Суд и процесс

Подобно римскому праву процессуальные положения занимают в Эклоге значительное место. Согласно Прологу совершенствование суда и судебной процедуры являлось одной из целей принятия документа. Вместе с тем в Эклоге отсутствует специальный раздел, посвященный организации суда и судебному процессу: процессуальные нормы разбросаны по тексту. Наибольшее количество процессуальных норм содержится в титулах XIV «О свидетелях, достойных доверия, и о неприемлемых» и XV «О мировых сделках (утвержденных и отмененных)».

Об организации судебной системы Византии VIII в. в Эклоге содержится довольно мало сведений. Лишь в Прологе упоминаются судебные чиновники — «славнейший квестор, антиграфевсы, все служащие судебных органов», которым отныне полагалась выплата жалованья.

Обладающий обширным аппаратом квестор являлся высшим судьей в Византии (выше него был только император). В провинциях судебными полномочиями обладали архонты, о которых упоминается в ст. 5 титула XVII, где речь идет о наказании самосуда, а также в титуле XVIII «О дележе добычи». Непосредственно в столице империи Константинополе судебные функции выполнял эпарх, также обладавший обширным аппаратом помощников. Но высшей судебной инстанцией в Византии являлся император. Об этом свидетельствует, в частности, ст. 3 титула XVII: лица, поднимающие восстание против императора, участвующие в заговоре против него или против «государства ромеев» (по-гречески «римлян»), как называлась в то время Византия, подлежали суду самого императора.

Идея совершенствования судопроизводства в Византии, в том числе и за счет назначения жалованья судебным чиновникам, была обусловлена широким распространением в этот период практики уплаты судящимися сторонами своеобразных взносов в пользу суда. Эти деньги не шли в казну, а распределялись между судьями и вспомогательным судебным персоналом, причем размер указанных взносов нигде не был четко определен. Как правило, он определялся существующим правовым обычаем или лично судьей^[1]. Таким образом, вводя жалованье судьям и судебному персоналу, византийский законодатель преследовал цель прекращения подобных поборов, которые представляли собой завуалированную форму взятки судебным чиновникам.

В Эклоге отражена трансформация характерного для постклассического римского права экстраординарного процесса в характерный для Византии либеллярный судебный процесс.

Свое название этот вид процесса получил от существования своеобразных «формуляров», в которые облекались не только само судебное решение (sententia), но и заявление истца (libellus conventions), а также возражение ответчика (libellus contradictions). Не случайно поэтому большая роль в этом процессе принадлежала судебному персоналу — номикам, табуляриям и др., которые занимались составлением подобных «формуляров» и другой судебной документации^[2].

Одним из видов доказательств по Эклоге являлись свидетельские показания. Как в постклассическом римском, так и в византийском праве явка в качестве свидетеля являлась обязательной и могла быть осуществлена в принудительном порядке. В качестве свидетелей могли выступать как свободные, так и рабы, но только не против своих господ (титул XIV, ст. 2, 5). Как отмечалось ранее, показаниям богатых и знатных свидетелей отдавалось предпочтение. Далеко живущие свидетели могли передавать свои показания через определенных представителей — посланных приказных (титул XIV, ст. 8). Свидетели не должны были свидетельствовать понаслышке: подобные показания не принимались, даже если в качестве свидетеля выступал член суда — табулярий (титул XIV, ст. 11). Для подтверждения достоверности своих показаний по конкретному делу свидетели обязаны были приносить клятву (титул XIV, ст. 7). В Эклоге действовало правило «один свидетель — не свидетель»: согласно ст. 16 титула XIV «единственное свидетельство должно быть отвергнуто, даже если его дает булевт» (член городского совета).

В качестве доказательств могли выступать и различные письменные документы, например долговые расписки. Если кто-либо пытался отрицать собственноручно составленный им документ, то он присуждался к уплате двойной суммы (титул XIV, ст. 15).

Титул XV регулирует заключение мировых сделок (примирение сторон в ходе судебного разбирательства). Согласно ст. 1 мировая сделка должна была совершаться в письменной форме с подписью трех свидетелей. По общему правилу лицо, заключающее подобную сделку, должно было быть полностью совершеннолетним, т. е. достигнуть 25- летнего возраста. Однако заключить мировое соглашение могло и несовершеннолетнее лицо. По достижении 25 лет данное лицо могло его оспорить, если доказывало, что согласно этому соглашению в силу своей незрелости оно несправедливо потерпело ущерб (титул XV, ст. 2).

Не имела юридических последствий и подлежала аннулированию мировая сделка, совершенная «с пороком воли» («из-за страха перед насилием или с помощью обмана») (титул XV, ст. 3).

Существовала возможность обжалования судебного решения в вышестоящую инстанцию, о чем свидетельствует ст. 10 титула XIV Эклоги.

* * *

Как уже отмечалось, Эклога представляет собой довольно фрагментарный документ: целый ряд вопросов не получил в ней правового регулирования. Так, Эклога вообще не касалась аграрных отношений, статуса крестьян и ремесленников и др. При отсутствии других официальных источников, очевидно, эти вопросы продолжали регулироваться нормами Свода законов Юстиниана. Тем не менее сложность применения постклассического римского права византийскими судьями стала причиной создания различных приложений к Эклоге.

В середине VIII в. был составлен документ, который так и назывался — «Приложение к Эклоге» (Appendix Eclogae), состоявшее из 100 правовых норм, образующих примерно 14 тематических групп. Большая часть норм данного сборника относилась к уголовному праву и была связана главным образом с преступлениями против личности и против церкви. По мнению исследователей, данное Приложение было создано не как единое произведение одного автора, но складывалось постепенно в результате работы юристов с различными источниками, восходящими к законодательству Юстиниана^[3].

Приложениями к Эклоге являются также знаменитые Земледельческий, Воинский, Морской и Моисеев законы.

Наибольшее значение среди указанных сборников получил Земледельческий закон (Nomos georgikos)^[4]. Ряд ученых (Г. Вернадский и

Г. Острогорский) относят его создание к VII в., известный российский историк-византинист Е. Э. Липшиц датирует его второй половиной VIII в. До конца не известно, был ли данный документ создан византийским законодателем или является произведением частного лица, представляя собой запись «обычного права новых этнографических элементов, которые вошли в империю в VI—VII вв.»^[5]. Большинство историков склоняются к последнему.

Примечательно, что в Земледельческом законе нет никаких указаний на распространенный в поздней Римской империи колонат, зато в нем отражено нечто новое: крестьянская община^[6]. Соединив в себе нормы постклассического римского права с нормами обычного права греков и славян, он регулировал отношения в крестьянской обшине, отразил наиболее типичные конфликтные ситуации, возникавшие в аграрной сфере, обычные правонарушения в сфере поземельных отношений (кражу плодов, потраву поля и др.).

Состоящий из 41 статьи Воинский закон (Nomos stratiotikos) устанавливает наказания за воинские преступления (деяния стратиотов)^[7]. Он представляет собой переведенную на греческий язык выборку из соответствующих мест Дигест и Кодекса Юстиниана. По мнению византиниста А. А. Васильева, суровость санкций Воинского закона (если считать правильной точку зрения ученых, которые относят его создание ко времени правления в Византии исаврийской династии) «может служить показателем той строгой военной дисциплины, которую ввел в войске Лев III... отчасти благодаря которой он смог с честью выйти из тяжелых условий, создавшихся в империи в момент вступления его на престол»^[8].

Морской закон (Nomos nautikos), иногда называющийся «Родосским» или «Псевдородосским» морским правом, представляет собой устав торгового мореплавания^[9]. Очевидно, он был составлен между

600 и 800 г. частными лицами^[10]. Этот документ содержит как частноправовую, так и публично-правовую материю. Он регулировал договоры займа, товарищества в сфере морской торговли, проступки членов команды, а также один из важнейших вопросов торгового мореплавания — вопрос об аварии, а именно распределении убытков между хозяином груза и перевозчиком, вызванных потерей или повреждением груза вследствие шторма, нападения пиратов и др.

Моисеев закон (Nomos Mosaikos) также не является законом в полном смысле этого слова: в нем содержатся выдержки из Пятикнижия Моисея (Ветхий Завет), связанные с морально-религиозными предписаниями и нормами социального поведения, включая знаменитый Декалог (10 заповедей). Содержащиеся в Моисеевом законе изречения объединены в 50 «глав» — тематических разделов. Несмотря на свою сугубо религиозную направленность, данный документ тем не менее имел юридическую силу и активно использовался при создании более поздних правовых памятников Византии, в частности Эклоги, измененной по Прохирону.

По словам современного отечественного византиниста И. П. Медведева, «взаимно дополняя друг друга... Эклога, Приложение к Эклоге, законы Земледельческий, Морской, Военный и Моисеев образуют некий единый и своеобразный корпус светского права, которое действовало на протяжении VIII—IX вв., вплоть до появления Македонского законодательства [законодательства императоров Македонской династии. — О. Л.], будучи более или менее компактно представленным и в рукописной традиции»^[11]. Надо, однако, иметь в виду, что единство этого «корпуса» было весьма относительным: слишком уж разными по содержанию и по уровню юридической техники были входящие в него «законы».

• [1] См.: Zachariae von LingenthalК. Е. Op. cit. S. 353.
• [2] Об этом см.: Липшиц Е. Э. Право и суд в Византии в IV—VIII вв. Л., 1976; Она же.Законодательство и юриспруденция в Византии в IX—XI вв. Л., 1981.
• [3] См.: Медведев И. П. Указ. соч. С. 145.
• [4] См.: Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран / отв. ред.Н. Л. Крашенинникова. Т. 1. С. 371—377.
• [5] Успенский Ф. И. Указ. соч. С. 594.
• [6] Вопрос о существовании крестьянской общины также является дискуссионным.Некоторые известные отечественные и зарубежные византинисты (К. Э. Цахариэ фонЛингенталь, В. Н. Златарский и др.) объясняют это сильным влиянием обычного праваславян, довольно широко расселившихся на Балканском полуострове в VII—VIII вв.Другие же исследователи, в частности А. А. Васильев, отрицают теорию славянскоговлияния и доказывают существование свободного крестьянского землевладения и общинной земельной собственности на территории Римской империи с очень древнихвремен. См.: Васильев А. А. Указ. соч. С. 329—332.
• [7] См.: Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран / отв. ред.Н. А. Крашенинникова. Т. 1. С. 377—382.
• [8] Васильев А. А. Указ. соч. С. 335.
• [9] См.: Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран / отв. ред.Я. А. Крашенинникова. Т. 1. С. 382—388.
• [10] Время создания и содержание данного памятника права также являются предметом научной дискуссии. По мнению некоторых исследователей (в частности, К. Э. Ца-хариэ фон Лингенталя), этот закон представлял собой выдержки из Дигест Юстиниана(D. 14.2), которые, в свою очередь, воспроизводят греческий (принятый на о. Родос)«закон о выброшенном в море» («закон об авариях») (lex Rhodia de iactu). Другие ученыеотвергают эту непосредственную связь Морского закона с Дигестами, рассматривая егов качестве сборника, вобравшего в себя обычаи морской торговли различных эпох. См.:Васильев А. А. Указ. соч. С. 334.
• [11] Медведев И. П. Указ. соч. С. 152.