудах свыше одного рубля необходимо было составлять запись или принимать заклад, зафиксированный в специальных закладных досках. В тех случаях, когда заклад имеет явную ценность (превосходящею величину взятого в ссуду серебра) и залогодатель от него отказывается, такие иски, как указано в ст. 31, судом не рассматриваются. Таким образом, можно сделать вывод, что ст. 31 имеет отличие от ст. 28 в том, что последняя норма применяется, если должник претендует на вещь, отданную им в залог, а первая — применяется, когда должник от такой вещи отказался. В то же время если кредитор, стремясь присвоить заклад истца, будет утверждать, что он денежную ссуду истцу не давал, то, как следует из ст. 107, ему предоставляется выбор между дачей присяги в подтверждение своих слов, поединком с истцом или удовлетворением иска.

Из смысла статей 32—33 следует, что заем (кредит) до одного рубля, помимо «доски», мог быть обеспечен порукой. При этом поручитель отвечает перед кредитором в том случае, если должник за кого он ручался, будет ссылаться в уплате долга на рукописание (акты), копии с которых не находятся в псковской государственной канцелярии.

На Руси особое значение получили прообразы технологий поземельного кредита. В основном такой вид кредита преобладал, как в новгородский и псковский период на монастырских землях, так и в московский период — на монастырских и помещичьих землях. Крестьяне, получавшие поземельные ссуды из монастырей, назывались «монастырскими серебренниками». Подобно монастырям, богатые крестьяне или отдельные землевладельцы не отказывали в денежных ссудах крестьянам или как тогда говорилось — давали им «подмож- ные деньги». В обоих случаях ссуды предоставлялись крестьянам не безвозмездно, а с условием известного возмещения трудом (тогда мы имели «издельных Серебренников») или под определенные проценты (тогда мы имели «ростовых Серебренников»)¹. При этом ссуды делались с целью предоставления возможности крестьянам расплатиться со старыми землевладельцами при своем переселении или частью для того, чтобы при новом поселении обзавестись всем необходимым. Так, например, по закладной на землю и воды (начало XV века) некий Рознежский занял у архимадрида Благовещенского монастыря и у его братьев двадцать рублей монастырского серебра на один год. Согласно закладной в случае смерти заемщика его вотчина с лесами и реками должны отойти монастырю. Если по данной кабале рост не был предусмотрен, то по закладной на пустошь (также XV века) некий Есипов за рост занятых у Троицкого старца двух рублей должен был заложенную пустошь косить^{[29] [30]}.

В московский период стал широко практиковаться обычай ссужать крестьян семенами на период посева за счет помещичьих средств. При этом данная технология кредитования, наряду с похожими инициативами псковских монастырей, осуществлялась в беспроцентной форме. «Говоря о ссудах на посев, — замечал А. И. Никитский, — мы не можем не упомянуть, что и хозяйственные учреждения землевладельцев не оставались без пользы для крестьян. Располагая большими средствами, землевладельцы могли, например, устраивать мельницы, пользование которыми значительно облегчало труд крестьян, избавляя их от работы на тяжелых ручных жерновах»^[31].

Кроме технологий поземельной ссуды существовали технологии кредитования для торговых целей, когда куны брались «в куплю» или «в гостьбу». При этом если купец ссужал другому купцу куны для торговых целей, то при такой сделке не требовались какие- либо свидетели. «Аже кто купец купцю даст в куплю куны или в гостьбу, то купцю пред послухи кун не имати, послухи ему не надо- бе»^[32]. При этом слово давшего куны (ибо он идет к присяге через крестоцелование) заменяли свидетельские показания.

Только в XV в. с усилением влияния московских князей происходит постепенное восстановление утраченных традиций в организации кредитных отношений в России. Этому способствовали как внешние обстоятельства (низложение татаро-монгольского ига и закат балтийской торговли), так и чисто внутренние причины (стремительное развитие торговли и национального купечества).

На протяжении XIV—XV вв. происходило восстановление ремесленного производства, разрушенного в результате татаро- монгольского ига. К XV веку в деревне господствовало соединение натурального земледелия и обрабатывающей промышленности. Выделялись районы, специализировавшиеся на эксплуатации отдельных отраслей добывающих промыслов и производстве определенных видов ремесленных изделий. Складывались центры добычи железа и обработки металлов, районы добычи соли и т. д. Совершенствовалась техника добывающих промыслов и ремесла. С XIV века в соляных промыслах начинает применяться глубокое бурение скважин. Ручные жернова вытесняются водяными мельницами. Мельницы использовались не только для размола зерна, но находили применение и в других отраслях производства (например, в сукновальном деле). В результате общественного разделения труда и роста рыночных отношений возникали торгово-ремесленные поселки — рядки, где сосредотачивались оброчные крестьяне- ремесленники. Но наибольшая специализация ремесла достигла в городах, здесь его технический уровень был значительно выше, чем в деревне. Большое значение имело кузнечное дело, в котором господствовало разделение труда. Из кузнечного производства выделилось слесарное. Близко к кузнечному делу стояло производство оружия, связанное с ковкой металла. В XIV веке возобновилось литейное дело. Широко было развито литье колоколов. К 1382 г. относится первое упоминание о пушке на Руси. С начала XV века вместо ковки железных пушек стало применяться литье медных орудий. Со второй половины XIV века в ряде княжеств возрождается чеканка серебряной монеты, что вызвало специализацию особого вида ремесла — монетного дела. Совершенствовалось ювелирное дело, а также кожевенное, сапожное, косторезное и гончарное ремесла. В середине XV века была восстановлена техника постройки кирпичных зданий. Большого искусства достигло деревянное строительство. Для подъема материалов применялись блоки. В городах появились автоматические часы. В связи с появлением в качестве писчего материала бумаги увеличилось количество лиц, специализирующихся на переписке книг.

Политическое устройство России XIV—XV вв. характеризовалось следующим образом. Северо-Восточная Русь была раздроблена на ряд самостоятельных («великих») княжеств. Наиболее крупными из них являлись Московское, Тверское, Рязанское, Суздальско-Нижегородское княжества. Кроме того, существовали две аристократические республики — Новгород и Псков. Во главе всей Руси стоял великий князь владимирский, получивший ярлык (грамоту) на княжение от золотоордынского хана. С усилением политического значения Московского княжества и ослабления власти Орды право на великое Владимирское княжество перешло к московским князьям. Процесс объединения Руси был связан с заключением договоров между княжествами, в которых определялись порядок решения приграничных споров, условия выдачи беглых крестьян и холопов, преодоления таможенных преград. Договора преследовали также цель установления общей линии внешней политики и взаимной военной помощи против татаро-монгольских захватчиков, польских и литовских феодалов, немецких рыцарей.

В Москве и других крупных городах страны росла сеть сельских и городских ярмарок, где можно было приобрести и реализовать самые разнообразные товары и изделия. На Руси постепенно складывался единый национальный рынок, росла и внешняя торговля. Постоянные торговые отношения Росси через Астрахань со многими восточными странами, а через Архангельск — с государствами Западной Европы позволили заполнить внутренний рынок заморскими товарами и разнообразными благородными металлами.

В этих условиях восстанавливалась практика реализации прообразов технологий кредитования периода Русской Правды Владимира Мономаха, т.е. как подчеркивается в литературе, XV столетие характеризуется возвращением православных традиций организации кредитных отношений. Так, ст. Судебника Иоанна III от 1497 г. повторяет, в частности, ст. 44 Пространной Правды, в которой говорится: «А который купец, — говорится в Судебнике, — идучи в торговлю, возметь у кого деньги или товар, да на пути у него утеряется товар бесхитростно, истонет, или згорит, или рать возметь, и боярин, обыскав, да велит дати тому диаку великого князя полетную грамоту (документ об уплате долга в рассрочку — А. Ш.) с великого князя печятию, платити исцеву истину (основной долг ссудозаемщика — А. Ш.) без росту (установленный ссудный процент — А. Ш.). А кто у кого взявши что в торговлю, да шед пропиет или иным каким безумием погубит товар свой без напраздньства, и того исцю в гибели выдати головою на продажу»^[33].

Названное правило находится и в Судебнике Иоанна IV от 1550 г. В нем сказано, что в случае неплатежа заимодавцу денег или хлеба в срок, заемщик должен был или платить проценты, или, как видно из указаний ст. 55, после побудительных мер к уплате долга, он выдавался заимодавцу «головою на правеж (разные формы отработки ссудной задолженности, не исключая и телесные наказания (например, когда неисправного должника публично пороли розгами на базарной площади перед приказом) до искупа», если только не находился на государственной службе. При этом «всяким вольным людям» можно было брать на себя взаймы только до 15 рублей, «а на полных людей, и на докладных, и на старинных холопей кабал (долговое обязательство, ставящее заемщика в личную зависимость от заимодавца — А. Ш.) не имати»¹.

Следует заметить, что в соответствии с положениями Стоглава, принятого на церковном Соборе в 1551 г. «во исправления церковного благочиния, государственного управления и всякого земского строения», «посвященным правилам святителей... не токмо епископом и дьяконом и всему священническому чину и иноческому возбраняет, но и простым людям неповелевают дерзати резы и лихоимства истязати», впредь «деньги давати по своим селом своим християном без росту и хлеб без наспу того ради, чтобы за ними християне жили и села бы их были не пусты»^{[34] [35]}. Указанное положение нашло отражение в царском Указе 1588 г. согласно которого было предписано по старым кабалам «деньги правити за росту на 15 лет, а далее того росту не присужати». Но уже через год в Судебнике этот пятнадцатилетний срок остался только за сроком исковой давности по кабалам, начисление же роста ограничено было пятью годами: «а рост правити за пять лет, а далее пяти лет росту не правити» (ст. 23). При этом впервые после Русской Правды был официально установлен процентный рост: «кабалы писать на крестьян вдвое, а рост править на пять шестой», что составляло 20 % годовых^[36]. Чуть позже Судебник от 1596 г. подтвердил законодательные установления царя от 1589 г. как призыв к борьбе с лихоимством. Именно тогда в торговой практике на Руси вновь появились первые признаки «кровавого резоимства», когда при краткосрочных ссудах взималось 48 % и даже 56 %. Отмечались случаи и более «лихвенных» процентов — до 120 % годовых^[37].

Справедливости ради следует отметить, что практика предоставлять заем в рост сложилась задолго до издания Судебника 1551 г. Так, например, в 1517-1518 гг. Чертов Григорий Васильевич занял у метрополита пять рублей на один год в рост, «как идет в людях, на пять шестой»^[38], в заемной 1524 г. Федора, Алексея и

Ивана Миродовых в полтин серебра также указывалось, что «на то нам серебро давать рост, на пять шестой»¹, а в заемной 1549 г. разных крестьян Поморской Шунгской волости в полторы «коробья» ржи в рост «на четыре пятое зерно»^{[39] [40]}. В то же время нередки были случаи, когда заем предоставлялся беспроцентный («без роста»). Так, в 1518—1519 гг. согласно закладной Гридя Лысков занял у митрополита двадцать рублей, заложив свои деревни. О росте (процентах) в закладной не сказано. Так же о росте не говорится в закладных на наволок (1518—1519 гг.), в закладной на населенное имение (1648 г.), в закладной «на полонную девку (1663 г.), закладной на озеро и речку (1668 г.), закладных на двор (1672 г., 1682 г.), закладная на жену (1679 г.), закладная на место под мельницей (1678 г.), закладной на поместную землю (1693 г.)^[41].

Заимодавец мог обратиться за судебной защитой, независимо от того оформлялся ли заем или нет. В качестве примера можно привести дело по иску Антонова Томсона к Елизару Роланту, длившееся в общей сложности с 3 декабря 1646 г. по 3 ноября 1648 г. Дело это представляет интерес в силу следующих обстоятельств. Во-первых, заем в десять рублей не был оформлен закладной либо иным документом и был предоставлен на короткое время («на перехватку»). Во-вторых, суд принимал и рассматривал дела по займам, по которым не было оформлено закладных, при этом решающим доказательством была общая ссылка, т.е. показания лица на которое ссылались обе стороны. В данном случае это была жена городового земельного дела мастера Томаса Филиса, которая пояснила, что Томсон вернул заем Роланту, а тот его получил. Данные объяснения и послужили главным доказательством по делу. В- третьих, настоящее дело свидетельствует о том, что были распространены правонарушения связанные с незаконным удержанием заклада, о чем свидетельствует нежелание Роланта возвратить заклад («двенадцать золотников золота»)^[42].

Статьи 194-197, 254-260 Соборного уложения 1649 г. свидетельствуют о дальнейшем развитии законодательного регулирования прообразов кредитных технологий. Так, закон предусматривал безвозмездность договора займа. Однако проценты по займу категорически не воспрещались, они только лишены были судебной защиты. Фактически и в это время проценты были весьма распространены и достигали высоких размеров¹.

Передача денег в долг и возвращение долга должны быть правильно оформлены. Указанные нормы перечисляли реквизиты заемной кабалы, отсутствие которых делает ее недействительной. Возвращение долга отмечается также на кабале. Должник лишался право доказать уплату другими средствами, помимо кабалы. Так, например, по делу о записке двора в Москве по просроченной закладной за заимодавцем 14—15 марта 1693 г. некий Суворов просил царя записать в песцовую книгу за ним двор («со всяким дворовым и хоромным строением на белой земле в Земляном городе, за Смоленскими воротами»), который подьячий Колпенский передал в заклад по займу в 150 рублей, предоставленному 1 мая 1692 г. на срок до 1 марта 1693 г.

По данной челобитной было слушано князем Львовым с товарищами дело. Были осмотрены: писцовые книги, по которым было определено, что двор, указанный в закладной, записан за дочерью жены Колпенского, сама закладная, а также опрошен Колпенский. В результате приговорили «тот двор за Василием Суворовым, взяв пошлины по указу, записать и дать ему на тот двор выпись»^{[43] [44]}.

По ст. 256 Соборного Уложения (1649 г.) ссуды предоставлялись на пятнадцать лет, а сверх указанного срока ссуды не практиковались, ибо «сверх пятнадцати лет в заемных деньгах по кабалам ссуды не давать». В результате этого ссудозаемщик в течение пятнадцати лет имел реальную возможность ежегодными платежами в размере 6,67 % от суммы полученного займа погасить свой ссудный долг.

Обычно отсутствие судебной защиты на проценты легко обходили: выписывали ссудные обязательства («кабалы»), к которым заранее приписывались и проценты, что, как правило, удваивало сумму, а официально указанный запрет был отменен 18 августа 1729 г., когда Монетной конторе, организованной двумя годами ранее, была предоставлена возможность осуществлять ломбардные операции под 8 % годовых «по просьбам закладчиков заложенных ими разного чина людям золотых и серебряных вещей»^[45].

В XVII в. мелкие ссуды выдавали богатые крестьяне, а также отдельные землевладельцы, наиболее крупные — монастыри. Монастыри предоставляли денежные ссуды под залог земли. Например, Архангельский монастырь в Устюге с 1624 г. по 1648 г. выдал под залог земли 47 таких ссуд на сумму более 7 тыс. рублей^[46].

В 1727 г. была основана «Монетная контора», явившаяся предшественницей банков в России. В 1729 г. она получила право выкупать по просьбе несостоятельных должников, в том числе землевладельцев, утварь из драгоценных металлов, заложенную у заимодавцев. В 1733 г. круг операций этой конторы был расширен. Специальным указом Анны Ивановны «О правилах займа денег из Монетной конторы» ей предоставлялось право выдавать ссуды под залог золота и серебра под 8 % годовых¹. Однако использовать эту кредитную технологию дозволялось лишь лицам, особо приближенным к императорской фамилии^{[47] [48]}, т.е. ограниченному кругу лиц. Некоторые особо влиятельные сановники могли брать «в долг» даже без залога. Немаловажным обстоятельством являлась для всесильных вельмож и возможность добиться отсрочки платежей и погашения задолженностей посредством «государевой казны».

В 1733 г. в связи с ростом спроса на займы со стороны частных лиц, в том числе «даровитого купечества», правительство расширило ссудные операции Монетной конторы и предоставило ей более «расширенные» ссудные операции с движимым и недвижимым имуществом ссудозаемщика в размере 75 % от стоимости заклада. Условия получения ссуд остались прежними (под залог золота и серебра под 8 % годовых), но рассрочкой платежа на срок до трех лет. «Понеже многие Российские Наши подданные, — говорится в именном указе Анны Иоанновны от 8 января 1733 г. «О правилах займа денег из Монетной Конторы», — имея в деньгах нужду, принуждены занимать у чужестранных и у прочих, с несносными великими процентами и с закладами такими, которые против взятья денег в полтора или вдвое стоить может, выкупить же чем на положенный срок не может исправиться, и от того приходят в убожество и разорение, и дают не токмо по 12, но и по 15 и по 20 процентов, чего во всем свете не водится, и случается, что иные проценты вычитают у них из тех данных денег наперед: також есть такие бессовестные грабители, что по прошествии срока насколько малых денег, того положенного заклада, хотя б и деньги приносил, не отдают, и тако в малых деньгах великого заклада лишаются того ради указали Мы, для Государственной и всенародной пользы, деньги в процент всякого чина людям отдавать Монетной Конторе из капитальных денег»^[49].

В результате расширения ссудных операций (кредитных технологий) обороты Монетной конторы становились обширнее и требовали усиления надзора со стороны государства. Несостоятельность надзора за ее деятельностью ощущалась в предотвращении всевозможных кредитных злоупотреблений со стороны «сановных» лиц. Например, одним из должников ее был граф М. С. Воронцов¹. За ним в течение многих лет числилась задолженность в размере 20 тыс. руб. (для сравнения Монетная канцелярия ежегодно в среднем выдавала ссуд на сумму около 2 тыс. рублей). В итоге с задолженностью М. Воронцова надо было что-то решать, и она была в итоге покрыта казною^{[50] [51]}.

В октябре 1734 г. Монетная контора была переименована в Монетную канцелярию, и в целях предотвращения всевозможных злоупотреблений, связанных с технологиями кредитования, управление ею было возложено на тайного советника графа М. Головина, с присвоением ему звания главного директора^[52]. Но, злоупотребления не прекратились, что стало одной из причин прекращения ее деятельности в 1736 г.

В итоге деятельность Монетной канцелярии (конторы) в качестве банка оказалась незначительной и функционировала в крайне ограниченных масштабах. Тем не менее, появление подобного рода деятельности Монетной канцелярии дало прецедент некоторым государственным учреждениям — совершенно далеким от финансов и кредитов — заняться банковской деятельностью. По данным Сената (1754) аналогичными функциями кредитования занимались Почтамт, Главный комиссариат (интендантское ведомство), канцелярия артиллерии и фортификации и др. Размеры кредитных операций (залог, сроки, размер процентов) остался тайной даже для высших государственных органов.

• [1] История банков с древнейших времен и до наших дней (очерки) / Составитель Е.М. Малинина. — СПб., 1913. — С. 3—5.
• [2] Трушин Ю. Зарождение сельскохозяйственного кредита в России // Экономика сельского хозяйства России, 2004. — № 1. — С. 31.
• [3] Закон Русский, по мнению С.В. Юшинкова, означал «систему права, сложившуюся в основных центрах Руси, той социальной группы, которая возниклав результате разложения первобытного строя восточного Славянска». (См.:Юшинков С. В. Общественно-политический строй и право Киевского государства. - М., 1949. - С. 85, 145.)
• [4] Свердлов М.Б. От Закона Русского к Русской Правде. — М., 1988. — С. 11, 81.
• [5] Там же. — С. 82.
• [6] Памятники Русского Права. Выпуск первый. /Под редакцией заслуженногодеятеля науки проф. С.В. Юшкова. — М., 1952. — С.VIII.
• [7] Там же. — С. IX.
• [8] Там же. — С. X.
• [9] В России в плоть до середины XIX века не проводилось различий между займом и ссудой.
• [10] Щербаков Л.В. Уголовно-правовые проблемы борьбы с преступлениями в банковской сфере: Дис. ... канд. юрид. наук. — Владивосток, 2003. — С. 15.
• [11] Довнар-Запольский М.В. История русского народного хозяйства. Т. 1. — Киев,1911. - С. 199.
• [12] Там же. — С. 197—198.
• [13] Приводится по работе М.И. Тихомирова (Тихомиров М.Н. Пособие для изучения Русской Правды. — М., 1953. — С. 97).
• [14] Там же. — С. 97.
• [15] Довнар-Запольский М.В. Указ. раб. — С. 199.
• [16] Пространная редакция Русской Правды // Памятники Русского Права. Выпуск первый. /Под редакцией заслуженного деятеля науки проф. С.В. Юшкова.- М., 1952. - С. 163.
• [17] Там же. — С. 187.
• [18] Памятники Русского Права. Выпуск второй. /Под редакцией заслуженногодеятеля науки проф. С.В. Юшкова. — М., 1953. — С. 1.
• [19] Тихомиров М.Н., Щепкина М.В. Два памятника Новгородской письменности.- М., 1952. - С. 13.
• [20] «Кун» — куница, мех пушного зверя, денежный знак Древней Руси, основасчета и платежа. Минимальной меховой денежной единицей на Руси считался«мордка» или «векша» или «веверица» — лоскут меха, кожи, к которому сводились все прочие денежные единицы.
• [21] «Нога» — древнерусская денежная единица, равная по весу арабскому дирхему (3,9г. серебром). В оценочных пропорциях куппую денежную систему на Руси можнопредставить следующим образом 1 гривна кун = 20 ногам = 50 кунам = 100 мордкам.
• [22] Тихомиров М.Н., Щепкина М.В. Указ. раб. — С. 14.
• [23] А.Б. Бимман отмечал, что в древнем Вавилоне (8-м веке до н.э.) и в древнейГреции (6-м в. до н.э.) банковскими операциями занимались как частные лица,так и святелеща или доховные учреждения. В этих святилищах часто скоплялись большие денежные суммы, и поэтому весьма естественно, что у лиц, распоряжавшихся этими деньгами, имелась возможность давать ссуду под разногорода имущества (под корабли, товары, драгоценности и рабы). (См. БимманА. Б. История банков. Историческое развитие банков в России и за границей сдревнейших времен до наших дней. Пг., 1917. — С. 7—8.). Такого же мненияпридерживался И.И. Кауфман, который писал: «Самый древний и знаменитыйгреческий «банк» был Дельфийский храм» (См. Кауфман И.И. История банков.Выпуск второй. История банковского дела в Великобритании и Ирландии. —СПб., 1877. — С. 7). Сказанное позволяет констатировать о существовании вРоссии аналогичных европейским тенденциям в развитии банковского дела(банковских технологий).
• [24] Акты Русского на Святом Афоне монастыре св. великомученика и целителяПантелеймонова. — Киев, 1873. — С. 207.
• [25] Церковь была построена 1127—1130 гг. в Торжке.
• [26] Никитский А. И. История экономического быта Великого Новгорода / Печатано под наблюдением члена-соревнователя А.А. Гоздаво-Голембиовского. — М.,1893. - С. 40.
• [27] Подробно о союзе «Ганза» см.: Лист Ф. Национальная система политическойэкономии / Пер. с нем.под ред. К.В. Трубникова с его вступлением. — СПб.,1891.
• [28] Никитский А.И. Указ. раб. — С. 152—154.
• [29] Никитский А. И. Указ. раб. — С. 64.
• [30] Акты, относящиеся до юридического быта Древней России / Изданы Археографической комиссией, под редакцией члена комиссии Н. Калачова. Т. 2. —СПб., 1864. - С. 4-5.
• [31] Там же. — С. 220.
• [32] А,1ексеев Ю.Г. Псковская Судная грамота и ее время. Развитие феодальныхотношений на Руси XIV — XV вв. / Под ред. Н.Е. Носова. — Л., 1980. — С. 82.
• [33] Судебники VI—XVI веков / Под общ. ред. акад. Б.Д. Грекова. — М.-Л., 1952.- С. 90.
• [34] Там же. - С. 158, 169.
• [35] Стоглав / Издание Д.Е. Кожанчикова. — СПб., 1863. — С. 233.
• [36] Дьяконов М. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси.- М.-Л., 1926. - С. 266-267.
• [37] Боровой С.Я. Кредит и банки в России (середина XVII в. — 1861 г.). — М.,1958. - С. 15.
• [38] Акты, относящиеся до юридического быта Древней России / Изданы Археографической комиссией, под редакцией члена комиссии Н. Калачова. Т. 2. —СПб., 1864. - С. 6-7.
• [39] Акты юридические или собрание форм старинного делопроизводства / Издание Археологической комиссии. — СПб.: В типографии П-го Отделения Собственной Е.И. Канцелярии, 1838. — С. 261.
• [40] Там же. — С. 262.
• [41] Акты, относящиеся до юридического быта Древней России ... Т. 2. — СПб.,1864. - С. 7-22.
• [42] Акты, относящиеся до юридического быта Древней России ... Т. 1. — СПб.,1857. - С. 643-727.
• [43] Памятники Русского Права. Выпуск шестой. / Под редакцией доктора юридических наук К.А. Софроненко. — М., 1957. — С. 138.
• [44] Акты, относящиеся до юридического быта Древней России ... Т. 1. — СПб.,1857. - С. 603-606.
• [45] Полное Собрание законов Российской Империи с 1648 года. Т. VIII . — СПб.,1830. № 5463 (далее - ПСЗ).
• [46] Трушин Ю. Указ. раб. — С. 31.
• [47] ПСЗ. Т. VIII. № 5463.
• [48] Толстой Дж.А. История финансовых учреждений России. — СПб., 1848. —С. 233.
• [49] ПСЗ. Т. X. № 6300.
• [50] Воронцов Михаил Семенович (1782—1856), светлейший князь (1852), государственный деятель, генерал-фельдмаршал (1856), почётный член ПетербургскойАкадемии наук (1826). В 1823—44 новороссийский и бессарабский генерал-губернатор. Способствовал хозяйственному развитию края, строительству Одессы и других городов. В 1844—54 наместник на Кавказе.
• [51] Андрюшин С.А. Особенности эволюции банковской системы России: Дис. ...канд. юрид. наук. — М., 1997. — С. 112.
• [52] Там же. № 6636.