РОССИЯ В ОППОЗИЦИИ ЦИВИЛИЗАЦИЙ ВОСТОКА И ЗАПАДА
Посмотрим первоначально, какое место занимала Россия в оппозиции цивилизаций Востока и Запада.
Традиционное противопоставление Запада и Востока выражалось, как правило, противопоставлением категорий «развития» и «консервации». В действительности же не существует «застывших» цивилизаций — это противоречит самим законам жизни, сочетающим действие принципов изменчивости и охранительства. Цивилизационогенез без развития невозможен. Не развиваясь, ни одна цивилизация не могла бы состояться.
Другое дело, что развитие на Востоке мыслилось иначе, чем на Западе. Развиваться для Востока означало преобразовать прежде всего себя. Это понимание формулировалось в рамках философии преображения. Она была значительно представлена, в частности, в православном богословии. Считалось, что индийские дваждыро- жденные перерождаются духовно заново. Духовно преображенным совершенным человеком определялся бодхисатва. Индикативно в этом плане различие западной и восточной медицины. Медицина на Востоке, как известно, требовалась для исцеления психического перерождения, прохождения стадии катарсиса.
На Западе идея преображения отсутствовала. Человек определялся как индивид, нечто внутренне неделимое. Греческим эквивалентом термина «индивид» являлось слово «атом». Развитие в данном случае уже не было преображением человека, а изменением под него внешнего мира. Человек остается тем, кто он есть, — индивидуумом, меняется же его средовое окружение. Отсюда — ур- гийный характер западной цивилизации. Отсюда же — императив господства над внешним миром (господство над природой, господство над другими народами).
Здесь обнаруживаются различия генезисных оснований русского мессианизма с доминантной идеей спасения мира и западного планетарного проекта — мирового господства. В одном случае мир надо спасать, в другом — подчинить. России удалось придать идее преображения человека характер общественного проекта. На традиционном Востоке духовное совершенствование соотносилось прежде всего с путем отшельника. Этот путь подразумевал уход от мира. Отшельник не нес проекции социальной сборки. Если на Западе мир преобразуется под непреобразуемого человека, то на Востоке преобразуется человек, а мир остается в прежнем состоянии неведения.
Иное дело в России. Еще в XIV веке был создан новый — обращенный в мир — тип монашеского общежительства. «Вся Россия наш монастырь», — говорил Николай Гоголь. Российский путь состоял в социализации идеи духовного преображения. Преображалось все человечество, а не отдельный бежавший из мира отшельник. Главное российское привнесение состояло в идее коллективного спасения. Этим Россия принципиально отличалась не только от Запада, но и от Востока. И это давало ей принципиальные преимущества. Запад, сталкиваясь в прямом противостоянии с Востоком, начиная с XVI века, неизменно побеждал. Однако, столкнувшись с российской альтернативой, западный проект впервые дал сбой. Модель достижения цели через включение внутренних духовных ресурсов (цивилизационный ресурс) и объединения людей на основе идеи преображения человека проявляла себя в ситуациях прямого противоборства с западной моделью как более успешная. Со временем «русскую модель» взяли на вооружение и используют по сей день некоторые из стран Востока (рис. 5.1).
Многие мыслители, как в России, так и за рубежом, пытались определить содержание «русской идеи». Предпринимались попытки выявить ее константное смыслообразующее ядро. Чаще всего это был не научный анализ, а результат некого метафизического постижения. Тем не менее широкий массив такого рода реф- лекторики достоин сам стать предметом исследования. Вопрос в данном случае заключался, во-первых, в выявлении степени общности взглядов различных мыслителей на содержание русской идеи и, во-вторых, в установлении совпадающих в предложенных ими характеристиках ее доминантных черт.
Проведенный анализ оценок свидетельствует, что сложилось достаточно устойчивое представление о том, в чем состоит миссия России в мире и российская цивилизационная специфика.
Традиционно подчеркивается особая приверженность русских к коллективизму, выражаемая в категориях «общинности», «соборности», «коммунизма», «коммунитаризма», «солидаризма» и др. Наличие коллективистского ориентира предполагало в свою очередь представление о равенстве людей. Если люди не равны, то никакая общинность была бы невозможна. Идеал коллективизма экстраполировался и вовне. Будучи категориально универсализирован, он выражался в модели всеединого человечества. Отсюда совершенно особый интеграционный тип российского империострои- тельства, оппонирующий типу западных, основанных на отношениях господство — подчинение, колониальных империй.
Рис. 5.1. Цивилизационное различие моделей развития
Наряду с коллективизмом (общинностью) другая, традиционно указываемая базовая компонента «русской идеи» — мессианизм. Определяющее значение для позиционирования России в мире имел императив спасения человечества. И здесь «русская идея» вновь вступала в оппонирование с «западным проектом». Человечество нуждается в спасении от распространяющегося в мире зла — фундаментальная российская постановка проблемы миростроительства. Вместо устремления к господству над миром мессианский пафос России выражался даже в идее Великой жертвы собой ради спасения мира.
Помимо коллективизма и мессианства указывались в разных версиях и иные парадигмальные составляющие «русской идеи», но эти два компонента являлись конвенциональными. По этим параметрам можно было бы зафиксировать некий «договор» гуманитаристики в отношении России. От этого общего договорного основания можно выстраивать далее все надстоящее над ним здание «россиеведения». И здесь, зафиксировав наличие данного фундамента, мы выходим на вопрос об особой роли России в отношении к проблеме превосходства в ее общечеловеческом осмыслении.
Если в дихотомии коллективизм — индивидуализм выбор делается в пользу коллективизма, то люди антропологически равны, и превосходство одних индивидуумов над другими есть аномалия. Если в оппозиции категорий мессианизм — господство выбирается императив спасения человечества, а не его подчинения, то и проекция отношений раб — господин оказывается лишена смысла (рис. 5.2).
