Точка отсчета политического плюрализма в женском движении
С 1991 г. женщины стали атаковать привилегии мужчин. Вспоминаю сентябрь 1993 г. Немецкий город Мюль- хайм-на-Руре, Первый Российско-германский женский симпозиум на тему «Ответственность женщин в политике». Как социолог я вынесла для себя из дискуссий несколько уроков, представляющих интерес для российской действительности.
Урокпервый: наряду с мужчинами женщины должны нести ответственность за состояние общества и его развитие. Это не пустые слова. В политике немецкие женщины добились серьезных успехов. Они не только имеют свое постоянное представительство во всех властных структурах, но и систематически, настойчиво его расширяют. В бундестаге последнего созыва число депутатов возросло по сравнению с предшествующим составом более чем вдвое: с 31 до 65. Поставлена цель увеличить число женщин в федеральном парламенте с 20 до 30 %. Мои немецкие собеседницы считают, что для этого необходимо воспитывать в женщинах чувство ответственности за свое политическое поведение.
Урок второй: большинство женщин в Германии — противницы создания самостоятельных женских партий. Вместе с тем между двумя последними по счету избирательными кампаниями по выборам в бундестаг число горожанок в социал-демократической партии Германии увеличилось с 16 до 29 %, в Христианско-демократическом союзе — с 9 до 15 %. Особенно многочисленна женская прослойка в партии «зеленых».
Эти цифры нуждаются в пояснении. Стратегическая цель женского актива в Германии состоит в том, чтобы через участие в партиях вовлекать женщин в политику. «Атакуем привилегии мужчин, и им это очень не нравится», — заявила бургомистр Мюльхайма Элеонора Гюлленштерн. Женщины атакуют мужчин, добиваясь включения своих кандидаток в партийные списки, и, энергично используя все доступные пропагандистские средства, продвигают женщин в представительные органы власти.
Партии выдвигают кандидатуры женщин после того, как они были одобрены «женскими секциями». Затем партийное руководство финансирует избирательные кампании своих кандидаток, «обеспечивает» им прессу и другие формы массовой поддержки. В каждом отдельном случае активистки вовлекают в выборную кампанию женское население всего избирательного округа.
В Германии в период подготовки и проведения выборов женская солидарность создает наилучший психологический фон для кандидаток. Как правило, женщины рекламируют своих выдвиженок настойчивее, искуснее, тоньше, учитывая психологию избирателей, чем мужчины своих кандидатов. Нам, россиянкам, необходимо научиться действовать столь же умело и эффективно.
Огромным влиянием среди немецких женщин пользуются профсоюзы. Женский профсоюзный актив многочисленный. Профсоюзные активистки приобретают навыки организованности, инициативы, ответственности и солидарности, правовой защиты.
Уроктретий:вГ ермании в некоторых партиях и движениях, в неправительственных организациях по примеру социал-демократов существуют квоты (до 40 %) замещения женщинами различных руководящих постов. Используя привычные для нас категории, отмечу: подготовленных «женских кадров» и в Германии не хватает. Квоты, утвердившиеся всего несколько лет назад как инструмент политического действия, а не самоцель, женщины пока заполняют в среднем на 25—27 %.
Возможна ли квотная система у нас? Несомненно. Впрочем, в форме партийного «списочного» подбора женщин-руководите- лей она существовала в Советском Союзе. Предвижу негодующую реплику: «Но ведь такой метод антидемократичен!» Возможно, хотя по части антидемократии как в большой, так и в малой политике мы непревзойденные мастера. И все же «разнарядка» открывала женщинам достаточно широкую дорогу в политическую жизнь, дорогу, о которой россиянки сейчас могут только мечтать.
Урок четвертый: немецкие коллеги выдвинули интересную формулу: создать в семье новое партнерство, которое позволило бы женщине сочетать ее бытовые и материнские, профессиональные и политические обязанности, не превращаясь при этом в «рабу семейного очага». Конечно, в Германии избежать женского «домашнего рабства» значительно легче, чем в перестроечной России, учитывая несравнимый с нашим уровень жизни населения. И все-таки женщинам России надо не только думать о новых формах семейного партнерства с мужчинами, но и активно его добиваться.
Что касается официальных призывов к возврату женщины в семью, то немецкие коллеги относятся к ним резко отрицательно. Они говорили: «Не делайте ошибок. Этот вопрос должно решать не государство, а сами женщины. Не отнимайте у них свободы выбора».
Урок пятый: «Некоторые женщины так хорошо усвоили мужские взгляды, что их трудно отличить от мужчин». Это слова Ульрике Флях, активистки Мюльхаймского отделения Свободной демократической партии. Немецкие участницы дискуссии высказали даже критические замечания в адрес Маргарет Тэтчер за ее неженскую политику, приведшую в Великобритании к упразднению различных льгот женщине и семье.
Подводя итоги встреч в Германии, я спрашивала себя: «А каковы все-таки характерные черты облика немецкой женщины?» Это психологическая раскованность и экономическая независимость, свободная инициатива, деловая активность, политическая мобильность, способность к быстрому объединению женского населения во имя общих целей.
Именно этих качеств россиянкам не хватает. И это не наша вина, а наша беда, объясняемая, как мне кажется, отсутствием в России опыта (многовекового на Западе) демократического развития.
С детства входила в нашу плоть и кровь формула: «В единении сила». Сейчас модно ее высмеивать как устаревшую. Но мода подобна женской красоте — она быстро проходит. А вот потребность в единстве государства, в единстве общества, в единстве действий различных социальных общностей остается.
Однако единого женского движения в перестроечной России не существовало. Россиянки были деполитизированы и разобщены. Женщина по своей природе, психологии, поведению — индивидуалистка: «Мой дом, мой муж, моя семья, мои дети...» Я разделяю женские чувства, но не могу не признать, что они отгораживают жену, мать, домохозяйку от внешнего мира. Одними духовными факторами индивидуализм женщин, их отчуждение от политики не объяснить. Добавим женскую всетерпимость и женский конформизм в разных его формах — от бытового до политического. Вместе с тем женской политической активности в России препятствовали социально-бытовые невзгоды, безработица. И, наконец, россиянки не обладали опытом демократического развития, который мог бы сплотить их в единую избирательную силу.
И все же впервые после выборов в Учредительное собрание в 1917 г., когда в избирательной борьбе в Петрограде участвовали (правда, без особого успеха) «Лига равноправия женщин» и «Женский союз помощи России», в октябре 1993 г. был сделан крупный шаг вперед: создано политическое движение «Женщины России». Оно объединило Ассоциацию женщин-предпринимателей, Союз женщин России, Союз женщин Военно-Морского Флота. Цель блока — выдвижение кандидаток в Государственную Думу и их продвижение на выборах.
В выборном марафоне появилась новая «бегунья», первая (одновременно с объединением «Кедр») сумевшая собрать 100 тыс. необходимых подписей. Женский блок бросил вызов таким опасным соперникам, как избирательное объединение «Выбор России», Демократическая партия России, Партия российского единства и согласия, Гражданский союз, Коммунистическая партия Российской Федерации и др. Ставка нового женского движения была велика: утвердить новый политический статус женщин, добиться их реальной ответственности за внутреннюю и внешнюю политику России; подготовить и провести через парламент необходимые женскому населению законы.
Задачи архисложные. Осуществить их без достаточно влиятельного женского представительства в Федеральном Собрании трудно. Но и добиться избрания своих кандидаток нелегко. Надо было завоевать на их сторону избирательниц, многие из которых не убеждены, что депутат-мужчина для женского населения страны хуже, чем депутат-женщина.
Особенно напряженные усилия потребовались на селе. Женщины здесь жизнью наученные, цену бесконечным популистским обещаниям познавшие и на новые посулы не согласные. А ведь именно на селе таятся главные социальные ресурсы женских избирательных блоков. Смогут они объяснить свою программу, убедить в ее жизнеспособности — выиграют выборы, не смогут — проиграют.
Женщины могут быть избраны в парламент по спискам политических партий, движений, блоков. Но, судя по мониторинговым (регулярно повторяемым по определенным вопросам) опросам общественного мнения, большинству респонденток (52 %) ни одна партия не пришлась по душе. По данным исследований ГАЛСИ, состояли в различных партиях, политических движениях не более 2—3 % россиянок.
Возможен был, конечно, избирательный союз женских объединений с «мужскими» партиями, их сотрудничество. Но оно таило в себе жало конкуренции, особенно в связи с тем, что женские фамилии — редкое явление в партийных списках постперестроечной России. К тому же многопартийность все еще находилась у нас на безмерно затянувшейся стадии становления. Большинство партий были малочисленные, не имевшие устойчивой социальной опоры. Им было не до квот на занятие женщинами руководящих постов в партийном аппарате, на предоставление им определенного числа мест в избирательных списках партий. В таких условиях зарубежный опыт выдвижения и поддержки женщин-лидеров, о котором уже говорилось, и в их числе парламентариев, для нас словно яркий огонек, мерцающий далеко впереди.
Такая постановка вопроса воспринималась общественным мнением как настораживающая, тревожная. Думается, в любом без исключения обществе неизбежны противоречия или по крайней мере различия интересов, взглядов, мнений. Наша собственная история свидетельствует о том, что морально-политическое единство народа — это не более чем пропагандистская формула, весьма далекая от реальной жизни.
В России женский электорат не был единым в своих политических симпатиях и отражал усиливающуюся социальную дифференциацию в обществе. Процесс социального размежевания женщин фактически набирал темпы в условиях хронического социально-экономического кризиса, выход из которого если и был виден, то, возможно, только наиболее прозорливым государственным деятелям. А пока, по самооценкам опрошенных горожанок, 1,6 % из них считали себя высокооплачиваемыми и 1,4% — богатыми.
И, естественно, электоральное поведение женщин не могло быть однотипным (или одномерным) в своем политическом выборе. Для политиков всех без исключения цветов и оттенков многочисленность — привлекательная черта женского электората в России. Но женщин нелегко привлечь на свою сторону. Один из упорно повторяющихся результатов социологических опросов состоял в том, что интерес женщин к политике в постперестроечный период резко ослаб. Не осталось и следа от сладкой эйфории тех лет, когда женщины верили в быстрое пришествие царства свободы, демократии, реального равноправия с мужчинами, материального благополучия.
Надежда на то, что в каждом городе и районе России в результате экономических реформ появятся, как в Париже, свои сверкающие богатством Елисейские Поля, развеялась. Исследования показывали, что ожидали улучшения жизни всего 17 % опрошенных горожан и селян, а боялись ухудшения 64 и 51 % соответственно. В деревне больше, чем в городе, жителей волновал рост цен и угроза безработицы (горожане — 1 %, селяне — 35 %). Почти 88 % опрошенных россиянок (по данным ВЦИОМ) не были удовлетворены своей заработной платой. Но уходить с рабочего места практически некуда, и поэтому 72 % респонденток не собирались менять место работы.
Материальные трудности особенно остро ощущала семья, прежде всего жены, матери, домохозяйки. Чем тяжелее живется женщине, тем меньше интереса проявляет она к политике, к избирательным кампаниям. Можно выделить несколько возможных моделей электорального поведения женщин.
Модель первая — аполитично-конформистская. Ее придерживались женщины, которые, как правило, не интересовались программами политических партий, прогнозами политологов и социологов, не вникали в словесные дуэли государственных и политических деятелей. Сторонниц первой модели не привлекала политика, 85—87 % опрошенных горожанок не желали вступать ни в какую партию. Более того, они осуждали конфронтацию партий и идей, любой ценой хотели порядка и стабильности. Эта часть женского электората в своей массе поддерживала президента и президентский режим в России.
В группе представлены избирательницы разных возрастных и профессиональных категорий. Ядро женской электоральной поддержки президента и олицетворяющих его курс партий и блоков сконцентрировано в двух столичных центрах и крупных промышленных городах. Главный ориентир индивидуального выбора в избирательных кабинах — личность кандидата-лидера. Тем более что платформы многих пропрезидентских объединений схожи и разбираться в их различиях женщины не хотели и не могли. Все определяли личные симпатии или антипатии к тому или иному возглавляющему список кандидату.
Модель вторая — политически ориентированная. Это единственный признак, объединяющий многоликую, разношерстную, противоречивую по своим политическим ориентациям группу россиянок. Среди них — избирательницы, придерживавшиеся социалистического выбора, либо отдававшие предпочтение капиталистическому пути развития России, либо выступавшие за ее самобытность, неповторимость, придерживавшиеся нацио- нал-патриотических позиций. Женщины, относившиеся ко второй модели электорального поведения, «разбрелись» по близким им по взглядам выборным блокам, руководствуясь при этом политическими мотивами. Среди этой части женского избирательного корпуса преобладали две возрастные группы. С одной стороны, женщины в возрасте от 30 до 40 лет, с другой — послепенсион- ного возраста. Причем многие (как и в первой модели) не поддерживали саму идею избрания женщин в парламент, вообще не доверяли женщинам у власти. Как показали наши опросы, непримиримые позиции по отношению к самой возможности женской кандидатуры, например, на посту президента, занимало в
России не мужское, а женское общественное мнение, особенно в возрастной группе за 50 лет.
Модельтретья — индифферентного поведения. Ее придерживались избирательницы, не ориентировавшиеся в политической жизни, плывшие по воле волн жизненной стихии. Эта достаточно многочисленная часть женского электората (по моим подсчетам, до 25—30 % избирательниц-горожанок) ко времени голосования вынуждена была определиться. Она уже не могла, как, например, в ходе опроса общественного мнения, спрятаться за формулами «затрудняюсь ответить», или «сомневаюсь», или «не знаю». И избирательница, далекая от политики, нередко отдавала свой голос тому, кого ей порекомендовал муж, соседка или даже «своя» парикмахерша.
В силу политической индифферентности эта часть женского электората представляла собой резерв для всех избирательных блоков независимо от их политических ориентаций. Для завоевания женских голосов партии, движения, блоки использовали различные средства — от уговоров до материального поощрения.
Модель четвертая — абсентеистская (отлат. absentis — отсутствующий). Ее придерживались женщины, уклонявшиеся от голосования. Женский абсентеизм — массовое явление в России в постперестроечный период. Согласно нашей рабочей гипотезе, основанной на косвенных социологических данных, в ходе апрельского референдума 1993 г. до 20 млн женщин не пришли к избирательным урнам. В основе такого поведения лежит одна из черт женского характера — фатализм, обрекающий на пассивность и бездействие.
После трагических событий октября 1993 г. среди россиянок широко распространенным социально-психологическим состоянием стали страх, разочарование, неверие ни в кого и ни во что. В итоге абсентеистская модель электорального поведения привлекала все новых и новых сторонниц.
Женщины в России в основном были объединены не в политические партии и движения, а в предпринимательские, благотворительные, культурно-образовательные, просветительские, профессиональные, религиозные союзы и ассоциации. Именно они и могли стать союзниками женских избирательных блоков. Правда, объединить женщин — сложнейшая для политика задача, решить которую удается немногим и, как правило, с большим трудом.